– А что? – пожала плечами Харрис. – Что тебе терять? Сегодня я беседовала с Александром Македонским и Чарли Чаплином. У тебя самый тяжёлый случай изо всех описанных, – Хлоя заметила, как губы его неуверенно дрогнули, словно он хотел улыбнуться, но пока не смог, – почему бы тебе не назвать себя Дьяволом? К тому же, через эти метафоры мы сможем говорить о твоих настоящих проблемах. И сумеем сохранить твой рассудок, пока я не придумаю, как тебе помочь. Тебе ведь не с кем было разговаривать весь этот год, верно?

– Да…

– Только не привыкай ко всемогуществу, – усмехнулась Харрис. – Помни, это просто имя. С ним у тебя будут связаны более хорошие воспоминания, договорились?

– Хорошо…

Дверь в палату открылась.

– Мы ещё не закончили! – сказала Хлоя, бросая взгляд на наручные часы. Ещё оставалось несколько минут, да и ей не хотелось бы, чтобы кто-то, кроме сторожа знал, где она была – но вошедший на её слова не отреагировал. Харрис рывком обернулась, собираясь снова отдать распоряжение наглым охранникам, видимо, как-то пронюхавшим, где она находится. Но встретилась взглядом с обычной санитаркой – улыбчивой полноватой женщиной с бэйджиком на груди.

– Добрый вечер, доктор, – бодро поздоровалась она. Потом перевела взгляд на Лукаса. – Время пить лекарства!

– Извините, я ещё не написала заключение после нового осмотра, – услышав тихий вздох Эосфора у себя за спиной, попыталась заступиться за него Хлоя. – Разве возможно давать пациенту лекарства без заключения лечащего врача?

– О, доктор, я понимаю, – сочувственно закивала женщина, – у вас первый рабочий день. Я обязательно последую всем вашим последующим указаниям, когда вы напишете заключение. Но сегодня мы пока следуем старому рецепту предыдущего лечащего врача.

Харрис закрыла рот, понимая, что ей нечего возразить.

– Прости, – одними губами шепнула она, поднимаясь со стула и позволяя санитарке подойти ближе. Женщина привычным движением освободила одну руку Лукаса, позволяя ему приподняться и сесть, и вручила ему стаканчик с таблетками. Он покорно высыпал в рот все пилюли, и тогда ему дали стакан с водой. Придерживая его руку, санитарка помогла ему запить, а потом забрала ёмкость и выжидающе посмотрела на Эосфора. Тот открыл рот, доказывая, что проглотил всё, что ему дали.

– Умница, – похвалила его женщина. Лукас медленно, стараясь не делать резких движений, вытер губы. – А теперь – давай сюда ручку, – ласково сказала она, вынимая из кармана халата заранее заготовленный шприц. Движением фокусника сняла с него защитный колпачок, и потянулась за рукой Эосфора. Хлоя увидела, как его глаза наполняются ужасом.

– Не надо… – прошептал он, – пожалуйста…

– Зайка, ты же у нас не боишься уколов, я ведь знаю, – начала уговаривать его санитарка, ловко перехватывая руку, которую Лукас пытался спрятать, и насильно вытягивая её вперёд.

– Умоляю, не надо!.. Прошу!.. Нет!.. – будь он один, то наверняка бы просто начал вырываться, но сейчас Эосфор в отчаянии поднял взгляд на Хлою, боясь попросить её вслух. Харрис сообразила – вероятно, в шприце находился мощный психотропный препарат, который ему кололи раз в неделю – конечно, если верить медкарте. Успокаивая буйных сумасшедших, этот препарат превращал здорового человека в растение – постепенно, не сразу. После него можно было прийти в себя, но с каждым разом на это требовалось всё больше и больше времени, и в конце концов личность должна была полностью стереться.

– Зайка, потерпи, – сочувственно уговаривала Лукаса санитарка, приближая шприц к его руке. Эосфор в ужасе зажмурился, отвернулся, ожидая укола, но Хлоя в последний момент окликнула женщину:

– Подождите.

– Мэм?

– Это слишком мощный препарат. После укола я не смогу начать новый курс медикаментозного лечения, пока он не оправится. Я категорически против того, чтобы вы делали ему эту инъекцию, – твёрдо сказала девушка. Санитарка, помедлив, убрала шприц.

– Вы уверены, что ему не требуется этот укол? – уточнила она. Харрис взглянула на Эосфора – тот смотрел на неё, дрожа, и едва ли не глотая слёзы, всем своим видом умоляя её помочь.

– Да, я уверена, – подтвердила девушка. Санитарка радушно улыбнулась.

– Ладно, – легко согласилась она. – Доктору виднее.

– Да, конечно. Доброго вечера, – кивнула Хлоя, пряча вздох облегчения.

– Погодите пока прощаться, – улыбнулась женщина и потянулась к ремням, чтобы снова закрепить их на руках Лукаса. Тот опустился на кровать, тоже тихо выдыхая. Эосфор и не думал сопротивляться – Харрис уже сделала шаг вперёд, чтобы сесть на место, когда вдруг заметила, как санитарка осторожно протирает ремни. Прищурившись, Хлоя поняла, что женщина убирала кровь – запястья Лукаса были стёрты оковами, это она видела ещё сегодня утром. Сама того от себя не ожидая, Хлоя сказала:

– Не нужно.

– Что? – удивилась санитарка. Зря, Харрис, очень зря – но отступать было уже поздно. Ладно.

– Не нужно. Судя по записям предыдущего врача, он давно не проявлял признаков агрессии. Я считаю, что сегодня ему можно провести ночь без… этих мер предосторожности.

– Вы уверены?..

– Более чем, – перебила женщину Хлоя. – Я проведу последний тест. Если он проявит малейшую агрессию, я сама надену на него ремни.

Санитарка, пожав плечами, удалилась.

– Вас точно послали мне откуда-то сверху, доктор, – всё ещё чуть дрожа и не открывая глаз, сказал Эосфор. Наконец, поднял веки, когда она прикоснулась к его руке. – Я не знаю, как вас благодарить…

– Ты не должен меня благодарить за это. Ты заслуживаешь того, чтобы к тебе относились по-человечески. Если не в моих силах вытащить тебя, то я хотя бы не дам сделать из тебя вещь. Хотя, – Хлоя чуть запнулась, останавливаясь на ремне, что ещё крепко стягивал вторую руку Лукаса, – ты мог бы кое-что для меня сделать.

– Чего вы желаете, доктор? – поторопил он её, окрылённый возможностью провести целую ночь без оков.

– Я хочу, – медленно сказала Хлоя, – чтобы ты позволил мне осмотреть тебя. Хотя бы верхнюю часть тела.

Эосфор слегка помрачнел.

– Почему бы вам не сделать это, пока я связан? Вы можете осмотреть меня насильно, при помощи охраны или санитаров, – тут у него чуть надломился голос.

Девушка качнула головой:

– Конечно, я могу это сделать. Но я хочу, чтобы ты разрешил мне тебя осмотреть. Ты можешь распоряжаться своим телом, никто не имеет права вынуждать тебя показывать его, если ты не хочешь, – Харрис медлила освобождать его, несмотря на свои слова. Побоявшись, что доктор передумает снимать ремни, Лукас заставил себя кивнуть.

– Хорошо. Всё, что хотите.

Хлоя сняла ремни с его второй руки и помогла сесть. Эосфор глубоко вздохнул, и потянул края серой футболки наверх. Его одежда отличалась от одежды других пациентов, она скорее была похожа на простую пижаму, без каких-либо карманов, пуговиц или петель. Руки плохо слушались хозяина, и Харрис осторожно помогла ему, потянув ткань наверх. Медленно, чтобы не напугать своей настойчивостью. Лукас затих, позволяя ей окинуть взглядом его тело.

Зрелище было не из приятных. На шее у Эосфора были шрамы – не только от импровизированной петли, но и другие, тонкие, явно от чего-то острого. Хлоя читала, что до попытки повешения Лукас пытался вскрыть себе вены и горло, и дважды – наглотаться таблеток, которые каким-то образом исхитрялся достать в больнице. Во второй раз он их не успел даже выпить, но… но всё остальное…

– Боже мой, – выдохнула она, проводя кончиками пальцев по рубцам на чужой коже. Эосфор вздрогнул от прикосновений, но не стал отстраняться, позволяя Хлое делать всё, что она захочет. – Больно? Прости… – девушка чуть отодвинулась. Окинула взглядом его грудь, заметила слева под ключицей тёмное родимое пятно, смутно похожее на расплывшееся сердечко. Эта деталь почему-то задела её – милое пятнышко делало его будто бы ещё более уязвимым.

Хлоя осторожно притронулась к плечам, безмолвно прося его повернуться – Эосфор подчинился. Харрис с трудом сдержала возглас, когда увидела его спину – и это на ней ему приходилось лежать всю ночь?

Она была вся иссечена чем-то. Старые и новые шрамы сливались в длинные и широкие рубцы, проходящие через всю спину. Сделать это самостоятельно Лукас вряд ли мог, так что это явно не было связано с его попытками самоубийства.

– Кто это с тобой сделал? – не в силах говорить громче, чем шёпотом, спросила Хлоя.

– Это мой отец, – едва ли громче ответил Эосфор. – И сестра, – он медленно потянул к себе футболку, желая прикрыться, но Харрис удержала его руки, смаргивая горячие слёзы. Осторожно притронулась к повреждённой коже – и Лукас тихо застонал от боли, закрывая глаза.

– Он истязал тебя?

– Да. Я… первое время провёл дома, он запирал меня в подвале и… Доктор, я не хочу это вспоминать, – он покачал головой. – Пожалуйста…

– Конечно, – Хлоя отодвинулась, и сама помогла Лукасу надеть футболку обратно. Осторожно опустила руку ему на плечо. – Послушай, – сказала она. – Эти шрамы не делают тебя… Я… – она с трудом сглотнула, прикасаясь к слегка заросшей щеке Эосфора, – я восхищаюсь тобой, Самаэль. Я много чего видела в своей жизни, но это… Я клянусь, – глядя прямо в тёмные глаза напротив, прибавила Харрис, – что постараюсь сделать всё, чтобы облегчить тебе жизнь. Чтобы… это стало хотя бы похоже на жизнь, – Лукас попытался отвести взгляд. Хлоя настойчиво сжала его руку. – И я хочу, чтобы ты пообещал мне, что больше ничего с собой не сделаешь. Я сняла с тебя ремни, и хочу завтра увидеть тебя живым. Ты не должен убивать себя, слышишь? Твоя жизнь гораздо ценнее, чем ты думаешь. И в мире есть место справедливости и закону. Я постараюсь… Но ты тоже должен мне помочь, – Эосфор молчал, изучая её лицо. Губы у него снова чуть дрогнули, но так и не сложились даже в слабое подобие улыбки.

– Вы не сможете совершить чудо, доктор, – сказал он.

– Это не чудо. Прошу, Самаэль, пообещай мне, что не станешь убивать себя, пока мы хотя бы не попытаемся.

– Ладно.

– Дай слово, – чуть надавила Харрис. На лице её подопечного появилось уже знакомое выражение болезненной лжи.

– Даю, – преодолев его, сказал он. Хлоя, глубоко вздохнув, собралась с силами и решила довериться ему.

– Хорошо. Увидимся завтра, – заставив себя улыбнуться, сказала она, отстраняясь. – Доброй ночи, Самаэль, – и девушка направилась к выходу. Уже у самой двери она услышала:

– Вам не место в этой больнице, Хлоя, – Харрис не пожалела, что обернулась – увидеть улыбку Лукаса, наверное, первую за полтора года, было просто бесценно. – Вы – хороший человек, – прибавил он.

– Спасибо, – ответила она, даря ему улыбку в ответ – Эосфор тоже вряд ли видел много чужой радости за последнее время.

– Доброй вам ночи, – запоздалым эхом сказал Лукас. Хлоя покинула палату, закрывая за собой дверь, и Эосфор уже в пустоту и мрак помещения договорил, прежде чем включились камеры: – Прощайте, доктор.

Этого она уже не услышала.

Харрис было сложно выкинуть из головы произошедшее даже когда она покинула стены больницы и отправилась домой. Может, кто-то другой сказал бы ей, что она уж слишком смягчилась за последние пару месяцев, что провела дома. Ведь правда, Хлоя успела повидать за время службы всякое: измождённых заложников, которым не позволяли даже спать, изуродованные после взрывов тела людей, которых не удавалось спасти – такие всегда были. Ей приходилось утешать собственных сослуживцев с оторванными конечностями. Лукас не был у неё первым замученным пленником, но именно его история не давала ей сейчас покоя.