– Нет, – покачала головой Хлоя, крепко сжимая его руку, заставляя почувствовать тело, напоминая, что оно у него всё ещё есть, что оно живое. – Самаэль, нет. Ты не заслуживаешь смерти. И ты не хочешь этого. Поверь, я знаю, чего ты действительно хочешь, – ласковые и терпеливые прикосновения теперь были на щеках, волосах, бережно утирали слёзы с его красных глаз, расправляли плечи, заставляя делать глубокие вдохи. – Ты не хочешь умирать. Никто в этом мире не хочет умереть, – он сам не заметил, как разлепил вновь плотно сомкнутые веки, как посмотрел на девушку, чей образ чуть рябил из-за оставшихся непролитых солёных капель. – Все хотят начать жить, Самаэль. Избавиться от боли или страхов. Ни один человек, даже измученный болезнями и несчастьями, не хочет умирать. Он хочет излечиться, освободиться, получить то, о чём мечтает, чего ему не хватает – людей, время, свободу, деньги, неважно, – шёпот был таким тихим, что ему приходилось невольно прислушиваться, и для того – глубоко вдыхать, задерживать воздух внутри, так же тихо и медленно выдыхать. Харрис всё же добилась, чего хотела – заставила его дышать.

Наверное, во всех смыслах этого слова.

Несколько минут Лукас приходил в себя. Всхлипывания по инерции затихали, дыхание становилось от вынужденного-размеренного нормальным, обычным. Скоро о срыве и истерике напоминали только красные глаза и лицо. Хлоя не прекращала гладить его по плечу, задавая ритм дыханию и даже будто бы биению сердца.

Наконец, Эосфор рискнул заговорить снова. Голос тоже ещё дрожал, ломался, проваливаясь, превращаясь в шёпот:

– Простите, – сказал он. Понял, как это жалко прозвучало, но ему нужно было договорить: – доктор, простите меня… Я не хотел, чтобы… я не хотел говорить это вслух, – в груди больно дёрнуло за нить, которая надрывалась и без того – его сердце, что почти физически болело после всего, что ему пришлось пережить.

– Самаэль, – голос девушки был тёплым, всепрощающим, она будто бы обнимала его, не касаясь, – это была боль, которой ты не заслуживаешь. Это был не ты.

Ещё через пару минут она подкатила коляску и помогла ему взобраться на неё. Лукас умылся тёплой водой, Харрис специально подсунула ему полотенце помягче, а потом – сразу же отвезла в комнату, уложила в постель. Присела рядом, осторожно погладила по волосам. Ей нужно было знать правду – и пусть сейчас был не очень подходящий момент, она хотела задать вопрос именно сегодня, чтобы решить, что ей делать дальше.

– Послушай, – начала Хлоя. Эосфор моргнул, по инерции судорожно вздыхая. – Твой отец кое-что мне рассказал.

– Что?.. – ему было не до этого, после того, как Харрис вообще упомянула его отца, в горле снова будто застрял комок, и сглотнуть его получилось не сразу.

– Он сказал… что такое с тобой уже случалось. В детстве. Из-за какого-то сильного потрясения, – Хлоя не отстранялась, продолжая поглаживать его по голове. – Мне нужно знать, правда ли это. В карточке у тебя нет никаких упоминаний об эпилепсии или каких-то сильных припадках, но эти данные могли просто не перенести после твоего совершеннолетия.

Взгляд у Лукаса на секунду стал отсутствующим. Наконец, он глубоко вздохнул и опустил веки.

– Да, – пришлось ему признать. – Это правда.

– Ощущения тогда были такими же? – Эосфор качнул головой, быстро сглотнул. Харрис понимала, что причиняет ему боль своими расспросами – а ведь только что сама успокаивала, для чего же? – Самаэль, прости, – девушка придвинулась ещё ближе, второй рукой крепко стиснула его ладонь, – но мне нужно знать.

– Я не помню, – обронил он. Посмотрел в потолок, сделал несколько быстрых вдохов и задержал дыхание. – Я тогда пролежал пару недель дома. Приходили врачи. Что-то говорили… Потом всё прошло. Я не знаю, из-за чего это было. Но тогда я, вроде бы, чувствовал ноги, они просто были сильно онемевшими. Я не знаю, – выдох. – Сейчас не чувствую вообще ничего. Совсем калека, – последние два слова полыхнули вдруг яростью, Хлоя заметила, как Лукас сжал в кулаке простынь. Почувствовала, что он злится, и злится почему-то на себя самого. Нахмурилась.

– Эй, – она покачала головой, когда Эосфор взглянул на неё, – ты не калека. Что бы с тобой ни случилось, мы постараемся разобраться. Все твои кости целы. Тебе не могли сильно навредить – значит, шанс на восстановление есть. Шанс всегда есть, – Лукас не отрывал от неё взгляда, и девушка для пущей убедительности закивала. – Поверь мне. Я встречала людей с похожими проблемами. На самом деле, пару лет назад один мой сослуживец потерял обе ноги во время очередного задания. Но выжил и вернулся домой, – она ободряюще улыбнулась. – У тебя ноги целы. Всё может быть не так страшно.

– И что с ним было дальше? – тихо спросил Эосфор. Хлоя задумалась, пытаясь вспомнить историю этого парня целиком – и когда вспомнила, то поняла, что зря вообще привела этот пример. Лучше уж было бы рассказать про мужа Эммы, некогда раненого, но нашедшего в себе силы восстановиться и уйти в полицию. А тут, как назло, Харрис вспомнила самый неподходящий случай – тот её сослуживец долго не прожил после возвращения домой. Он ещё надеялся на то, что сможет накопить на протезы и заняться чем-то на гражданке, но удача от него отвернулась тогда же, когда он подорвался на вражеской гранате и лишился ног. Жена его бросила, никакой награды за свой последний бой мужчина не получил. Пенсия у него была мизерной, и даже дети, на которых он надеялся больше всего после развода с женой, не пожелали продолжить с ним общаться. Возможно, ради них он бы выкарабкался – но то ли они сами не захотели разговаривать с отцом, которого не так уж и часто видели, то ли мать им запретила… История, в общем, кончилась плохо. В день годовщины боя, в котором он потерял ноги, бывший военный достал своё памятное оружие и снёс себе голову.

Ни разу не вдохновляющий сценарий развития событий.

– Он накопил на протезы, – солгала Хлоя, когда Лукас чуть сжал её руку, напоминая о своём вопросе и о том, что она молчит уже с полминуты. – Сейчас ходит. Путешествует. Пишет статьи. Марафон, может, не пробежит, и на Параолимпийские игры не поедет, но живёт, как нормальный человек. У него железные ноги, а у тебя всё ещё есть свои, – по долгу службы Харрис часто умалчивала какие-то события – не говорила раненым мужьям о том, что их жён застрелили вместе с детьми; не рассказывала детям, что родители больше не придут забрать их домой – потому что у них и дома-то теперь нет. Солгать было не так уж и сложно, люди были склонны верить тому, что им говорили, если они слышали то, во что на самом деле хотели верить.

Похоже, этот приём сработал и с Эосфором. Он молча смотрел на неё несколько секунд, а потом приподнял уголки губ.

– Теперь я знаю, что меня ждёт, – наконец, сказал Лукас. Улыбка стала чуть заметнее, но он явно устал, сил поддерживать её у него не хватило. Хлоя, вспомнив, что она обещала сходить за горячим молоком, встала.

– Сейчас принесу молока, – сказала она. Эосфор что-то ответил, попытался возразить, но Харрис шутливо отмахнулась и, не став слушать его попытки отказаться, направилась к выходу. Лукас молча смотрел на закрывшуюся за девушкой дверь пару минут, а потом едва слышно хмыкнул.

– Знаю, что меня ждёт, – совсем тихо пробормотал он, повторяя свои недавние слова. – Точно. У этой дороги один конец, – в глаза будто насыпали песка, и Эосфор опустил веки, желая уменьшить жжение. Честно – он не верил в историю Хлои. Что-то она ему недоговаривала, или вовсе – всё выдумала. Он сам не любил ложь, и потому остро почувствовал, когда девушка ему солгала – может, впервые за всё их знакомство.

Мучительные мысли о будущем не отступали. Лукас уже понимал, что не сможет выбраться отсюда – и знал, что даже если у сказки доктора действительно был хороший финал, для своей собственной истории он может его не ждать. Вечно они притворяться не смогут, и что бы ни задумала Харрис, одна ошибка – и всё кончится. Его жизнь и без того была уже окончена, но что ждало её? Сможет ли вырваться она сама? Как долго ему осталось жить, сколько часов или минут?..

Как раздались шаги девушки, Эосфор уже не услышал. Та, прикрыв за собой дверь, поняла, что молоко не понадобится – когда она вернулась с чашкой тёплого напитка, Лукас уже уснул. Срыв его вымотал – он провалился в сон, не успев даже толком укрыться. Хлоя поставила молоко рядом с аптечкой, подошла, чтобы исправить это – и заметила, что у Эосфора чуть задралась одна штанина. Хотела потянуть ткань вниз, но заметила ещё кое-что – и остановилась.

Чуть ниже колена у него начинал наливаться синяк. Харрис даже не пришлось думать, откуда он взялся – она взглянула на Лукаса, веки которого ещё были красноватыми, и поняла всё в ту же минуту. Он беспощадно, сильно щипал себя за ноги, пытался почувствовать хотя бы боль – может, пока его ещё не накрыло удушающей волной страха.

И скорее всего, это волна настигла его, когда он понял, что ничего не выйдет.

Это натолкнуло девушку на мысль – в конце концов, пустой шприц всё ещё лежал у неё в кармане, скрытый от чужих глаз. Лукас так долго не чувствовал ног из-за какого-то сока? Причём, руки и всё остальное тело чувствительности нисколько не потеряли? Это было подозрительно, несмотря даже на то, что Эосфор подтвердил – ноги у него отнимались и раньше. Да, она просто должна была что-то сделать, чтобы выяснить правду – но для этого нужно было время.

И, к счастью, у Хлои появилась идея, как это провернуть.

Минуя ванную комнату, она направилась прямо к Годфри. Рэй, забавный пухляш, знакомый ей по прошлому вечеру, вызвался проводить её в кабинет, где Эосфор-старший занимался своими делами. Постучавшись, Харрис приоткрыла дверь – ей не хотелось врываться, она побаивалась увидеть то, что не предназначалось для её глаз.

– Да? – чуть раздражённо отозвался мужчина. Девушка заглянула в кабинет, стараясь смотреть поверх головы Годфри. Эосфор расплылся в фальшивой улыбке – на более-менее искреннюю, видимо, сил у него не хватило. – А, это вы, доктор. Заходите. Что вы хотели?

Прикрыв за собой дверь, Хлоя подошла ближе к столу Годфри, но садиться нигде не рискнула – всё ещё побаивалась увидеть что-то лишнее, за что её могли лишить возможности находиться рядом с Лукасом.

– Я хотела попросить у вас выходной, сэр.

– Уже? – усмехнулся Эосфор. – Мой сын вас совсем измучил?

– Нет-нет, дело не в Лукасе, – поспешила заверить его Харрис. Мужчина прищурился, откладывая бумаги и внимательно глядя на неё. – Просто мне нужно навестить семью и успокоить их. Они очень переживают по поводу того, что я так внезапно переехала, – девушка заулыбалась, будто бы посмеиваясь над родственниками. Годфри чуть расслабился.

– Ах да, точно. Простите, на меня столько всего навалилось, что я совершенно забыл о том, что обещал вам. Вы хотите забрать свои вещи, да?

– Да, и это тоже, сэр. Мы живём на разных концах города, и к тому же, до самого города ещё нужно добраться, так что я думаю, что мне придётся потратить на это весь день.

– Аманда может отвезти вас, – предложил Эосфор.

– О, я не хотела бы так нагружать вашу дочь своими проблемами, – смутилась Хлоя. – Я могу взять такси, сэр.

– Хорошо, – помедлив, уступил мужчина. Он старался не казаться назойливым, чтобы не напугать нового человека своим контролем. – Как пожелаете. Значит, вы хотите уехать завтра утром?

– Сразу после завтрака, – поправила его Харрис. – Да. Мне нужно будет провести с Лукасом беседу и дать ему необходимые лекарства. А потом я надеялась поехать домой.

– И когда планируете вернуться?

– Следующим утром. Мне нужно уладить дела, понимаете, на это, наверное, уйдёт остаток дня, и потом…