– Я бы этому вашему советнику яйца… – осознав, что и кому хотела сказать, исправилась, – яйца бы одни на завтрак подавала! Детям приходится есть суп из лебеды, салат из крапивы, питаться почками деревьев и дикой редькой! Матушка настоятельница говорила, что у них в животике скапливаются газы из-за гниющей зелени и от этого они в итоге умирают. А не от ворованной пищи, как выражаются ваши зажравшиеся прислужники! Сорок булок хлеба приведут к тому же исходу! Молоко стоит девять медяков, рыбьи или куриные обрези – по десять. А кроме еды нужна одежда, медикаменты, мыло, хозяйственные средства… пять золотых – это издевательство, ваше высочество. И не остается ничего иного, кроме как воровать. Амбары графа Иктиона завалены едой. Она гниет. Ее растаскивают крысы в то время как дети в приюте умирают от голода. Я не говорю о себе, не жалуюсь. Привыкла, что на рынке можно добыть гнилых яблок и почти свежей куриной обрези, но дети… и это – ваша вина!

– Моя?

– А чья же? Вы устанавливаете все эти законы, которые заставляют людей умирать с голоду и воровать. И, знаете что? Не хочу я этих ваших сононасов и репсиков. Мне все это не надо. В то время, как мои друзья умирают с голоду, я не могу здесь предаваться радостям жизни. Я хочу уйти. Сейчас!

– Хорошо. Моя стража вас проводит, – задумчиво произнес принц, провожая меня взглядом.

На выходе остановилась и обернулась:

– Знаете, почему говорят, что у бедняков говно не пахнет?

Глаза принца округлились.

– Подумайте об этом на досуге. Может, появятся умные мысли на этот счет. Всего вам хорошего, с вашими репсиками и манками, – я кивнула в сторону фруктов, сглотнув слюну. Да, есть хотелось жутко, но гордость и самоуважение куда важнее набитого желудка.

Внутри все кипело от негодования. Идиот! Делает вид, будто ему все это неизвестно. Будто люди виноваты в том, какие в стране законы, налоги и цены на продукты!

– Да как можно этого не знать? Не на другой же планете он живет, выезжает из дворца, видит все. Что, раз лосины нацепил, так и мужиком быть перестал? – бурчала я себе под нос, пока стража меня куда-то вела. Точнее сказать – конвоировала. Меня обступили с четырех сторон, чтобы, упаси богиня, я чего не сломала или кому не нагрубила. Сдается мне, кто-то подсуетился на этот счет. Уж не адаптант ли Миргас?

– Я весь такой таинственный, молчаливый и обаятельный, от меня исходят волны уверенности и силы, я терпелив. Но не настолько, чтобы терпеть в стенах дворца взбалмошную особу. Лучше втихую передам страже, чтобы следили за шаловливыми ручонками. Да я в жизни ничего не сломала! Ну, кроме этого старого канделябра, который и до меня-то неважно выглядел. Можно сказать, я спасла жизнь какой-нибудь рахитичной девице! Того гляди, свалился бы на ее светлую и нежную головушку! – оправдывалась перед самой собой.

Наконец, мой путь был завершен и передо мной открыли двери.

– Ага, боитесь, что ручку отломлю, да? – съязвила я, но каменные выражения лиц охранников даже не дрогнули. Складывалось ощущение, что мужчины вообще глуховаты. На самом деле мне стало обидно. Это же очевидно – я не вписываюсь ни в местное общество, ни в местный интерьер. Как лошадь, которую завели в прекрасную гостиную титулованной фрэйни. Это как сад принца: вокруг красивые цветочки, но коснись – и оставят волдыри и ожоги на пальцах.

Но, если я росла и воспитывалась по другим правилам, не научилась высмеивать других лишь потому, что они не такие, как я, это не значит, что местное общество лучше и может демонстрировать свое превосходство. Ничего. Я им еще всем нос утру и покажу, кто такая Долорес Савойи!

Я триумфально улыбалась собственным мыслям, стоя посреди комнаты и лишь когда приняла решение показать всем, где зимуют земноводные, осознала, где нахожусь. Стояла посреди комнаты, больше напоминающей музей: на стенах диковинные обои из мягкой блестящей ткани с золотистыми ниточными узорами, на окнах – нежная струящаяся в пол ткань, под стать обоям, мебель обита кремовым бархатом, а подлокотники явно позолоченные. Столики и тумбочки отполированы так, что в них можно смотреться вместо зеркала, что я и сделала. На столиках золоченые торшеры, фарфоровые вазы с причудливой лепниной и тугими букетами пионов. На полу – белоснежный пушистый ковер, по которому я прошлепала прямо в грязных ботинках. Опомнилась и тут же разулась. Хотя, ноги мои были не намного чище.

Мыться я не любила. Пока нагреешь воду на огне, пока натаскаешь в железных тазиках в ванну, пока залезешь – она уже остыла. Когда повысили цену на магическую энергию, монастырь перестал закупать горячую воду из центрального водопровода, которая подогревается и доставляется по трубам магией, потому матушка настоятельница любила повторять: трудности закаляют душу и характер. Не знаю, что там у нее закалялось, но лично у нас – только тело. Попробуй помойся в ледяной-то воде. Поэтому раз в месяц я бегала к своей подруге – Грендолин. Она работает горничной в доме одного богатого купца и, когда тот уезжал в столицу за покупками, вся наша компания, по одному ходила в его душевую кабину намываться. Жаль, счастье продлилось недолго. Через несколько месяцев управляющий имением заметил это благородное дело, да как заявился ко мне в душевую кабину, в чем мать родила. Мол, любишь помыться задарма, так и заплати, чем имеется. А, коли кроме тела ничего не имеется, то им и плати. И я заплатила телом. Сполна, в общем-то, но, видимо, не той частью, на которую намекал управляющий. Не знаю, будут ли у него дети, но привлекательность для женщин его отвратительная физиономия утратила на долгие месяцы.

Я рассмеялась, вспомнив растерянность мужчины после первого удара по достоинству, которое и достоинством-то назвать нельзя. Не то, что у адаптанта! Того природа не обделила!

Я сделала кружочек по богато обставленной гостиной и задумалась: к кому же меня привели и почему никто не выходит и не приходит? Стала рассматривать двери. Возможно, это комнаты других участниц? Может нам удастся подружиться? Я постучала в первую – тишина. Постучала сильнее – молчат.

– Девчонки! Я новенькая! Выходите, познакомимся! – постучала в другие двери, но и там не открыли. В последнюю стала откровенно долбиться. Ну, должен же здесь хоть кто-то быть!

За этим делом меня и застал незнакомый молодой человек:

– Фрэйни, что вы делаете?

– Хочу познакомиться с другими участницами, но они почему-то не открывают. Странные какие-то, – я пожала плечами. – Недружелюбные.

– Эта дверь ведет в туалетную комнату, – смущенно обозначил он.

Я посмотрела на белоснежную деревянную дверь, украшенную позолоченными вензелями и картинами дивных садов, а затем на присутствующего молодого человека и рассмеялась, полагая, что он так пошутил:

– Ну и шутки у вас тут при дворце.

– Никаких шуток, фрэйни. Здесь, – он открыл двери и показал мне убранство туалетной комнаты, – вы можете приводить себя в порядок. Здесь, – он открыл дверь в другую комнату, – ваша гардеробная, а здесь, за третьей дверью – ваша спальня.

Я смутилась и устыдилась собственной глупости. Опять та же проблема: не могла дернуть за ручку? Хотя матушка настоятельница всегда говорила, что входить без стука неприлично. Я, конечно, этикетов не знаю, но элементарным правилам приличия все же обучена. И они сыграли против меня же. Второе, за что уцепилось сознание:

– Прости, ты сказал – моя?

– Да. Это ваши апартаменты. Все участницы размещены в одинаковых. Они вам не подходят? Если есть какие-то пожелания, насчет дизайна интерьера, цвета обоев, текстуры тканей и прочего, я готов выслушать и передам их распорядителю отбора. Он посмотрит, можно ли что-то сделать.

– Да иди ты! – обалдела я от такого поворота событий.

– Куда? – не понял молодой человек.

– Ну, это в смысле – «уау». Офонареть! А где другие девчонки, мне не терпится подружиться! Я ведь не одна?

– Нет, разумеется, – парень смущенно улыбнулся. – Вы тринадцатая. Только вас и ждали. Остальные тут почти две недели.

– Ого, – присвистнула я, закатив глаза. – Поди, уже обжились.

Парень мне сразу понравился. Копна непослушных русых кудряшек на голове, добрые серые глаза, нос чуть картошкой, но кто из нас не без изъяна? Главное – лицо открытое и доброе. А, если есть доброта, то она и внешность делает приятной. Парнишка одет не богато, хотя, как и принц, в смешных лосинах, а на плечах ткань собрана фонариками. Я разглядела гостя внимательно и снова рассмеялась, чем немало удивила присутствующего:

– Это смех у меня такой. Не нравится?

– Необычный, – сознался он. – Леди при дворе либо не смеются, либо смеются не громче, чем «журчание ручейка», – он явно цитировал фрэйдан Амандрин, и мы на этот раз рассмеялись оба.

– А ты кто вообще будешь? Я могу сесть?

– Садитесь, фрэйни, это ваши апартаменты.

Я отряхнула штаны на заднице, чтобы не запачкать светло-кремовый диванчик и плюхнулась на него, показывая, чтобы парень сел рядом:

– Садись, в ногах правды нет.

– Извините, но слугам присаживаться в покоях господ не положено. Я всего лишь служка распорядителя отбора и принес вам информацию.

Он положил передо мной на журнальный столик стопку книг и брошюр. Поверхностно глянув на названия, я хмыкнула: «этикет», «как стать настоящей леди», «как сразить принца»… Последнее особо улыбнуло. Как-как? Хук справа и принц сражен. Наповал. Хихикнув, я снова обратилась к парню. Коли он единственный, кто обратил на меня внимание и соизволит разговаривать, решила узнать побольше. Читать я любила, но, признаться, читала плохо и медленно. В монастыре не много книг, но среди них была одна, моя самая любимая, которую я помнила почти наизусть: «Малахит». Это волшебная история про дракона, после которой я стала грезить этими удивительными созданиями. Надеюсь, принц покажет своего дракона!

– А как тебя зовут, служка?

– Если фрэйни угодно, то Венцеслав.

– А, если не угодно?

– Если не угодно, то «эй ты» или «поди сюда, кудрявый», – он отвесил мне поклон с невозмутимо серьезным видом, от чего у меня брови на лоб полезли.

– И ты позволяешь так с собой обращаться?

– Как же не позволять? Вы господа. Обращаетесь, как вздумается, а нам должно вас уважать.

– Чего-о? – протянула я недовольно. – С какого перепугу? Да, если меня кто-то не уважает, я ему в лучшем случае в лицо плюну, а, если тому не повезет, еще и в глаз дам.

– Господам это позволено, – печально вздохнул парень.

– Так, а я тут при чем? Я обычная уличная девка. Да садись ты уже, в ногах правды нет! Поболтаем, а то скукотища тут такая!

Парень замешкался, обернулся на дверь и присел на самый краешек дивана, поодаль от меня.

– Да нормально садись! – я толкнула Венцеслава, от чего тот потерял равновесие и неловко развалился на сиденье. – Ну вот, другое дело!

Мы оба улыбнулись и, сев поглубже, служка протянул:

– Удобно.

– Ага, жопкина радость! – гоготнула я. – Никогда на таких не сидела. Ну, рассказывай. Чего это меня к господам причислили и с кем из конкурсанток я могу подружиться?

– Вы, фрэйни, и все участницы теперь относитесь к членам королевской семьи, пока на вас метка богини. И обращаться с вами подобает как с господами, по статусу. А с другими участницами вы вряд ли подружитесь. Они давно здесь уже. Со мной, кроме вас, никто даже и не разговаривает. Получают от меня книги, задания, приглашения на приемы и выпроваживают вон. Еще и шлепка могут дать.

– Я б им показала, где земноводные зимуют! Только скажи, кто тебя обижает – я ему начищу шею, понял? Я серьезно! Ты теперь под моей защитой. Если служка, да ростом не вышел – это не значит, что можно обижать. Так вижу, ты парень добрый.

– Вы тоже, фрэйни, добрая. Первая, кто со мной разговаривает. А! Мне ведь велено передать, что через полтора часа вас ожидает ужин. За полчаса придут камеристки и помогут вам облачиться.

– А что со мной не так? – я посмотрела на свою одежду и почесала затылок.

Ну, да, не помешало бы постирать штаны, да отгладить. А на коленке вон снова прохудилась ткань. Потом вспомнила, где нахожусь. Неужели они и меня планируют замотать в кучу ткани? Я хоть не упаду под такой тяжестью-то? Помотав от ужаса головой, снова уставилась на парнишку.

– Расскажешь про отбор?

– Ну, а чего рассказывать? Долго вас искали, фрэйни. Думали уже, что не найдут! После прошлого отбора меткой-то не особо щеголяют.

– А что не так с прошлым было?