Черная смерть (страница 4)

Страница 4

Почти наверняка Каффа была не единственным восточным портом, через который прошла чума на своем пути в Европу, но для поколения, пережившего Черную смерть, она навсегда станет местом, где зародилась эпидемия, а генуэзцы – людьми, которые принесли болезнь в Европу. Летописцы из семьи Эсте имели в виду своих современников, когда писали, что «проклятые галеры Генуи [принесли чуму] в Константинополь, Мессину, Сардинию, Геную, Марсель и многие другие места. Генуэзцы принесли гораздо больше потерь и страданий, чем даже сарацины»[35].

Чума – самый известный пример того, что индейцы Пима с юго-запада США называют oimmeddam, странствующей болезнью. Одна древнеиндейская легенда демонстрирует, какой глубокий страх перед oimmeddam испытывали люди в Средневековье.

– Откуда ты? – спрашивает индеец высокого незнакомца в черной шляпе.

– Я пришел издалека, – отвечает незнакомец, – с Восточного океана.

– Что ты принес с собой? – спрашивает индеец.

– Я несу смерть, – отвечает незнакомец. – От моего дыхания дети вянут и умирают, как молодые цветы в весеннем снегу. Я несу разрушение. Какой бы прекрасной ни была женщина, взглянув на меня лишь раз, она станет уродливой, как сама смерть. Мужчинам я несу не только смерть, но и гибель их детей и жен. Посмотрев на меня лишь раз, ты никогда не станешь прежним[36].

Чума – самый яркий пример oimmeddam в зарегистрированной истории. Во всем мире от этой болезни погибло около 200 миллионов человек[37], и ни одна вспышка эпидемиологического заболевания не принесла такого количества жертв, страданий и горя, как Черная смерть. Согласно шкале Фостера, это своего рода шкала Рихтера, только по ней измеряются человеческие бедствия, – чума является второй по величине катастрофой в истории человечества. По словам канадского географа Гарольда Д. Фостера, изобретателя этой шкалы, только Вторая мировая война принесла больше смертей, физических разрушений и эмоциональных страданий[38]. Историк из Гарварда Дэвид Герберт Дональд также относит Черную смерть к числу крупнейших катастроф в истории человечества[39]. Тем не менее самую большую, хотя и весьма сомнительную, дань разрушительной силе чумы отдает Комиссия по атомной энергии Соединенных Штатов, которая использовала эту средневековую эпидемию в качестве модели последствий всеобщей глобальной ядерной войны. Согласно исследованию комиссии над названием Disaster and Recovery, которое посвящено ядерному конфликту в эпоху «холодной войны», из всех катастроф в истории человечества именно Черная смерть наиболее близко имитирует «ядерную войну в ее географическом масштабе, внезапном начале и количестве жертв»[40].

Масштаб средневековой чумы был необычайным. В течение нескольких десятилетий в начале и середине четырнадцатого века чумная палочка, Yersinia pestis, проглотила Евразию как удав кролика – целиком, практически в один присест. От Китая на востоке до Гренландии на западе, от Сибири на севере до Индии на юге – чума уносила жизни повсюду, в том числе и в древнейших странах Ближнего Востока: в Сирии, Египте, Иране и Ираке. Сколько именно людей погибло от Черной смерти, неизвестно. В отношении Европы общепринятым показателем смертности является 33 процента[41][42]. В общих чертах это означает, что между 1347 годом, когда чума прибыла на Сицилию, и 1352 годом, когда она появилась на равнинах перед Москвой, континент потерял двадцать пять из семидесяти пяти миллионов жителей. Но в некоторых частях городской Италии, восточной Англии и сельской Франции смертность людей была намного выше – от 40 до 60 процентов. Черная смерть была особенно жестокой по отношению к детям и женщинам, которые умирали в бо́льшем количестве, чем мужчины, вероятно, потому, что проводили больше времени в помещении, где риск заражения был выше, а наиболее беспощадной болезнь была к беременным женщинам, у которых перед смертью обязательно начинались роды.

Современники были ошеломлены масштабом смертности. Казалось, что почти в одно мгновение каждый третий житель Европы исчез с лица земли, а в больших по площади графствах Англии, в небольших деревнях вдоль Сены и на окаймленных кипарисами дорогах Италии – где лучи заката наводят мысли о том, что «время – хранилище смысла»[43] – скончался и вовсе каждый второй житель. «Где теперь наши дорогие друзья? – писал поэт Франческо Петрарка. – Какая молния их поразила? Какое землетрясение поглотило их? Какая буря потопила их? Нас было много, а теперь мы почти одни»[44].

На исламском Ближнем Востоке и в Северной Африке уровень смертности также составил одну треть населения[45]. Мусульманскому историку Ибн Хальдуну казалось, что «голос жизни призывал к забвению»[46]. В Китае из-за непрекращающихся войн сложно было дать объективную оценку смертности от чумы, но между 1200 и 1393 годами население страны сократилось на 50 процентов, примерно со 123 до 65 миллионов. Сегодня демографическая катастрофа наподобие Черной смерти могла бы унести 1,9 миллиарда жизней[47].

Черная смерть действительно сильно отличается от любых других «блуждающих» болезней, но особенно необычно в ней то, что эта болезнь нетипична для человека. Чума – это болезнь грызунов. Люди являются просто побочным материалом, вынужденными потерями в непримиримой глобальной борьбе между чумной палочкой Yersinia pestis и популяцией грызунов в мире[48]. Естественными жертвами палочки Y. pestis являются палтусы, сурки, крысы, белки, песчанки, луговые собачки и еще примерно двести других видов грызунов. Чтобы возбудитель спровоцировал крупную вспышку болезни в масштабах Черной смерти именно у человека, должно было случиться несколько незаурядных событий[49]. И хотя мы никогда не узнаем, что же произошло тогда на самом деле, начиная с 1250 года социальные, экономические и, возможно, экологические изменения начали превращать большую часть Евразии во все более непригодное для жизни место.

Одним из новых факторов риска стала возросшая мобильность. Наряду с развитием международной торговли объединение степей монголами привело к тому, что торговцы, монгольские государственные деятели и армии стали проникать в одни из наиболее опасных и ранее изолированных очагов чумы в мире. Грызуны (и, что более важно, блохи, живущие на них) в иной ситуации умерли бы одинокой, безобидной смертью где-нибудь на песчаной дюне Гоби или в сибирской степи. Однако теперь они получили возможность «путешествовать» в отдаленные места планеты с караванами, солдатами, находящимися в походе, или с наездниками монгольской почтовой службы, которые могли преодолевать расстояние до ста миль в день по безликим, продуваемым всеми ветрами северным степям.

Возможно, в возникновении чумы также сыграли свою роль и экологические потрясения. Как старый тщеславный актер, Y. pestis не побрезговала красочной репетицией перед основным выступлением. В середине шестого века, во время первого (задокументированного) визита чумы в Европу, так называемой «Чумы Юстиниана», очевидцы рассказывали о кровавом дожде в Галлии, о желтом веществе, «спускающемся на землю, подобно дождю», в Уэльсе и о затмении солнца на территории всей Европы и на Ближнем Востоке. «Мы с удивлением не обнаружили в полдень тени от наших тел и почувствовали, как могучая энергия солнечного тепла лишила нас последних сил»[50], – писал римский историк Флавий Кассиодор.

Похожие, хотя и менее колоритные описания экологической нестабильности появились за несколько десятилетий до Черной смерти. На западе и на востоке сообщалось об извержениях вулканов (в Италии), землетрясениях (в Италии и Австрии), крупных наводнениях (в Германии и Франции), приливной волне (на Кипре) и скоплениях саранчи длиной «в три германские мили» (в Польше)[51]. Однако, поскольку люди Средневековья рассматривали стихийные бедствия как предзнаменования и выражение божественного гнева, к этим сообщениям следует относиться с осторожностью. Несомненно, многие из бедствий, описанные европейскими – и китайскими – летописцами, были выдуманы или чрезмерно преувеличены для того, чтобы представить их как апокалиптическую увертюру к Черной смерти.

Тем не менее данные изучения колец деревьев показывают, что начало четырнадцатого века было одним из самых тяжелых периодов в экологическом плане за последние две тысячи лет – возможно, из-за необычной сейсмической активности в мировых океанах. А современный опыт показывает, что экологические потрясения в виде засух, наводнений и землетрясений могут сыграть роль в распространении чумы. Это происходит потому, что такие события заставляют удаленные от цивилизации популяции диких грызунов, естественную среду обитания Y. pestis, покидать свое место жительства и устремляться к населенным пунктам в поисках пищи и жилья.

Социальные и демографические условия также являются значимыми факторами риска распространения чумы. Подобно другим инфекционным болезням, для этого заболевания требуется минимальная численность населения в количестве четырехсот тысяч человек. Если число людей ниже этого показателя – или люди рассеяны достаточно широко друг от друга, – цепь инфекции начинает разрушаться. Также важны санитарные условия. Основной вектор человеческой чумы – черная крыса Rattus rattus – питается человеческими отходами и мусором, поэтому чем грязнее улицы, дома и дворы, тем больше риск распространения чумы. Поскольку блохи являются еще более серьезным вектором заболевания, большое значение имеет и личная гигиена: люди, которые моются редко, более привлекательны для блох, чем те, кто моется регулярно. Люди, которые живут рядом с фермерскими животными, также подвергаются большему риску, потому что они неизбежно контактируют с большим количеством крыс и блох. И если люди живут в домах с негерметичными крышами и стенами, риск еще выше[52].

В протекании чумы у человека роль неполноценного питания противоречива, хотя, возможно, это и не вполне оправданно. Ведь доказано, что бактерии, которым требуются многие из тех же питательных веществ, что и людям, испытывают трудности с размножением на теле у истощенных хозяев. Но опыт борьбы с чумой в Китае и Индии начала двадцатого века свидетельствует о том, что неудовлетворительные питание и гигиена являются факторами риска заболевания, а новые исследования показывают, что питание может влиять на восприимчивость к болезни другим, менее явным образом. Согласно недавним исследованиям, недоедание в утробе матери наносит вред развивающейся иммунной системе, создавая в течение всей жизни уязвимость к болезням в целом[53].

* * *

От Каффы до джунглей Вьетнама[54] важным фактором, провоцирующим человеческую чуму, была еще и война. После сражений остаются человеческие трупы и мусор, которые привлекают крыс, дурно пахнущие тела, которые притягивают к себе блох. Люди во время войн подвергаются стрессам, которые снижают защитные функции иммунной системы. Солдаты и кавалерия, перемещающиеся от одной позиции к другой, также способствуют тому, что инфекция становится более мобильной.

[35] Цитируется у Филипа Зиглера, The Black Death (Нью-Йорк: Harper & Row, 1969), с. 16.
[36] Дэвид Э. Стэннард, «Disease, Human Migration and History» в The Cambridge World History of Human Disease (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 1993), с. 35.
[37] Роберт Р. Брубейкер, «The Genus Yersinia», Current Topics in Microbiology, вып. 57 (1972), с. 111.
[38] Гарольд Фостер, «Assessing the Magnitude of Disaster», Professional Geographer, вып. 28 (1976), с. 241–247.
[39] Дэвид Герберт Дональд, «The Ten Most Significant Events of The Second Millennium», в The World Almanac and Book of Facts (Махва, Нью-Джерси: Primedia, 1999), с. 35.
[40] Джек Хиршлейфер, Disaster and Recovery: The Black Death in Western Europe, подготовлено для Отделения технического анализа Комиссии по атомной энергии США (Лос-Анджелес: RAND Corporation, 1966), с. 1–2.
[41] Зиглер, The Black Death, с. 230. См. Также: Мария Келли, History of The Black Death in Ireland (Страуд, Глостершир: Темпус, 2001), с. 41; «The Black Death in The Middle Ages», The Dictionary of the Middle Ages, изд. Джозеф Р. Стрейер (Нью-Йорк: Чарльз Скрибнер, 1982), с. 244; Хоррокс, The Black Death, с. 3; Уильям Напи и Эндрю Спайсер, The Black Death and History of Plagues, 1345–1730, 1345–1730 (Страуд, Глостершир: Темпус, 2000), с. 34–35.
[42] Данные о количестве погибших от Черной смерти колеблются почти так же часто, как фондовый рынок. Недавно один историк утверждал, что от Черной смерти скончалось 60 процентов населения Европы. Тем не менее именно 33 процента является наиболее часто упоминаемым и актуальным показателем смертности. Интересно, что это очень близко к данным, которые выдвигают средневековые ученые. Когда чума закончилась, церковная комиссия определила, что число погибших составило почти 24 миллиона, что удивительно близко как раз к одной трети смертельных случаев в Европе, население которой составляло тогда 75 миллионов. (William Naphy and Andrew Spicer, The Black Death: A History of Plagues [Stroud, Gloucestershire: Tempus Publishing, 2000], p. 34. См. также Ole J. Benedictow, The Black Death: The Complete History [Woodbridge, Suffolk: Boydell Press, 2004], p. 383.)
[43] Цитата из произведения мексиканского поэта Октавио Паса. (Прим. ред.)
[44] Франческо Петрарка, «Letter from Parma», Хоррокс, The Black Death, с. 248–249.
[45] Готфрид, The Black Death, с. 35.
[46] Ибн Хальдун, Долс, The Black Death in The Middle East, с. 67.
[47] Макнил, The Black Death, с. 174.
[48] В настоящий момент чума, кажется, одерживает верх в этой борьбе. Недавние исследования показывают, что заболевание стало настолько опасным для грызунов, что из-за этого может нарушиться процесс естественного отбора у нескольких видов. (Dean E. Biggins and Michael Kosvol, «Influences of Introduced Plague on North American Mammals», Journal of Mammalogy [November 2001], рр. 906–916.)
[49] Нафи и Спайсер, The Black Death and History of Plagues, с. 35.
[50] М. Г. Л. Бэйли, «Marking in Marker Dates: Towards an Archeology with Historical Precision», World Archeology, вып. 23, № 2 (октябрь 1991), с. 23.
[51] М. Г. Л. Бэйли, «Putting Abrupt Environmental Change Back into Human History», в Environments and Historical Change, под ред. Пола Слэка (Oxford: Oxford University Press, 1998), с. 52–72. См. Также: Брюс М. С. Кэмпбелл, «Britain 1300», History Today, июнь 2000.
[52] Роберт Поллитцер, Чума (Женева: Всемирная организация здравоохранения, 1954); Л. Фабиан Херст, The Conquest of Plague: A Study of The Evolution of Epidemiology (Oxford: Clarendon Press, 1953); Ву Лиен-Дэ и др., Plague: A Manual for Medical and Public Health Workers (Шанхай: Национальная карантинная служба Вэйшэншу, станция Шанхая, 1936); Ву Лиен-Дэ, A Treatise of Pneumonic Plague (Женева: 1926); Комиссия по исследованию чумы, «О сезонной распространенности чумы в Индии», Journal of Hygiene, вып. 8 (1900), с. 266–301; Комиссия по исследованию чумы, «Statistical Investigation of Plague in The Punjab, Third Report on Some Factors Which Influence The Prevalence of Plague», Journal of Hygiene, вып. 11 (1911), 62–156.
[53] Дэвид Херлихи в книге The Black Death and the Transformation of the West, изд. Сэмюэл К. Кон-младший (Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 1997), с. 34.
[54] Во время войны во Вьетнаме было зарегистрировано примерно двадцать пять тысяч случаев чумы, почти все жертвы были вьетнамцами. (Plague Manual: Epidemiology, Distribution, Surveillance and Control [Geneva: World Health Organization, 1999], pp. 23–24.)