4

Косте нравилось учиться, конечно, на первом курсе избыток впечатлений – одно сравнение с приснопамятным школьным диктатом чего стоило – но по-настоящему заводило ощущение причастности среди таких же людей, способных к выражению мыслей и эмоций в законченной форме, способных реализовать своё стремление и однажды доказавших это. Пройдя творческий конкурс, они получили первое реальное подтверждение заявленных претензий на исключительность, дальше – отсев, дальше – сброс, но пока на равных.

Косте нравилось общаться с сокурсниками, именно с сокурсниками, так как старшие студенты концентрировались на себе любимых, не обязательно используя личные местоимения, но обязательно выделяя (лучше курсивом) собственную значимость (через отношение, понимание), а к последнему курсу и значительность. На первом же полагалось претендовать только на заметность, а это сближало; среди прочего ещё не потеряна привычка бессистемно читать других авторов, подготавливая гремучую закваску для интересной беседы. Впрочем, подгружала одна неприятность: после любого литературно-философского диспута оставался досадный осадок соперничества, от неуёмного желания казаться лучше, образованнее, мудрее. Это напряжение утомляло, а порой и изматывало, не неся никому особой радости, лишь обиды и упрёки (садисты и мазохисты не в счёт), а Костя искал открытой и умной беседы, как без менторства, так и без тупизма. В общем, начав складываться, отношения постепенно развалились, заменившись внимательным отношением к учёбе, успешность которой вызвала очередной виток соперничества через зависть и раздражение. Повезло, что благодаря Вику у Кости теперь новые друзья и знакомые.

В отличие от мужской половины сокурсников, девушкам Костя нравился, хотя, по собственному мнению, ничего для этого не делал. Ничего и не требовалось: умный, обаятельный, молодой, красивый, материально обеспеченный – кому что, и всё в одном. Знай он, какие разборки (среди девушек) уже прошли и какие ещё предстоят, спрятаться бы под густым покровом скромности и созерцательности, но, предпочитая расцвеченный мир, тянулся в сторону жизнелюбия, в сторону безболезненных рикошетов улыбок.

Костя учился на отделении прозы, курс состоял из двух семинаров (говоря проще – из двух учебных групп), возглавляемых известными литературными персонами. Девушки присутствовали на обоих семинарах, но числом, меньшим юношей, не утруждавших себя тщетным джентльменством. Сложившиеся обстоятельства потребовали вмешательства, причём достаточно яркого, способного уравнять, а при необходимости и перебороть любого из противоположного лагеря (Костя – посередине, лучший вариант существования и поддержания равновесия), таким вмешательством оказалась Яна. Произошло это не сразу, поскольку она не готовилась к лидерству, по жизни предпочитая разделять ответственность, но, как часто повторялось в истории, свободный выбор диктуется отнюдь не собственной волей, а является лишь закамуфлированной формой определённого марионеточного действа, в центре которого суть избранности. Яну «активировали» посредством Кости, который ей понравился. Дальше просто – чувство потребовало выхода (подавление подобных эмоций не работает, особенно при нулевом опыте), а значит, придётся вылезать из своей тёплой уютной норки и демонстрировать лучшее – данное богом.

Костя её заметил, заметили и другие. К настоящему моменту Яна, при всей природной хрупкости и привитой домашности, приобрела имидж жёсткой и сильной натуры, достойной опасения – за ум, за умение ставить на место, балансируя на грани дерзости и остроумия, а особами женского пола – за читаемое стремление покорить Костю. Но ответного чувства не возникло, впрочем, Яне следует отдать должное, окажись Костя не совсем тем, кем он был, и её успех не подлежал сомнению, а так – небольшое приключение в бесконечной череде взаимоувязанных событий.

Студенты неторопливо расселись по местам, достали свои конспекты, какие-то книги, журналы и, наконец, увидели вошедшего преподавателя. Тот выглядел взъерошено и возбуждённо, не дав себе труда поздороваться с учениками (или пациентами?), сразу обозначил переход к терапии:

– Логика обучения предполагает периодическую проверку пройденного материала, чем мы и займёмся наиподробнейшим образом.

– Кирилл Мефодьевич, можно вопрос, пока не началось, – Костя предложил партию.

– Если вопрос по сути материала, то можно, если нет, то я сам задам тебе вопрос, а за ответ поставлю оценку, итак… – преподаватель применил старый защитный приём, в половине случаев приносящий успех.

– Конечно, по теме, более того, вопрос затрагивает и некоторые аспекты вашей вступительной речи, – Костя не испугался, разрешив себе лёгкий выпад.

– Речи? Костя, это не речь, а приглашение на аутодафе, – последнее слово во избежание обвинений в подражательстве.

– Пусть так, но я рискну показаться еретиком и спрошу, – одинокий комарик вместо тучи гнуса, замени Костя «еретика» на «Цинцината». – Вы согласны с тем, что логика обучения предполагает обучение, в первую очередь, самой логике?

– Это очевидно, хотя и не реализуется. Да, здесь есть конфликт.

Далее – обмен мнениями. Стороны согласились, что логику, как предмет, как научную дисциплину, следует преподавать чуть ли не с первого класса школы, понятно, что встают проблемы методического характера, но это не снимает потребности в действенном универсальном инструменте, упрощающем и облегчающем процесс как получения, так и применения знаний. Алфавит (так между собой студенты называли Кирилла Мефодьевича) пошёл дальше, назвав большой ошибкой признание логики предметом исключительно философским, подлежащим изучению только в соответствующих вузах. Понеслось. Костя, в развитие идей их прогрессивного преподавателя, назвал бесполезным занятием изучение логики в привязке только к философии, либо к математике, либо к иной другой науке (в том смысле, что глупо искать крупицы всеобщей истины в её частных проявлениях) и выдвинул императив о том, что логика есть всеобщее метаполе науки. А значит, логика – это наднаука, протонаука, на которую опирается любое систематизированное знание, постигаемое человечеством по мере той необходимости, что ставится самим историческим процессом (кроме «историческим», ещё и «кармическим», но об этом Костя предпочёл здесь умолчать).

«Стоп, стоп, стоп – эдак мы всю физику к… сведём», – Алфавиту, к месту, припомнился этот старый анекдот.

– Костя, в своей категоричности ты, похоже, готов не заметить и возможные исключения, ведь нельзя же отказаться от опыта, в смысле эксперимента, наблюдения и даже чувственного восприятия.

– Кирилл Мефодьевич, я вовсе не категоричен, но что касается эксперимента, то его подготовка и предсказание результата определяется логикой, а итог лишь укрепляет доказательную базу. Наблюдение и, в большей степени, чувственное видение – я понял намёк в сторону Ньютона, Менделеева и подобных историй – принято считать случайным фактором, хотя логика позволяет оперировать и этим понятием, но не всё сразу, – или обозначать как исключение, подтверждающее правило.

– Тогда докажи, как исключение подтверждает правило, – задание несложное, но для студента первого курса непрофильного вуза обязано вызвать затруднение.

– Хорошо, – аудитория отреагировала полной тишиной, все слышали «спорное» высказывание, но мало кто пытался его обосновать, полагая аксиоматичным и принимая на веру, к числу немногих пытавшихся относилась и Яна, имевшая собственное решение, а потому готовая, при возможности, подключиться к дискуссии. – Для начала одно противоречие.

– Пожалуйста, пожалуйста, – Алфавит пребывал в благодушном настроении, от былой нервозности – ни следа.

– Все мы знаем о линейной логике, – в классическом понимании речь о формальной логике, – когда всякая отдельная причинно-следственная связь считается законченной, то есть достаточной для описания некоего формализованного аспекта, даже если эта связь является элементом более сложной конструкции. В упрощённом, бытовом варианте данный подход мы именуем здравым смыслом. Так вот, исходя из этой логики, утверждение, что исключение подтверждает правило – ложно. Поскольку если есть правило, то исключение ничего не доказывает, а лишь опрокидывает само существование правила.

– Ну вот, ты сам себя ниспровергаешь, хотя при этом прав, – выпад позволил один из тех пытавшихся (но не Яна), который удовлетворился подобным объяснением (ещё и потому, что пришёл к нему самостоятельно, путём перебора отдельных ситуаций, не связывая их) и, более того, в своём повседневном общении с людьми насмехавшийся над теми, кто не к месту применял данную формулу.

– Я же предупредил, что начну с противоречия, для затравки, зная, что некоторые думают аналогично. Наконец, о главном. Очевидно, что существует и нелинейная логика, или, по-другому, интегральная, объединяющая и описывающая взаимодействие (в самом широком смысле) причинно-следственных связей, – в традиции это называют диалектической логикой. Для большей чёткости заменим «правило» «законом», а «исключение» «нарушением закона». Теперь определим закон как необходимую форму существования чего-либо требующего упорядочения по жёстким критериям, достаточность которых обеспечивает его, закона, устойчивость.

– Не согласен, – оппонент не унимался. – Существует другое определение закона и требуется отталкиваться от него, – бывают люди несогласные безо всяких причин, но как, зачем и куда собрался отталкиваться данный индивид, он и сам не знал.

– Существует, но только не определение, а определения, каждое для своего, специального, толкования. Я же предложил общий вариант, приемлемый для всякого понимания закона.

– Ладно, Костя, не отвлекайся, только выйди к доске, – Алфавит, всё-таки преподаватель. – Мне интересно, кому-нибудь ещё понятна дальнейшая схема рассуждений?

– Мне понятна, Кирилл Мефодьевич, – Яна вполне могла продолжить, хотя изначально отталкивалась от другой модели, тоже с заменой, но по линии «закономерность – случайность».

– Хорошо, тогда послушаем Костю, а потом Яна дополнит ответ, если останется, что дополнить, – Алфавит переводил занятие в привычное для себя русло.

– Теперь о нарушении закона. Это то действие, которое наилучшим образом демонстрирует потребность в самом существовании закона, очевидно, что преступается лишь то, что существует, – Костя посмотрел на Яну и улыбнулся, до этого она находилась за его спиной, так как любила сидеть на последнем ряду. – В ином случае, закон перейдёт в разряд непреложных фактов, аксиом, определяющих базовые понятия и не требующих упорядочения, то есть перестанет быть законом или правилом. При возникновении лавинообразного нарушения происходит слом критериев достаточности, приводящий к потере действенности закона, его актуальности, что предопределяет образование (иногда, формулирование) нового закона, устойчивого к данным нарушениям. Резюмирую – исключения не только подтверждают правила, но и делают их действенными, а иногда и формируют новые.

– Оно, конечно, гладко сказано, – старый знакомый продолжал искать возможности для реванша. – Но вот пример один у меня не складывается, по твоей логике, если рассмотреть любовь и ревность, получается, что ревность подтверждает любовь, поддерживает её и даже способствует зарождению новой! Типа без ревности и любви-то нет. По-моему, это бред, – а ведь не дурак.

– По-моему, тоже, – Яна перевела взгляд на Алфавита, и тот кивком разрешил продолжить. – Любовь и ревность – это чувства, эмоциональные состояния, при определённом взгляде они вообще аксиоматичны, а значит, и равнозначны, как добро и зло, мы же исследуем иерархическую структуру «правило» – «исключение», поэтому для придания примеру корректности необходимо определиться с формами проявления этих чувств, причём в связанном виде. Я предлагаю брак и измену.

– Яна, не распугай всех молодых людей, – Косте стало забавно, и он не сдержался. – А то если любовь, так сразу брак, а если ревность, то непременно измена…

– Предложи иначе.

– Зачем же. Логически всё точно, просто по-человечески обидно.