Стэрон обернулся и наткнулся на лица, столь же озадаченные, как и он сам. Растолкав всех, не обращая внимания на вопросы, он вышел в коридор, огляделся и остановил свой взгляд на двери в конце коридора. Остальные, видимо, проследили за его взглядом, и теперь вся пятерка молча уставилась на приоткрытую дверь мужского туалета. Преодолев расстояние до двери в пару быстрых шагов, Стэрон остановился, осторожно взялся за ручку и со скрипом открыл дверь. В свете моргающих люминесцентных ламп он увидел своего пациента, стоящего к нему спиной, опершись руками о белую раковину. В отражении зеркала возвышалась гора запачканных красным бинтов в раковине. Стэрон шагнул вперед и остановился, увидев в отражении лицо своего пациента. Невольно возникла мысль, что еще секунда, и он сорвется на крик, полный боли и ужаса, или забьется в угол и тихо заплачет, бормоча себе под нос, что все это сон. И Стэрон не стал бы его осуждать. Лицо в отражении слабо походило на того белокурого счастливого юношу с фото: шрамы и соединяющие их швы, пересекающие друг друга, непропорционально натянутая кое-где кожа, грубо обросшая борода, которая не скрывала и половины этого безобразия, наоборот, выделяя белыми пробелами самые глубокие раны. Алекс Дорвин хватал ртом воздух, разглядывая каждый шрам, не отрывая взгляд от своего лица, даже когда Стэрон подошел к нему вплотную и положил руку на плечо, почувствовав ладонью, как все тело дрожит и пылает, словно в лихорадке. Он принялся отрицательно качать головой, а красные глаза наполнились влагой, и Стэрон уже было хотел вызвать медсестру, как вдруг увидел, как к ним из-за спины подходит жена пациента. Надрывающимся голосом она тихо окликнула мужа:

– Алекс?

Одно слово, произнесенное супругой, заставило пациента замереть, а затем стыдливо опустить голову, спрятав лицо. Хьюги Дорвин подошла к своему мужу, обняла его со спины, и в момент прикосновения Алекс вздрогнул всем телом. Стэрон отступил на шаг и стал наблюдать, как она крепко сжала его в объятиях и уткнулась лицом в больничный халат, оставив на том мокрые пятна. Алекс дотронулся пальцами, а затем крепко сжал ее руку. Она скользнула ему под руку, провела ладонью по мокрой щеке и запустила пальцы в растрепанные волосы, но он все так же стыдливо прятал лицо, не решаясь открыть глаза, пока вновь не услышал ее голос, в котором угадывались утешение, любовь и искренняя и самая наивная вера.

– Алекс. – Едва она вновь произнесла имя, как он поднял на нее взгляд и увидел ее улыбку и глаза, полные слез. Пару долгих мгновений они смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова, и в конце концов он прижал ее к изрезанной шрамами груди, стискивая зубы от боли. В этот момент Стэрон невольно подумал, что подобные объятия вполне сойдут за клятву больше никогда ее не отпускать.

Глава 2

– Я припарковался у заднего входа. Подумал, так будет лучше.

Карвин подал ему толстовку, которую Алиса хотела помочь надеть, но Хьюги ее остановила. Алекс застегнулся и накинул капюшон. Растрепанные и неухоженные космы светлых волос спадали на лицо. Руки и шея все еще были покрыты бинтами. Они свободно шли по белому коридору, наполненному врачами в белых халатах и освещенному белым светом люминесцентных ламп, но, когда увидели, как Алекс отворачивается при приближении людей, будто преступник в бегах, они, не сговариваясь, обступили его, образовав живой щит. Хьюги взяла его под руку и пошла с ним в ногу, прижимаясь головой к теплому плечу. Эспен вышел вперед и своим ростом заслонял их ото всех. Карвин и Алиса шли по бокам от него.

– Мисс Дорвин?

Какой-то лысый врач окликнул ее, и всей группе пришлось остановиться. Врач подошел и встал рядом с Алексом, который упорно не желал поворачиваться к нему лицом, но врач будто и не замечал его, прикованный радостным взглядом к Хьюги.

– Мисс Дорвин! Простите, я вас не сразу узнал. Рад вас видеть. Эспен, как дела? – Он пожал руку ему и Карвину, а когда протянул ее Алексу, то, заглянув под капюшон, невольно отпрянул назад. Мотая головой в поиске спасения из этой ситуации, он встретился с жестким взглядом Эспена и укоризненным – Карвина. Оба своим видом намекали ему на то, что он стал невольным участником игры «притворись, что все в порядке». Проблема для них сейчас заключалась в том, хватит ли врачу ума выйти из этой игры приличным человеком.

– Алекс? Тебя выписали? Черт, Алекс! Мы думали, ты там годы пролежишь! А ты стоишь тут как ни в чем не бывало! Алекс! Черт! – Доктор обнял его, будто это было у них в порядке вещей. Алекс всосал воздух сквозь стиснутые зубы, показывая этим, что ему больно, и доктор мгновенно отпрянул. – Ой, да, прости.

Хьюги и Алиса рассмеялись против воли комичности ситуации, остальные позволили себе слабые улыбки.

– Знаешь, я просто хотел сказать, что рад. Просто рад, что ты держишься. Знай, ты много пережил, и я очень сожалею, что Мария…

– Спасибо, Томас, – резко перебила его Хьюги. – У Алекса сейчас проблемы с памятью из-за сотрясения. Мы стараемся беречь его. – Она повернулась к мужу. – Дорогой, вы с Томасом были в одной группе на первом курсе.

Врач Томас быстро перебегал взглядом с одного взволнованного лица на другое, избегая только Алекса.

– Да… – Немного помявшись, он легонько хлопнул его по животу. – Я теперь тут ошиваюсь, этажом выше. Служу на благо общества – кто бы мог подумать, а? Зато как мы с тобой отжигали, пока нас не разбросало. Видел недавно твой дом – впечатляет. – Алекс смотрел на него, пытаясь уловить хоть толику смысла в этом беспорядочном потоке слов. – Давно мы где-то вместе не собирались, согласен? Надо бы как-нибудь встретиться. Но я понимаю – мы давно уже не те дебоширы, что напивались в хлам и становились головной болью для этого парня! – Он хлопнул Эспена по руке. – Помнишь, Эспен, а? Как ты наши туши по домам развозил?

Эспен слабо кивнул. Томас посмотрел Алексу в глаза. Повисла неловкая пауза.

– Приятель, я просто хотел сказать, что… Что ты… Держись, – наконец выдал он. – Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Ладно? Ты, главное, держись. Это ведь важно. – Томас улыбнулся. Ответом ему были легкий кивок и хриплое «спасибо».

Они шли по коридору и все больше отдалялись от него, пока врач провожал их взглядом.

– Алекс, я уважаю твое рвение к справедливости, но, думаю, сейчас для тебя лучше всего будет, если мы все вместе поедем домой. С полицией я все улажу, твои показания снимет мой знакомый в участке. Он свой парень, поверь, лучше ищейку не найти. Сэм зовут, может, знаешь? Войдет в положение, навестит тебя дома, и ты ему все подробно распишешь, что там да как было. Сэм того урода быстро найдет, всех копов на уши поднимет. – Карвин взглянул на Алекса через зеркало заднего вида, параллельно выезжая на обгон, но тут же встретился с укоризненным взглядом своей жены, настоявшей на том, что поедут они вместе и на одной машине, а Алекса посадят сзади вместе с нею и Хьюги.

– Карвин, если Алекс говорит, что хочет в участок, значит, надо в участок. Он помнит этого человека и может его опознать. Карвин, ему это нужно! – Последняя фраза прозвучала до того умилительно, что Карвин посмотрел на Эспена, сидящего рядом, взглядом, говорившим: «Ну что я могу поделать?»

Эспен ответил ему усталым вздохом и произнес:

– Карвин, сворачивай к участку.

Тот фыркнул и резко свернул влево, не включив поворотник.

– Вы, ребята, видно, плохо знаете Харди.

Скупой на эмоции, по словам Карвина, детектив Харди Виннер, подтянутый мужчина за пятьдесят с аккуратной белой бородкой, в твидовой жилетке, джинсах и туфлях с высоким носком, встретил их у входа в участок и сразу проводил Алекса в свой кабинет, не подав и виду, что удивлен представшим зрелищем, зато все остальные в участке – полицейские, клерки и парочка дебоширов и пьяниц в наручниках – пялились, выпучив глаза, те несколько секунд, что они шли до кабинета. Хьюги попыталась зайти следом, но детектив сказал что-то про непредвзятость свидетеля и запер за собой дверь.

Виннер дал Алексу время осмотреться в просторном помещении, вполне осознавая, как нетипично для полиции обставлен его кабинет: образцы ружей всех эпох на стенах, начиная с мушкета и заканчивая снайперской винтовкой Баррет М-107, стеллаж с коллекцией охотничьих ножей из разного вида сплавов, деревянная мишень со множеством насечек и воткнутыми метательными ножами, фотографии с мест преступлений, развешанные вокруг, и безмолвные лица преступников, с ненавистью и отрешенностью наблюдавшие со стен. Всем своим видом комната внушала опасность, стремилась к тому, чтобы не дать ни одному живому существу, переступившему ее порог, почувствовать себя в безопасности, расслабиться. Каждый должен чувствовать страх, быть начеку и не терять бдительность – догматы, которые в этом месте не нужно произносить, чтобы ты их услышал. Но самому Виннеру, похоже, было комфортно в своем логове. Он сделал два кофе в новенькой навороченной кофемашине, протянул Алексу один в бумажном стаканчике и сел в свое удобное офисное кресло, держа в руках кружку с надписью на латыни «Fallaces sunt rerum species».

– Итак, Алекс. – Он жестом указал на стул, приглашая сесть напротив него. – Это дело у нас в приоритете. Люди буквально боятся выходить ночью из дома. – Он почесывал бороду, лениво растягивая слова. Теперь его расслабленный вид ярко контрастировал с окружающей обстановкой, что бросало в смятение, будто он пытался играть в хорошего и плохого копа одновременно. – Те две недели, что ты провел в коме, мои ребята изучали место преступления, опрашивали свидетелей, обыскивали каждый угол этого города. Департамент разорился на сверхурочных. И все равно мы ничего не нашли. Поэтому хочу сказать спасибо, что ты сразу пришел ко мне. Надеюсь, поможешь хоть чем-то. Попробуй кофе. Это латте. А себе я сделал американо. Теперь только его и пью. Сон в такое время – роскошь. – По идее, подобные шуточные фразы должны сопровождаться улыбкой, но детектив Виннер оставался все также скуп на эмоции и удостоил Алекса лишь холодным взглядом голубых глаз. Казалось, что в монотонном голосе проскальзывало участие, но это могли быть игры разума – самовнушение в наивном желании видеть во всем только хорошее. – Давай пройдемся по хронологии событий. Итак…

Виннер извлек тонкую папку из ящика стола и пролистал.

– …По показаниям свидетелей, ты стоял на Минстон, четырнадцать, под фонарем в ночь с пятого по шестое апреля и курил. Тут из переулка вышел этот парень. Хромой. Ты достал револьвер, он не остановился, ты сделал предупредительный выстрел, и он на тебя напал, так?

Виннер посмотрел из-под аккуратных седых бровей на Алекса. Тот сидел, уставившись перед собой. После долгой паузы детектив несколько раз кашлянул и, не добившись результата, спросил напрямую:

– Алекс! Так и было?

Алекс Дорвин посмотрел на него с видом, будто только что проснулся.

– Я… Я не знаю. Наверное.

Виннер замер, глядя на него в упор. Так прошло пару минут. Он будто оценивал своего собеседника, проверял на вменяемость. Затем детектив закрыл папку и отложил в сторону.

– Алекс, – начал он медленно. – Я хочу обрисовать тебе текущее положение, чтобы ты понимал всю серьезность ситуации: родители боятся выпускать детей одних из дому, подростки больше не гуляют ночью, нам постоянно звонят и сообщают о подозрительных незнакомцах на улицах и в барах, пресса только подливает масла в огонь, соревнуясь в бредовости версий, а на меня давит начальство, потому что по городу ходит псих с бритвой и уродует граждан. Те времена, когда прохожий мог спросить дорогу у первого встречного, прошли. Люди боятся. Слово «наверное» тут неуместно. Давай оставим его где-то там, за пределами этой комнаты, хорошо?

Алекс неуверенно кивнул после небольшой напряженной паузы.

– Хорошо, – ответил Виннер за него и снова открыл папку. – Итак, я повторю: ты стоял на Минстон, четырнадцать, под фонарем в ночь с пятого по шестое апреля, так? Тут из переулка вышел хромой человек. Ты достал револьвер, но он не остановился. Тогда ты сделал предупредительный выстрел, и в этот момент он на тебя напал. Так и было?

– Да, – тихо произнес он, ожидая, что детектив попросит повторить погромче.

– Отлично. Так-то лучше. – Виннер кинул папку на стол, откинулся в кресле и оперся подбородком о кулак строго между костяшками указательного и среднего пальца. – Что еще ты помнишь?

Алекс недоуменно посмотрел на него, и Виннер поспешил добавить:

– Ты очень поможешь следствию. Поверь, я из свидетелей весь дух выбил, а добился только выговора от начальства. За давление на свидетеля, представляешь? Оказывается, есть такое нарушение. – Он отпил из дымящейся чашки кофе и, обжегшись, сразу поставил обратно. – Ну так что ты еще помнишь, Алекс?

Алекс посмотрел на свой кофе так, словно только сейчас заметил, что держит его в руке. Поставив его на стол, он взялся за уголок бинта на руке и размотал его. Раскрасневшаяся кожа пылала жаром. Он сжал руку в кулак. Кожа натянулась в месте, где была зашита рана. Он разжал кулак и снова сжал. Виннер с интересом наблюдал за ним.

– Я помню, что смотрел в переулок и потом… – неожиданно заговорил Алекс.

Снова долгая пауза. Виннер подался немного вперед.

– И что потом?