Стол оказался удивительно маленьким, едва ли троим сесть пообедать. Крестьяне бы только посмеялись над таким. Вместо лавок и табуретов – стулья с высокими спинками. Они, конечно, удобны, но непрактичны и занимают немало пространства, которое в доме ограничено. Впрочем, одинокой бабе много ли места надо? Пара шкафчиков с посудой и припасами, деревянный рукомойник и заботливо подставленная под него кадушка на низкой табуретке, полосатая «дорожка» на полу – всё было обычным и нормальным, как в любом небогатом доме.

У окна, под сильным химическим фонарём (дорогая, между прочим, штука!), стояло огромное, мягкое даже на вид кресло и оббитая тканью скамеечка для ног. Вот это уже было странновато – в деревнях такая мебель не в ходу, на чём-то подобном только горожане восседать привыкли, причём далеко не самые бедные.

Смущали и книги. На какой-то короткий миг Вэлу показалось, что стены буквально кренятся под тяжестью полок, на которых наставлены тома, и сейчас завялятся, погребя под горой брёвен и бумаги всех, находящихся в доме.

Ученик паладина сморгнул, и наваждение исчезло.

Книги, впрочем, остались. Некоторые были старинными, в потемневших от времени деревянных и кожаных обложках, некоторые – новодел на плохой бумаге. Одни изумляли тонкой работой – резьбой, отделкой камнями, кожей и тканями. Другие – были просты и аскетичны. Анатомические атласы, справочники медика и коровьего доктора, сборники житейских советов, описания целебных трав, даже какие-то оккультные книжонки… Относящегося к магии оказалось до обидного мало. Так, совсем уж по мелочи: общие собрания заклинаний, единых и одинаковых для всех, рекомендации по образу жизни для друидов, паладинов и големистов в нескольких томах, опять-таки ботанические, зоологические и анатомические справочники (дорогие, с цветными картинками и подробными описаниями лечебных заклинаний). В общем, всё, что можно купить легально в любой более-менее крупной книжной лавке столицы или центра одной из провинций. Ничего запретного, древнего, злобного и невиданного.

Тем не менее, в этом доме явно царил культ книг. Все они, даже самые дешёвые и плохонькие, пребывали в идеальном состоянии. Всеми ими явно пользовались, но пользовались очень бережно и осторожно. Некоторые несли на себе следы до чрезвычайности аккуратного ремонта. Ни единой пылинки, ни единой соринки не лежало на полках, развешанных, кстати, так, чтобы издания ни в коем случае не пострадали от чрезмерного печного жара или брызг воды.

Ничего этого во время утренней атаки Вэл не видел. Вернее, просто не обратил внимания, донельзя смущённый и взволнованный своей миссией.

Дженлейн, не задерживаясь, направилась в спальню. Там, у кровати, ещё несущей на себе следы разыгравшегося сражения, стоял посох. Знаменитый посох чернокнижника, без которого они не в состоянии творить свою злобную магию.

Дерево, отполированное ладонями, казалось почти чёрным. На нём кое-где виднелись тоненькие светлые прожилки, как на мраморе, но живицы он наверняка давно уже не мог выделить ни капли. Венчала посох (Вэл задохнулся, разглядев) рука. Аккуратная такая рука, небольшая, явно женская. Вернее, то, что от нее осталось. Белая кость через полпальца от запястья с необъяснимой естественностью переходила в тёмную древесину. Тыльная сторона ладони аккуратно лежала на самом навершии деревянной части посоха. Ни клочка плоти, ни кусочка кожи или жил не осталось на этой руке – только желтоватые кости, удерживаемые воедино непостижимой силой чернокнижницы. Мёртвые пальцы сжимали гладкий зеленоватый каменный шар размером с кулак. На указательном (о Всесущая, сбереги!) сохранился золотой перстень с весьма недурственным сапфиром. Украшение не болталось, драгоценный камень располагался на положенном ему месте – видимо, его, как и шар, и скелетированную руку, удерживала в единстве с древком какая-то неописуемая магия.

От посоха ощутимо веяло болью и злобой. По крайней мере, ученик паладина мог поклясться, что чувствует даже запах тлена, разложения и гнили, а тёмную ауру видит невооружённым глазом.

Вэл так и не понял: чернокнижница подошла к посоху и взяла в руки или он сам скользнул к ней в ладонь. В любом случае, женщина бережно (о, как бережно, не каждая крестьянская мать так относится к новорождённому младенцу!) положила страшную вещь на разорённую постель и повернулась к паладинам.

– Мне нужно время на сборы.

Не попросила – уведомила. Потом спокойно развернулась, с кряхтением опустилась на колени и полезла под кровать.

Вэл, пользуясь минутой, начал оглядываться. Ему было любопытно. Опять-таки, когда ещё представится возможность в более-менее спокойной обстановке изучить логово исконного врага паладинов? В нынешнее-то просвещённое время чернокнижники стали ещё более редкими, чем горные драконы.

Спальня, опять-таки, не могла похвастаться ничем страшным – не было там ни свечей из жира покойников, ни костяных гребней для волос, ни человеческих скелетов на подставках, ни сушёных голов с высунутыми языками. Хотя кое-какие странности, конечно, имелись.

Внимание Вэла привлёк столик. Обычный такой туалетный столик с несколькими шуфлядками, большим зеркалом и низеньким пуфиком рядом. В отделанном шелками и бархатом будуаре какой-нибудь благородной дамы он бы смотрелся очень уместно. Но в глухой лесной избушке…Странно, что и говорить. Одно это зеркало потянет на полугодовой бюджет маленького сельца.

Как зачарованный, ученик паладина шагнул к столику. И замер.

Происходил Вэл, надо сказать, из весьма небедной семьи. И отец его, и дед, и прадеды, сколько возможно было проследить в глубину веков, занимались ювелирными работами – делали драгоценные оправы для зеркал, лорнетов и очков, маленькие шкатулки, набалдашники для тростей, золотые статуэтки и пресс-папье, ручки зонтов, обложки для дорогих книг. И, конечно, украшения. Покупатели всех этих милых вещиц, понятно, не последнюю хлебную корку без хрена доедали. Прапрадеду Вэла была оказана великая честь – брат королевы заказал как-то раз у него золотой комплект с бриллиантами и рубинами, который преподнёс потом венценосной сестре в честь рождения у неё первенца. Лет двести назад наследный принц присовокупил к подаркам своей невесте брошку, сработанную умелыми руками семейства. Это дало предкам Вэла право с гордостью относить к числу своих клиентов и особ королевской крови. Ученика паладина, разумеется, с раннего детства готовили к стезе ювелира. Поэтому для своего возраста он весьма неплохо разбирался и в камнях, и в металлах.

Увиденное его просто потрясло.

На столике лежали драгоценности. Небрежно так лежали, словно хозяйка, вернувшаяся со светского раута, не пожелала звать горничную, сама кое-как постягивала их с себя и побросала на столешницу. На том же столике соседствовали этими богатствами деревянные заколки и шпильки для волос, простенькие и грошовые, каких у самой нищей девчонки в достатке будет.

Вэл протянул руку и, едва дыша от восхищения, взял золотой гребень для волос, за которым со звоном потянулись длинные витые цепочки с бусинами. Работа была очень тонкой. Неизвестный – хотя Вэл подозревал, что как раз таки весьма известный, просто незнакомый ему – мастер постарался на славу: на лепестках цветов поблёскивали капельки росы (что это? Огранённые особым образом камни или какая-то магия?), в одной из чашечек белоснежных лилий сидела бабочка, от стеблей и листьев, казалось, исходил запах свежей зелени…

– Что это? – Арвин, конечно, наблюдал за чернокнижницей. Но и на ученика косился краем глаза.

– Я… Я не знаю. – У Вэла перехватило горло. – Я даже представить не могу, сколько это может стоить. Посмотрите, какие камни… Они достойны королевы. А работа… Судя по всему, старинная – в наши дни секрет изготовления таких вот росинок утерян.

– М-да… – Паладину явно не хотелось задумываться о каких-то там бабочках и росинках на бабьих цацках. Чернокнижница, по-прежнему торчавшая задом кверху из-под кровати, занимала его куда больше. – Что-то слишком долго она там возится, не находишь?

– Вы не понимаете! – Вэл не на шутку разволновался. Что-то во всей этой ситуации определённо было неправильным, и оно не нравилось парню. – Это дорогая вещь! Безумно дорогая!

– И что? – Арвин всё ещё не видел трагедии.

– Откуда у чернокнижницы, живущей в лесной чащобе в крохотной избёнке, такой гребень? Старинный, очень дорогой… Даже если отбросить художественную и историческую ценность, камни и металл потянут на очень круглую сумму!

– Мало ли… Может, спёрла у кого. Может, в могильном кургане или усыпальнице нашла, когда прах умерших тревожила.

– Столько?!

Вэл красноречивым жестом указал на столик. Судя по количеству лежащих на нём драгоценностей, чернокнижница несколько лет ответственно и прилежно трудилась на ниве разграбления могил и за это время успела осчастливить своим вниманием, по меньшей мере, десяток королевских склепов. Причём в склепах этих покоились одни лишь женщины – как показал более внимательный взгляд, Дженлейн владела баснословно дорогими заколками, зажимами, гребнями, шпильками и расчёсками – в общем, преимущественно вещами по уходу за волосами и для их украшения. И, судя по всему, не только владела, но и активно пользовалась всеми этими богатствами: три зубца у одной из расчёсок оказались обломаны, кое-где виднелись гнёзда из-под выпавших камней, а к некоторым шпилькам определённо не хватало пары.

– Это… Это неописуемо!

– Замолчи, Вэл! – в конце концов не выдержал Арвин. – Ты, наверное, что-то путаешь. Небось это всё – стекляшки и золотое напыление. Ты ж не ювелир, а недоучка. Сейчас у нас есть дела поважнее, чем над фальшивыми камнями охать.

«Недоучка» обиженно притих. Он был абсолютно уверен в том, что говорит. Когда в твоей семье младенцам вручают одну и ту же серебряную погремушку, увешанную мелкими изумрудами и рубинами (причём коллекцию камней старается пополнить каждое поколение), волей-неволей с пелёнок начнёшь разбираться в ювелирных изделиях.

Впрочем, наставнику, конечно, виднее. Оглядевшись, Вэл нашёл новый повод для недовольства:

– Зря вы ей это позволили.

– Что – это?

– Собираться самой. Этак она до вечера провожжается. Бабы обычно кучу барахла ненужного с собой набирают, часами его упаковывают, потом вытаскивают и перекладывают, потом ещё раз вытаскивают и опять сундуки да сумки наполняют, а потом всю дорогу стонут, что что-то забыли или не взяли, а надо было бы. При этом за всю поездку ни разу половину вещей даже не достанут, – со знанием дела поведал Вэл. Опыт сборов и путешествий в женском обществе у него был, и немалый – в семье, помимо матери и её троюродной сестры-приживалки, имелось ещё две девушки, сёстры будущего паладина. И к ним, конечно, прилагались дуэньи.

– Эй, ты! – Арвин, явно до глубины души впечатлённый этим красочным рассказом, наклонился и брезгливо подёргал чернокнижницу за щиколотку. По-прежнему обтянутую, между прочим, вэловым сапогом. – Ты скоро там?

– Скоро, – пропыхтела из-под кровати Дженлейн, брыкнув ногой. – Уж почти…

С этими словами она начала пятиться назад, как выползающий из норы рак. Чихнув пару раз и подняв облачко пыли (видимо, под кроватями мыть чернокнижницы считают ниже своего достоинства) она наконец-то выпрямилась, явив миру паутину на чёлке и две туго набитые, явно очень тяжёлые торбы в руках.

– Ты готова?

– Почти, – равнодушно повторила она. Подошла к туалетному столику, небрежным жестом смахнула в распяленную горловину сумки большую часть богатств, даже не присматриваясь, что именно забирает. Подхватила с кровати посох и ушла в большую комнату. Торбы свои женщина несла чрезвычайно бережно, будто они были набиты камнями и фарфоровыми чашками одновременно.

Арвин, чувствуя, что чернокнижница ухитряется навязывать свои правила игры, догнал её и раздражённо дёрнул за рукав рубахи:

– Что у тебя там?

– Книги.

– Зачем? – не утерпел потрясённый Вэл. Ладно бы она паковала одежду или дорогие украшения. Но книги?!

– Надо! – Женщина поставила свои торбы на пол и подбоченилась, как базарная торговка. Попробуй, мол, спорить!

– Дай посмотреть! – Арвин шагнул вперёд и протянул руку.

– Нет! – Дженлейн тоже шагнула вперёд, заслоняя собой сумки.

– Дай, я сказал! – повысил тон паладин.

– Нет!

– Дай!

А вот кричать на меня не стоило.