– Да во имя Богини, ничего она не предпочитает! Она просто ранена, и нужно найти способ ее вылечить! – Грегордиан принялся расхаживать по гостиной, будто ища выхода, чуть припадая на правую ногу, которую один из ногглов почти оторвал ему.

– А ранена она, потому что… – продолжил свое давление Алево, игнорируя вновь поднявшее голову беспокойство от столь небывало медленной регенерации архонта.

– Ты что, ожидаешь от меня слез раскаяния? – вернулся к циничному тону Грегордиан.

– Нет. Я пытаюсь лишь заставить тебя увидеть элементарные вещи. А для этого нужно, чтобы ты просто ответил на вопросы. Не мне. Самому себе. Ты убил тех хийсов в Фир Болге, застав в ее комнате, потому что…

– Это не важно! – огрызнулся деспот.

– Пусть так. Тогда по какой причине ты потащил Эдну за собой?

– Потому что захотел! – последовал еще более раздраженный ответ.

– А сидишь тут сейчас в темноте и бросаешься на всех беспокоящих тоже потому, что этого сам хочешь? – позволил себе едва заметную ироничность Алево.

Грегордиан остановился перед ним и пристально осмотрел, будто выискивал в старом друге и помощнике нечто совершенно новое.

– Чего ты пытаешься добиться, изображая тут психиатра из дешевых фильмов мира Младших, друг мой? – рот его насмешливо кривился, но глаза светились предупреждением.

– Признания наличия проблемы, Грегордиан! – не внял визуальной угрозе блондин. – У тебя есть чувства к этой женщине!

Помолчав с минуту, деспот не спеша уселся обратно в кресло и закинул длинные мускулистые ноги на столик из черного металла рядом.

– Хорошо, доктор, – желчно произнес он. – У меня есть чувства к этой женщине. Что будем с этим делать? Какие посоветуете методы лечения?

– От чувств, пациент, весьма помогает полное ими насыщение, – нисколько не смутившись, поддержал его игру Алево. – Но в нашем случае это представляется затруднительным, ибо объект вашего внимания на данный момент весьма… хм-м… безэмоциональна. Но раз ты уже признал сам факт проблемы, то и согласишься приложить усилия по ее решению.

– Да неужели? – уже откровенно ехидно скривился Грегордиан. – А сейчас я, выходит, их не прилагаю?

– Прилагаешь. Шарахаешь ее раз за разом искрой силы, пытаясь заставить насильно ее принять. А тут нужно не насилие и давление, а соблазнение.

– Соблазнение? – брови деспота взлетели в полнейшем изумлении. – Это уже просто смешно! Мне соблазнять женщину, тело которой принадлежит мне полностью и внутри, и снаружи? Или мне трахать ее бесчувственную до тех пор, пока она в себя не придет?

– Я имел в виду не тело и не секс. Пока не секс! – поправил себя Алево, подстегиваемый зарождением бури возмущения и отрицания в глазах Грегордиана. – Ты должен соблазнить ее разум.

– И как же это? Давай, порази меня! – ухмыльнулся деспот, заметно расслабляясь.

– Скажем, ты мог бы дать ей нежность вместо дикости. Внимание вместо требовательности. Свободу в разумных границах вместо тотального контроля.

– Ты в своем уме? Я и нежность? – тут же вскочил деспот и вернулся к метанию по гостиной.

– Притворись.

– Да с какой стати?! – рявкнул он, выходя из себя.

– С такой, что она должна нуждаться в тебе! – по-прежнему ровным тоном гнул свое Алево.

– А сейчас обстоит как-то по-другому? Я ей сказал, что она должна просить меня обо всем, что ей нужно. Только меня!

– Между «должна» и «хочет» существенная разница! Ты желаешь быть для нее Солнцем в новом мире? – поднявшись, Алево присоединился к Грегордиану, игнорируя подозрительный его взгляд, и теперь они вместе кружили по огромной комнате.

– Богиня! А можно без этого высокопарного идиотизма? – небрежно отмахнулся деспот. – Я всего лишь хочу ее всегда готовую и думающую лишь о том, когда и как поимею ее снова.

– То есть зацикленной на одном тебе, прощающей все что угодно, сейчас и в будущем, удобной и готовой в любую минуту?

– Угадал!

– В таком случае сделай вид, что она для тебя центр вселенной и нуждаешься в ней больше, чем во всем остальном мире, – быстро проговорил Алево и отступил на шаг, увидев, что Грегордиан остановился так резко, будто налетел на стену.

– Ты уверен, что это я нуждаюсь в псевдопсихологической помощи? – обернувшись, обманчиво спокойно спросил деспот.

– Абсолютно!

– Я, по-твоему, клоун, чтобы лицедействовать? – от прорезавшегося глухого рычания задребезжали оконные стекла.

– Вовсе нет, – постарался сохранить невозмутимость Алево, несмотря на вновь вспыхнувшую фантомную боль в костях. – Ты привык побеждать любой ценой. Но эта битва идет на непривычном для тебя поле. Попробуй и увидишь, что очень скоро Эдна не будет себя мыслить без тебя. И тогда, как бы ни пошли дальше дела, ей будет не освободиться из этого капкана. Оковы на сердцах женщин куются быстрее, чем на мужских, и держат их потом надежнее любых замков и подземелий. Влюбленная женщина сама себе тюремщик и палач. Тебе не нужно будет больше ее удерживать, обольщать и ломать голову, как приковать внимание и заставить нуждаться в себе. Она сделает за тебя всю работу.

– Ну, и как ты себе представляешь меня, заискивающего и сюсюкающего перед ней? – хоть тон Грегордиана и выдавал прежнее раздражение, но теперь оно было направленно в совершенно иное русло.

– Нет, заискивания не сработают! Ты должен быть достоверен.

– В Тахейн Глиффе все решат, что я не в своем уме, – говоря это, деспот и сам ухмыльнулся, демонстрируя, насколько его это мало волнует.

– Во-первых, архонт здесь ты, и то, как ты обращаешься со своей фавориткой, никого не касается. А то, что она голем, чего нет ни у кого другого, лишь добавит пикантности и развяжет тебе руки. Кто знает, как верно обращаться с любовницей – взрослым големом? Никто, кроме тебя! Твоя игрушка – твои правила! А во-вторых, для тебя и так не секрет, что тебя считают непредсказуемым. Есть ли разница, каким путем идти и какие средства выбирать, когда в итоге получаешь то, что хочешь?

– Слова настоящего асраи, – хмыкнул Грегордиан.

– Это верно, мой архонт, – довольно кивнул Алево, надеясь, что в решении хоть одного вопроса появился просвет.

– Но это никак не решает главную сейчас проблему, – хорошее настроение деспота, однако, мгновенно рассеялось. – Как мне вернуть эту женщину к жизни?

– Почему бы тебе не доверить это своему зверю? – тут же нашелся блондин. – Мне так показалось, что у них с Эдной полный контакт и взаимопонимание с первого же знакомства. Она вполне может принять от него то, что отвергает от тебя.

– Прекрасно! – проворчал Грегордиан, вздохнув и, видимо, смиряясь с неизбежным ходом вещей. – Чтобы получить свою любовницу обратно, я должен уступить место своему зверю, так как он справится лучше. А ради того, чтобы она наконец стала покорной и обожающей меня, придется лицедействовать, изображая влюбленного идиота! Нет ли в твоем списке унижений сегодня еще чего-то, пока я в настроении сносить это и соглашаться?

– Нет, больше ничего такого. Но мне нужен мой архонт в блеске всей его устрашающей силы, чтобы привести в чувство всех в Тахейн Глиффе. – В конце концов, Алево ведь не ради благополучия лежащей в спальне упрямой женщины весь этот разговор затевал.

– Ну что же, друг мой, – ответил Грегордиан, направляясь в купальню, хищно и предвкушающе скалясь. – Если нужен архонт, то ты его получишь. Как и остальные. Сполна.

Глава 2

– Эдна-а-а! Иди сюда, я хочу расчесать твои волосы! – в который раз заканючила Эбха.

Я же снова ее проигнорировала и не шевельнулась, лежа прямо на полу и глядя в потолок своей квартиры. То есть я, конечно, понимала, что в принципе не могу там находиться. Может, мозги у меня слегка и съехали в чокнутом мире фейри, но не настолько, чтобы не понимать столь очевидного. И последние события – перед тем как очутиться здесь – помнила абсолютно отчетливо. Ощущение громадных, как мясницкие ножи, клыков, рвущих мою плоть и ломающих кости, сложно забыть. Значит, я пребываю, скорее всего, без сознания. А может, и вовсе умерла окончательно. Странно тогда, что оказалась я в собственной квартире в мире Младших или ее иллюзии. Очень достоверной иллюзии, за исключением одной шоколадной мелочи.

– Эдна, ты не можешь оставаться там бесконечно! – снова подала голос упрямая мамура.

– Может, и нет, но могу попытаться. – Я скосила глаза в ее сторону и прищурилась от невыносимой яркости за спиной Эбхи.

А почему бы и нет? Здесь у меня ничего не болело. Мое тело не было искалеченным после нападения жуткого монстра. А еще тут была только я. Делающая именно то, что хотелось мне и больше никому. Ну ладно, ничего я не делала, причем понятия не имею, сколько уже времени подряд, но не в том ведь суть! Никто не помыкал мной, не глумился над моими чувствами, не лишал меня права говорить, что вздумается. Не мог запретить мне считать себя человеком и не продолжал убеждать, что я никто, вещь. Мои эмоции полностью поддавались контролю разума, тело не предавало позорно, никакой этой чувственной чуши, взбесившихся гормонов и неодолимой тяги к существу, для которого я меньше, чем никто.

Лежала я на спине посреди собственной гостиной, на светло-бежевом ковре с графическим рисунком, на котором помнила каждую ворсинку, а Эбха сидела по-турецки в дверном проеме. И все бы ничего, вот только прямо за ее спиной вместо моего коридора начинался мир Старших. Потому как вряд ли за время моего не слишком долгого отсутствия кухню и остальные помещения могли захватить буйно цветущие джунгли. К тому же ни одни земные джунгли не могли похвастаться такой невыносимой интенсивностью красок. Эту предельную насыщенность и многогранность цвета ни с чем нельзя было перепутать. По сравнению с ней все вокруг меня казалось однотонно-серым, словно присыпанным толстым слоем пепла. Но сейчас именно эти приглушенность и бесцветность были мне как бальзам на душу и символ некой свободы и безопасности. Чувства умиротворения и принадлежности только себе самой, почти совсем забытые последнее время, ощущались практически на грани настоящего наслаждения и постепенно становились все сильнее. И да, я прекрасно понимала, что все это какой-то мираж или черт еще знает что, но мне нравилось лежать без единого движения именно там, где я и пребывала. Еще бы добиться тишины. Но, похоже, не судьба.

– Как ты можешь там оставаться? – ныла Эбха. – Там же все такое блеклое-е-е!

– А мне нравится! – отвернулась я от брауни, принимаясь снова изучать потолок. Даже все мельчайшие трещины на месте. Полная достоверность. Интересно, это ведь наверняка мой мозг и создал такое идеальное убежище, воспроизведя единственный известный мне родной дом с такой тщательностью.

– Ну, Эдна, я хочу с тобой поговорить! Иди сюда-а-а! – не унималась малявка.

– Анна. Меня зовут Анна, – даже произнесенное вслух собственное имя приносило удовольствие. – И мне тебя прекрасно и отсюда слышно! И вообще это вроде как мое бессознательное пространство или что там еще, как ты можешь тут быть, если я хочу остаться одна?

– Я могу все что угодно! – хвастливо фыркнула Эбха и опять завела свое: – Иди сюда, и я все тебе объясню.

– Если ты можешь все, то сама и иди! – безразлично отозвалась я, ощущая себя в полной безопасности.

– Нет, – тут же обиженно насупилась она, – дурацкий барьер меня не пускает.

– Какая досада! – съязвила я. – Так почему бы тебе не уйти вовсе и не оставить меня в покое?

– Да нельзя! – неожиданно рявкнула Эбха, и голос странно срезонировал, создавая многоголосое пугающее эхо, от которого у меня подпрыгнуло сердце. – Останешься там надолго – и умрешь!

– Ну да, конечно! Уговоры кончились, и в ход пошли угрозы? – нахмурившись, уставилась на нее.

– Это правда, а не угрозы! – Эбха заломила руки, вполне реалистично изображая отчаяние. Ну да, так прямо я и повелась на эту драму!

– Да я уже забыла, когда себя лучше чувствовала! – возразила, все же усаживаясь так же, как брауни. – Мне здесь комфортно.