– Да, днем. Я хотел с ним поговорить, но меня остановила охрана: якобы указ его лечащего врача. Как истинный джентльмен, я решил не настаивать – на то наверняка были веские причины.

Лампочка над козырьком тускло заморгала. В коробку из кирпичных строений пробрался сквозняк и мигом развеял столб пара, поднявшийся от остывающего кофе в руках Стэрона.

– Алекс Дорвин пребывал в тревожном состоянии после пробуждения. После того ада, что он пережил, у меня были все основания для опасений насчет его психического здоровья. Я рекомендовал ему избегать стресса и беспокойств и посчитал, что ваш допрос может дурно на нем сказаться.

Мартин, поджав губы, искоса взглянул на него.

– Емко, логично, аргументировано. Вы, видимо, много думали над этой ситуацией. Предполагали нашу встречу?

– Это забота о пациенте. Вы никогда не встречали хороших врачей, которые любят свое дело?

– Как раз ищу одного такого. – Напускная вежливость и заискивание сменились деловой серьезностью. – От вас он сразу поехал в полицейский участок. Видимо, допрос детектива, в отличие от допроса федерала, беспокойств не вызвал.

Стэрон удивился скорее тому, что Мартин Дуглас охарактеризовал себя оскорбительным в их сфере словом «федерал», чем полученной информации о пациенте. Этот агент явно вел беседу не по методичке бюро.

– Послушайте, Мартин. Я дал Алексу Дорвину рекомендации, а следовать им или нет – его забота. Может, я проявил излишнюю осторожность, но честно говоря, даже эта, казалось бы, светская беседа заставляет меня сейчас нервничать.

Мартин усмехнулся и покачал головой. Уронив голову вперед, он протер глаза указательным и большим пальцем, глубоко вздохнул и задержался так на некоторое время. Наконец он выпрямился, и перед Стэроном предстал совершенно другой человек – добродушный, измученный усталостью и недосыпом клерк, делающий свою работу и выполняющий свои обязанности вне зависимости от собственных желаний.

– Простите. Издержки профессии: когда все время сталкиваешься с озлобленными на весь мир индивидами, поневоле сам начинаешь что-то от них перенимать. Порой даже дома забываюсь. Жена из-за этого все время скандалит.

Стэрон, слегка потрясенный внезапной переменой характера агента, замешкался и не сразу сообразил, что тот ждет от него реакции.

– Ничего, я понимаю – людям вашей профессии приходится непросто, – ответил он.

Мартин кивнул с благодарной улыбкой, и Стерон невольно улыбнулся в ответ. Мартин оперся плечом о стену, обнял себя руками и сдержал зевок.

– Если вас не затруднит, расскажите о нем. Я, конечно, слышал о людях с ускоренной регенерацией тканей, но две недели? Я бы назвал это чудом. Или россказни о двух дюжинах ножевых ранений оказались городскими байками?

– Да, вы правы – это городские байки. – Стэрон выдержал паузу, с удовлетворением отметив разочарование на лице Мартина. – Ран было намного больше – тридцать четыре. Почти три дюжины. – Стэрон усмехнулся, видя, как агент растерялся от удивления. – К тому времени, как я за него взялся, из него вытекло два литра крови.

– Почти верная смерть, – тихо заметил собеседник.

– О, поверьте, мне попадались случаи и похуже. Но вы правы – операция была не из легких. – Стэрон отпил уже теплый кофе, напиток за пару секунд прошел путь пищевода, согревая своим теплом изнутри. Он предложил и Мартину, но тот жестом вежливо отказался. – Что именно вы хотите знать, Мартин?

Он вдумчиво уставился в стену, подбирая вопрос.

– У Алекса было сотрясение, – заговорил он. – Какова вероятность, что это вызвало у него амнезию? Может, преступник просто запугал его? Человек пропал на два дня. Один бог знает, что там между ними произошло.

Стэрон оперся о столб козырька у перил, подражая Мартину.

– Вы правы, один бог знает. Но, думаю, сотрясение в этом случае лишь поспособствовало проявлению амнезии. Основной причиной явились обширные травмы. Скажите, Мартин, вы сталкивались с людьми, пережившими шокирующую трагедию, или с жертвами жестокого насилия?

– Чаще, чем хотелось бы.

– И вы понимаете, как действует мозг человека после такого нападения?

Мартин кивнул:

– Если грубо обобщить, то два варианта. Первый – человек постоянно прокручивает у себя в голове трагические события, зацикливаясь на этом. И второй…

– Мозг стирает эти события и ограждает жертву от травмирующих воспоминаний, – закивал Стэрон. – Самый распространенный вариант, из-за которого так сложно опознать преступника, даже если жертва видела его в упор. Факты путаются, а порой и вовсе стираются. В данном случае мы имеем дело именно со вторым вариантом. Только в этом варианте событие было настолько травмирующим, что мозг предпочел выбросить все. Нет, воспоминания есть, только доступ к ним ограничен, и инстинкт самосохранения не позволяет информации просочиться в сознание, так как любое событие из прошлого может оказать пагубный эффект и вызвать цепочку воспоминаний, которая может вернуть Алекса Дорвина в тот злополучный день.

Стэрон отпил кофе и осторожно добавил:

– Скорее всего. – Мартин недоуменно покосился на него. – Это область психотерапии – тут ничего нельзя утверждать наверняка. А я вообще простой хирург.

Мартин рассмеялся себе под нос шутке доктора, но внезапно замер.

– Постойте, вы сказали, что Алекс Дорвин забыл абсолютно все?

– Нет, нет, я не берусь это утверждать. Просто у меня сложилось впечатление, что амнезия затронула многие аспекты его жизни.

– Странно. Обычно в таких ситуациях жертвы забывают события именно дней нападения, и только. Согласен, это особый случай, но все же…

Мартин задумчиво уставился в стену. Стэрон пожал плечами.

– Возможно, этому нападению также предшествовали другие травмирующие события или затяжная депрессия.

– Возможно, возможно…

Они молча простояли пару минут, пока Стэрон допивал кофе. Надо бы сходить за еще одним, подумал он. Сделав последний глоток, Стэрон взглянул на Мартина, смотрящего в небо, выглядывая из-под козырька лестницы.

– Не хотите кофе? Вы продрогли.

Мартин покачал головой, продолжая разглядывать ночной небосвод.

– У вас тут красивые звезды.

– Да, одна из наших городских достопримечательностей.

Стэрон выглянул из-под козырька и завороженно замер: все обозримое пространство занимал сказочно красивый млечный путь.

– До свидания, доктор, – донеслось до него.

Когда он обернулся на голос, то успел заметить лишь, как одинокая фигура скрылась за поворотом.

Глава 5

– Алекс? – Хьюги легонько коснулась его руки.

– Да?

– Ты уже минут десять моешь эту тарелку.

Он с удивлением взглянул на гору посуды в раковине.

– Что с твоими руками?

Он посмотрел на свои бледные руки, обсыпанные мелкими ранами, с отчетливо проступающими вздутыми венами. Хьюги поднесла руку под струю воды и тут же отдернула.

– Боже, Алекс. Вода ледяная. – Она выключила кран и обхватила его ладони, чтобы согреть. – Знаешь, ты лучше посиди в гостиной с парнями. Мы с Алисой тут как-нибудь справимся. – Она улыбнулась, проведя ладонью по его волосам.

В гостиной Эспен и Карвин расположились на диване, посасывая пиво в бутылках, пока телевизор над камином громко вещал местные новости. Оба что-то обсуждали, но, завидев его, замолкли и подвинулись, приглашая сесть между ними.

– Итак, Алекс, что-то вспомнил? – прервал неловкое молчание Карвин.

– Да. Все было замечательно, – уклончиво ответил он после недолгой паузы.

Карвин перевел взгляд с Алекса на телевизор, стуча пальцами о подлокотник.

– Помню, в первую неделю по телеку только про вас и говорили. Все, кого я знал, вдруг вспомнили, что я твой шурин. Даже те, кто этого не знал. Ты всполошил весь город. Копы нас постоянно будили по ночам своими мигалками под окнами – патрулировали район. Местные организовали дружину и шастали везде с ружьями, аки Рэмбо. Чудо, что они друг друга не перестреляли. Благо, их хватило только на неделю.

Алекс вежливо улыбнулся, и Карвин посчитал это за добрый знак. Он откинулся назад и ослабил воротник рубашки.

– Но я рад, что ты вернулся. Кроме всего остального, Алиса за тебя очень переживала – постоянно общалась с врачами, весь интернет перерыла. Думаю, она сейчас смогла бы сдать экзамен по медицине. – Карвин посмеялся себе под нос, не обращая на друзей внимания, словно он один и говорит сам с собой, а их здесь и вовсе нет. – Тебе повезло – такая девчонка любит тебя только потому, что ты ее родня. Знаешь, она ведь из тех, кто дорожит близкими просто так, без причины. Будто для этого и не нужен особый повод. Просто верит в это, как мы, праведные католики, верим в Бога. – Помолчав, он прочистил горло пивом. – И это правильно. Нам всем бы у нее поучиться. Всем надо во что-то верить. Во что ты веришь, Эспен?

Эспен поднял голову и медленно повернулся в его сторону. Выражение его лица спрашивало, не напился ли Карвин, потому что в таком случае вопрос можно было считать риторическим. Карвин с улыбкой повернул бутылку этикеткой к Эспену, на которой отчетливо можно было различить слово «безалкогольное». Эспен устало вздохнул.

– Я верю в любовь.

– Правда? Не ожидал от тебя такого. – Карвин поджал нижнюю губу и закивал, видимо этим выказывая уважение.

– Да. Я верю в эту искреннюю и беспощадную суку, которая приносит только боль.

Эспен засмеялся, Алекс улыбнулся, Карвин возвел очи горе и покачал головой, но от улыбки тоже не сдержался.

– Тебе просто некого любить, Эспен. У меня есть Алиса, у Алекса – Хьюги, а у тебя что?

Эспен задумчиво уставился перед собой, затем пожал плечами:

– Чувство собственного достоинства?

– Кстати! А как та брюнетка, с которой ты встречался? Как ее там звали? Роза. Красавица. Вы до сих пор вместе?

– Не знаю. Она звонила иногда. Но потом перестала. Наверное, стоило взять трубку. Хоть раз. – Из его уст вырвался горький смешок.

Все трое молча уставились в телевизор.

– Перезвони ей. – Карвин поставил пустую бутылку у подножия дивана. – Видит бог, тебе это нужно.

Вновь наступила тишина, прерываемая монотонным голосом диктора телеэфира, вешавшего про нарастающую угрозу наркотиков среди молодежи. Где-то на кухне гремела посуда, доносились голоса – девушки тоже болтали о своем. В какой-то момент Карвин усмехнулся себе под нос и с улыбкой покачал головой.

– Нет, – резко сказал Эспен.

Карвин удивленно на него посмотрел.

– Что «нет»?

– Нет, не начинай рассказывать одну из ваших с Алисой историй, которые только тебе кажутся забавными. Мне и за столом хватило.

Карвин ухмыльнулся, хотел что-то к этому добавить, но передумал. Затем достал откуда-то из-за дивана еще одну бутылку и, открывая, произнес:

– А это ведь ты нас познакомил. Помнишь?

– Да, помню, – отрезал Эспен и отложил свою пустую бутылку, затем протянул руку, чтобы Карвин подал и ему. Тот отдал свою. Достав из-за дивана еще две, одну он предложил Алексу, который осторожно ее взял и держал в руке, словно аксессуар, необходимый для продолжения беседы, но, видимо, Карвину и Эспену было все равно, говорит он или молчит. Должно быть, заключили между собой договор, исходя из предостережений и советов врача. Он крепче сжал холодную бутылку в надежде почувствовать что-то.

Карвин чокнулся с ними донышками и продолжил.

– Вы тогда были на первом курсе. А она постоянно приезжала к тебе, так? Приносила, как она говорила, «нормальной еды», которую сама приготовила. Эспен дал мне попробовать ее стряпни, и я до жути удивился, что такая, как она, да еще и хорошо готовит. – Карвин усмехнулся.

– О чем болтаете? – Алиса зашла в гостиную с подносом, на котором красовались тарелки с изящно нарезанными сыром, салями и фруктами. – Подумала, вы захотите перекусить.