Свекровь выразила счастье таким кислым тоном, что у меня свело скулы, и похвалила цветущий вид нового родственника, предположив, что все положенное судьбой здоровье досталось Филомену, минуя меня.

Братец не обиделся, а мог бы, между прочим. Он смотрел на синьору Муэрто как сирота на десерт. Да и чего ему оскорбляться, ведь это не его только что обозвали дохляком, а всего лишь его единственную сестру. Такая ерунда, право слово.

– Госпожа… – лепетал рыжий предатель. – Хозяйка… Это честь…

– Оставьте, капитан, – строго прервала его матрона. – Мы побеседуем с вами позднее.

Филомен низко поклонился и продолжал кланяться, пятясь от стола. Я, конечно, могла бы удивиться его странному поведению, или представить, как его кусали материковые вампиры, или посчитать количество оливок на серебряном блюде передо мной. Но Чезаре взял меня за руку и спросил:

– Где ты была?

– Плакала в чулане.

– Все полтора часа?

– Именно.

– Не ври, я там тебя искал.

«Сам не ври! Я прекрасно знаю, где именно ты находился!» – могла бы я ответить, но промолчала. Чикко сбежала по моей руке на стол. Мы оба посмотрели на саламандру. Она была золотой.

– Кстати, – протянул супруг, – я тоже не был с тобой до конца честен.

– В чем именно?

Маджента подбросила оливку как мячик. Командор да Риальто со своей стороны стола провозгласил:

– Скоро полночь, мы встретим карнавал словами его серенити.

Дож встал и поднял бокал, на его ободке помахивала хвостиком малышка-саламандра.

– Дамы, доны, синьоры и синьорины, господа, граждане безмятежной Аквадораты…

Чикко вела себя странно. Я наблюдала за ней, скосив глаза. Маджента окунула хвост в вино, тряхнула им, брызги заалели на скатерти. Саламандра оставалась золотистой, но хвост, которым она теперь размахивала без остановки, стал глянцево-черным.

– …в этот праздничный час… – продолжал Чезаре.

Я не слушала. Чикко спрыгнула на стол, подбежала к моему бокалу, повторила свои манипуляции. Опять черный хвост. Речь супруга подходила к концу, гости поднимались с мест, чтоб выпить стоя. Руку, которой я потянулась к бокалу, обожгло огнем. Не фигуральным. Саламандра выпустила в меня струю пламени.

Бокал я все же взяла, но так неловко, что содержимое его выплеснулось на грязную уже скатерть.

Отсалютовав пустой посудой, я шепнула:

– Не пей, вино отравлено.

– Я знаю, – ответил дож, широко улыбаясь гостям. В его бокале уже было пусто, как и когда он успел его вылить, я не заметила. – Кстати, о лжи, Филомена. Развода я тебе не дам.

– Вообще или сегодня?

Он не ответил. По протоколу тишайшей чете полагалось покинуть залу первыми.

– Дона догаресса.

Наши парчовые рукава встретились и переплелись, супруг уводил меня под руку.

– Чикко, – позвала я, и саламандра вернулась ко мне на ухо.

– Она умеет определять яд? – спросил Чезаре.

– Как оказалось, да.

– Полезная зверушка. И, кстати…

Он отвлекся, отвечая на чье-то приветствие, кивнул синьору Копальди:

– Артуро, скажи ребятам заняться светловолосым виночерпием в лиловом костюме, он подсыпал яд в наши с доной Филоменой бокалы.

Помощник рыскал взглядом по толпе.

– Будет исполнено.

– Кстати, о зверушках, – напомнила я супругу, когда мы шли через залу.

– О полезности. Ты полезна мне, Филомена, мне и Аквадорате. Ты останешься со мной.

Противоречивые чувства, которые я испытала в этот момент, классификации не поддавались. Тут была и обида, потому что некто считал себя вправе решать за меня, и злость, и бессилие, и нелепая радость, и азарт. Мы еще посмотрим, ваша безмятежность, зачем вы меня желаете, для дела или для любви. И кому я нужна, вам или Аквадорате, и кому из вас больше. Сегодня вы получите передышку, но лишь потому, что «полезная» Филомена будет занята другими делами. Тишайший дельфин, вы угодите в мои сети, и мы составим вполне достойную разнополую пару. Вас заколдовали форколские сирены? Я и с этим разберусь, не будь я дочерью своей матери.

Мы вышли на террасу под ночное небо Аквадораты. Двор, запруженный людьми, сверкал огнями и блестел маскарадной мишурой. Некоторых гостей в дом не приглашали, здесь веселилась публика попроще. Кое-какие дамы красовались обнаженными грудями. Это были путтана, и одной из них предстояло сегодня стать моей учительницей в науке соблазнения.

Нас с дожем оттащили друг от друга. Артуро звал его серенити переодеться, Маура требовала того же от меня.

Люди внизу тоже чего-то требовали. Поцелуя!

– Нельзя разочаровывать подданных, граждан безмятежной Аквадораты! – прокричала я.

Подпрыгнув, я обвила руками шею супруга. Тот покачнулся, но устоял.

– Целуй, стронцо.

– Этот вот рот, которым ты так грязно выражаешься?

И губы Чезаре встретились с моими. Грязи он не боялся.

Дурацкая парча, идиотское золото. Почему нельзя ходить голыми? Одежда мешала. Пальцы ощущали мужскую шею, но их царапал обод шапки. Я сожгу ее!

Тишайший отстранился, в его глазах бушевало море.

– Самое время изобразить холодность, тесоро.

И, раскланявшись, будто балаганный шут, его серенити ушел.

– Даже завидно, – решила Панеттоне. – Если вы вытворяете такое на публике, боюсь представить, на что способны в постели.

– Невинным синьоринам это представлять не положено, терпеливо дожидайся, пока тебя опозорят, – огрызнулась я. – Пошли переодеваться. Что Бьянка, ты ее расспросила?

– О, наша маркизета влюблена как кошка, она даже осмелилась спросить своего родителя о возможности брака с неким захудалым синьором.

– И что маркиз?

– Разумеется, отказал.

Местные слуги провожали нас в покои, так что беседу пришлось на время прервать. Командор да Риальто отвел тишайшей чете огромную спальню в центральной части палаццо. К ней смежными комнатами примыкали две гардеробные и обширная ванная. Комнаты свиты располагались дальше по коридору.

В моей гардеробной уже ждал костюм русалки.

– Все прочь, – велела командирша. – Я лично переодену дону догарессу. Инес, Констанс, принесите мой наряд сюда. Ангела, дежурь у двери и никого сюда не пускай. Лу, Чечилия, найдите дону Маламоко, она нужна нам для первого танца, пусть ждет внизу.

– Какой еще танец? – спросила я, сбрасывая туфли.

– Что-нибудь изобразим, – отмахнулась Панеттоне, – не зря ведь мы столько часов посвятили этому благородному искусству в стенах «Нобиле-колледже-рагацце». Повернись, я помогу снять платье.

– Ты получила записку?

Маура показала мне кованый ключ.

– От спальни в западном крыле. Я удостоилась устного приказа батюшки, переданного, правда, через секретаря. Мне велено быть в условленном месте уже через час после полуночи и запереть дверь на ключ, когда рыжий болван… Прости, Филомена, я цитирую дословно. После этого ключ предписано выбросить в окно и начать орать, одновременно разрывая на себе одежду.

– То есть утра ждать не будут?

– Видимо, командор да Риальто сомневается в силе женских чар любимой дочурки. – Маура задорно хихикнула: – И раз уж мы заговорили о предусмотрительности дона да Риальто, надо обезопасить тебя от зеркальной ситуации в другой спальне.

– Это не наша забота, пусть Эдуардо занимается его серенити. Хотя я бы посмотрела, что за сюрприз он ему подготовил.

– Расскажешь потом. Подозреваю, что я в это время все еще буду водить за нос лживого Маламоко.

И эта про носы. Синонимов в аквадоратском диалекте не осталось? А как же «морочить голову», «обводить вокруг пальца», «околпачивать», в конце концов?

В дверь постучали, горничные принесли наряд Панеттоне.

– Мы все будем русалками? – спросила я. – И ты, и я…

– И Карла, и Бьянка, и даже мускулистая Голубка. Твой костюм, разумеется, побогаче. Кстати, одевайся.

– Кто-то собирался мне помочь.

– Жизнь во дворце тебя развратила. – Маура уже стояла передо мной в одних чулках.

– То же самое мне сказал Филомен, – вздохнула я, натягивая узкую нижнюю юбку.

Подруга поинтересовалась, как братец относится к нашей маркизете. Я рассказала все, о чем удалось узнать.

– Раффаэле, – Маура изобразила смачный плевок, – она притащила Бьянку к экселленсе. То-то Сальваторе вдруг полюбила шелковые шарфы на шею. А синьор Саламандер-Арденте, значит, стал грудью на защиту?

– Классика. Дева в беде и отважный рыцарь.

– Ну, значит, тут все сладилось. Сальваторе говорит, за ней дают приличное приданое, а от покойной матери ей достался серебряный рудник, в права владения она вступит сразу после брака. Так что, если маркиз прокатит нас с приданым, а он может, рудник все равно останется за нами. То есть за вами, за Саламандер-Арденте. Ты получаешь богатую невестку, дона догаресса. И, кстати, если папаша новобрачной от злости окочурится, твой брат вполне сможет унаследовать через супругу титул.

Я погрустнела.

– Будут ли они счастливы? Имеем ли мы право вмешиваться в чужие судьбы?

– Бьянка бы все равно своего добилась, – уверенно сказала Маура. – Она втрескалась в Филомена с первого взгляда, а он, заметь, тогда был еще с бородой.

– Это довод!

– Еще какой. Не в обиду, но эта рыжая мочалка на подбородке добавляет капитану лет двадцать.

Я все еще сомневалась, Маура повертелась перед зеркалом.

– Сальваторе собиралась склонить синьора Саламандер-Арденте к побегу. Она даже умудрилась договориться со священником острова Николло о тайном венчании.

– Филомен бы не согласился.

– Как знать. Они уже целовались. Раз двадцать, и не под омелой, как одна нам с тобой известная синьорина с известным синьором, а в темных уголках дворца.

– Брат путешествовал с Чезаре. Когда они успели?

– А они не теряют времени на пререкания, как та же самая знакомая нам синьорина с уже другим синьором.

– Путтана!

– Нет, просто влюбленная девица.

– Да я не ругаюсь. Панеттоне, я видела среди гостей путтана. Мне нужно побеседовать с одной из них.

Маура хихикнула:

– Сначала пообещай, что ты в деле, Аквадоратская львица. Потому что кроме тебя затолкать капитана Саламандер-Арденте в спальню некому. Его серенити будет этому всячески препятствовать.

Я тоже рассмеялась. «Пообещай, что ты в деле!» Фразочка из диалога кузенов Маламоко.

– Я в деле, Маура.

– Тогда и я ради тебя постараюсь. Девица с голой грудью будет доставлена пред твои аквамариновые очи сразу после первого танца. Теперь садись, я сделаю тебя самой желанной русалкой наших безмятежных вод.

Она распахнула дверь.

– Все сюда, займитесь волосами доны догарессы.

Чикко, принявшей уже цвет морской волны в тон костюму, пришлось сидеть на плече Инес, пока меня расчесывали и колдовали над лицом.

Платье Мауры было другого оттенка, голубого, а пайетки на подоле не золотыми, а серебряными. Грудь украшали нити морского жемчуга. Когда подруга распустила волосы, она действительно стала походить на русалку, не настоящую, а такую, как их принято изображать на картинах. Разве что ни одна нарисованная русалка не щеголяла в серебряной полумаске.

Я поднялась с табурета и подошла к зеркалу. Мое колье было аквамариновым, драгоценные камни мерцали на коже, припорошенной золотистой пудрой. Губы призывно алели, глаза в прорезях полумаски казались темными и загадочными, приподнятые перламутровыми гребнями волосы открывали изгиб шеи и уши, на правом притворялась драгоценностью маджента.

Горничные восхищались, особенно когда дона да Риальто стала рядом со мной. Мы смотрелись чудесно. Но мне чего-то не хватало.

Я сообщила об этом.

– Карлы! – сказала Маура. – Нас должно быть трое. Блондинка, брюнетка и рыжая.

– Дона Маламоко уже переоделась и ждет дону догарессу внизу, – сказала Лу. – Она очень недовольна, что ее заранее не предупредили о танце.