Эспен обращался к Алексу, но смотрел на Мартина. Он был настроен воинственно и одной рукой легко держал поднос с четырьмя пол-литровыми кружками разной формы, расцветки и консистенции их содержимого. Мартин достал свой значок, и ему показалось, что в глазах Эспена за пару секунд мелькнули пять этапов принятия смертельной болезни пациентом по модели Кюблер-Росс: сначала отрицание, затем гнев, торг, депрессия и, наконец, принятие того положения, в котором он оказался. Все это время он стоял, стараясь безуспешно скрыть все эти эмоции. Наконец Эспен, взяв себя в руки, перевел взгляд на поникшего Алекса, затем поставил поднос на столик, чуть не уронив его, сел рядом с подвинувшимся другом и поставил каждому по коктейлю, ни произнеся при этом ни слова. Мартин, рассуждая о причине такой реакции, учтиво поблагодарил его и пригубил коктейль. Алекс с Эспеном сделали то же самое, после чего второй произнес:

– Мама всегда учила меня помогать полиции.

– Дельный совет вам дала ваша мать. Я как раз обсуждал с вашим другом ход расследования.

– Как интересно, – протянул он и покосился на Алекса. – И? У вас уже есть подозреваемые?

– Подозреваемые? Да полно. Например, вы двое. – Алекс и Эспен переглянулись. Мартин кружкой указал в сторону бара, где белокурая официантка брала заказ. – И вон та девушка. И бармен. Да кто угодно. Я б не удивился, если б этот человек сел напротив тебя, Алекс, а ты б и бровью не повел. – Он отпил из кружки. – Отличный привкус. Тут точно есть виски. Ирландский, да?

Эспен кивнул.

– И насколько большой список?

– А каково население этого городка?

Эспен сделал большой глоток, чтобы проглотить ком в горле.

– Но вы сказали, это он.

– Да, сказал.

– То есть вы знаете, что это парень.

Мартин кивнул, отпивая из кружки.

– Вы, друг, ловко подмечаете детали.

– А официантка?

– Все равно подозреваемая. – Мартин смахнул холодную каплю воды с края стакана и растер ее между указательным и большим пальцем. – Не хочу повторять ошибки своих прошлых коллег: исключать девушек, стариков или детей.

Эспен и Алекс сами не заметили, как легкий шум в баре из голосов и звона бутылок, хоть как-то разбавлявший угрюмую обстановку, исчез, оставив их в мрачной неловкой тишине.

– То есть у вас ничего нет? – спросил Эспен.

– Я этого не говорил. Теперь, благодаря вашему другу, у меня есть информация. А информация, Эспен Вансент, это то, чем Хасан ибн Саббах смог завоевать крепость Аламут без единой капли крови. – Мартин застегнул пиджак на обе пуговицы. – Спасибо за выпивку. Приятно было пообщаться. До встречи, Алекс. Будет случай – загляну к тебе как-нибудь. Не против? – Алекс в ответ рассеянно кивнул. Мартин собрался уйти, но вновь повернулся к ним и достал из кармана визитку. – Ах да, я обязан сказать вам, чтобы вы были осторожны и сообщали о любых деталях, которые могут показаться вам подозрительными или иметь отношение к расследованию.

Он встал и вышел из бара. Эспен подождал, пока захлопнется дверь за ним, и произнес, глядя на запотевший стакан у себя в руках:

– Очень странный тип. – Он поднял взгляд на место, где сидел Мартин. – Тебе не кажется? Не думаю, что нам стоило с ним общаться, не обговорив с кем-то вроде адвоката. Или того детектива.

Алекс молча отпил из своей кружки, будто не услышал его.

– Что ты ему сказал? Если не секрет, конечно.

Алекс молчал. Эспен, не дождавшись ответа, медленно повернулся к нему. Алекс сглотнул смесь, приятно охлаждавшую рот, и еле слышно произнес:

– Ничего.

– Он ведь что-то сказал про информацию.

– Это личное, – прошептал Алекс. Он не отвел взгляд в ту долгую минуту, пока Эспен смотрел на него.

– Алекс, скажи честно, – Эспен заговорил неожиданно серьезным тихим голосом, и он против воли наклонился вперед, ловя каждое его слово. – Он трогал тебя там, где не светит солнце?

Секундное замешательство, после чего шрамы на лице и груди вновь завыли от боли из-за улыбки и смеха, которые он не смог сдержать.

Эспен с улыбкой жестом подозвал официантку:

– Этот тип мне все веселье испортил, а это для меня роскошь. – Он взглянул на часы. – Черт, уже одиннадцать. Я обещал Хьюги вернуть тебя к полуночи. Придется догоняться, как в старые добрые. Надеюсь, полы тут все такие же удобные, на всякий, конечно же. – Он перечислил взволнованной официантке пару странных малоизвестных напитков, дал пять долларов на чай, чтобы она поторопилась, и пересел напротив Алекса с видом, будто всей этой истории и не было вовсе.

Они еще полчаса просидели в баре, тихо попивая коктейли. Потом взяли такси, и им попался самый шумный таксист на свете, постоянно норовивший обсудить новости экономики, политики и того маньяка, который является последствием воспитания современного общества потребления и алчных корпораций. И его совершенно не заботило полное отсутствие интереса у его пассажиров, один из которых вообще предпочел уснуть, зарывшись в капюшон. Они дали ему пару долларов на чай, за которые таксист поблагодарил на непонятном им языке. Эспен решил проводить Алекса до дома, хотя оба были вполне трезвые. Попрощавшись, Эспен ушел, взяв обещание встретиться еще раз компанией побольше.

Он зашел в дом, снял обувь и поднялся на второй этаж в спальню. Хьюги мирно спала под одеялом в одной ночнушке. В воздухе стоял запах ароматических свечей и холодной ночной свежести из открытого окна. Алекс посмотрел на нее, на то, как она тянется к месту, где должен лежать он, снял клетчатую рубашку, взял одеяло из шкафа и пошел вниз. Уютный диван легко принял его, он лег на бок, но, увидев свое отражение в одной из ножек стеклянного столика, перевернулся на спину. Он закрыл глаза, зная, что вновь окажется в комнате, где есть только бритва и два человека в отражении зеркала.

– Испанец, друг мой, поведай: что ты выяснил?

Низкий раскатистый рокот прокатился по большому богатому залу, украшенному кожаной мебелью, безвкусными, но дорогими картинами, хрустальными люстрами, шелковыми бордовыми занавесками и узорчатым ковром того же цвета. Грузная туша босса сидела, или, скорее, лежала в массивном изящном резном кресле перед ним. Этот шедевр искусства, на котором он так небрежно развалился со стаканом виски стоимостью в хорошую машину в одной руке и сигарой, тоже наверняка не дешевле золотого слитка, в другой, изготовлен специально под заказ из редчайшего дерева амарант стоимостью в двенадцать тысяч долларов за фут. Само дерево так дорого ценится за прочность, что было очень кстати, учитывая вес владельца, в три раза превышавший норму среднестатистического человека, и насыщенный пурпурный цвет, который дерево приобретает сразу после среза. Деньги на ветер, сказал бы обыватель, но босс Испанца не был простым обывателем. Годовой оборот в два миллиона долларов без налогового обложения давали этому человека карт-бланш на любые прихоти. Это касалось, естественно, еды, алкоголя, машин, зданий и людей. Осознавая это, он пользовался своим превосходством над другими в полной мере, наводя страх на своих врагов и, в особенности, подчиненных. Испанец догадывался, что эти атрибуты роскоши имеют двойной смысл. Босс, хоть и казался, как это говорят, «разжиревшим котом», был не глуп и понимал, что, как бы ему не хотелось, на одном страхе империю не удержишь, поэтому не стеснялся тратить свои деньги и показывать свое богатство, а остальные, видя это, желали отхватить хоть кусочек этой беззаботной жизни. Преданность на фундаменте жадности – самая лучшая гарантия власти.

– Он потерял память, – наконец ответил он.

Грузная туша хмыкнула, покосившись на него.

– Правда? Я бы решил, что это шутка, не услышь это из твоих уст. Выпей, не стесняйся – самый дорогой виски в этой стране. – Босс указал рукой в сторону обширного бара, дорогой напиток из его стакана пролился на подлокотник за двенадцать тысяч долларов за фут. Испанец любезно принял стакан виски из той же бутылки, предложенный одним из амбалов босса. Вроде бы они называли свои имена, но он их постоянно забывал, так как не видел смысла относиться к ним иначе, чем как к расходному материалу. Все равно кто-то из них однажды случайно отпустит тупую шутку при боссе, или сядет с ним за один стол без разрешения, решив, что прослужил достаточно долго, чтобы заслужить доверие, и тогда старое лицо заменится новым, а имена сотрутся в памяти. Глупая ошибка предполагать, что толстый единоличник терпит панибратство.

– Если все так, как ты говоришь, придется помочь ему вспомнить, – произнес толстяк ехидно, сотрясая своими подбородками.

Испанец догадывался, какую помощь предложит его босс и на чьи плечи ляжет эта грязная работа. Подняв руку, он дождался кивка, что означало добро на серьезное заявление, идущее наперекор желанию начальства.

– Боюсь, это не поможет, а скорее только усугубит ситуацию. Если мы на него надавим, существует серьезная опасность, что он вообще свихнется. Сами подумайте – кто бы выдержал все то, что он пережил? Нам повезло, что наш неудачливый друг вообще говорит, а не лежит и пускает слюни, уставившись в потолок. Думаю, лучше всего сейчас будет подождать. Если он все вспомнит, то сам придет к нам. Помните – у него еще есть что терять.

Маленькие глазки-бусинки прищурились и почти исчезли в складках жира, уставившись в никуда. Через некоторое время толстые несимметричные губы-червяки разомкнулись и замерли. Испанец терпеливо ждал решения босса, которое он вот-вот озвучит. Вместо этого толстые пальцы обхватили стакан и подняли его, словно для тоста. Испанец с улыбкой поднял свой, и самого дорогого виски в стране стало на двести граммов меньше.

Глава 6

Запах кофе. Солнечный свет ярче любого прожектора. Она разбудила его чашкой свежезаваренного кофе и утренними лучами солнца, наполнившими комнату летним теплом и ослепляющим светом. Он поспешил спрятаться под одеяло, но она схватила его и со звонким детским смехом потянула на себя. Он не мог не рассмеяться в ответ этому ребячеству. В конце концов он сдался. Она отбросила трофей в сторону и осторожно легла на него, пару секунд смотрела в глаза, и он чувствовал ее дыхание на своих губах. Она поцеловала его.

– Идем завтракать. – Шелковый голос, в котором есть что-то божественно прекрасное. В этот момент он подумал, что именно так звучит ангел. Голос, полный безграничной любви.

В тот миг он вдруг осознал, что она одна из тех женщин, которым нужно кого-то любить, чтобы самим быть счастливыми. Ей это было нужно, но знала бы она, как это нужно ему.

Хьюги приготовила омлет на двоих и нарезала фрукты. Сев напротив него, она как бы невзначай сказала:

– Я решила устроить званый ужин завтра вечером. Пригласим твоих родителей.

Он перестал жевать. С трудом проглотив пережеванный кусок, он тупо уставился на нее, затем покачал головой. Она взяла его руку в свою.

– Слушай, они не самые лучшие родители на свете, но дай им шанс. Они приезжали к тебе в больницу, пока ты был в коме. Звонили мне, спрашивали о тебе…

– Нет, – прошептал он, так как заметил, что, когда переходил на шепот, его речь можно было принять за человеческую. Речь, в которой прослеживалось личное мнение, с которым надо считаться.

Хьюги убрала руку и понимающе кивнула.

– Тогда просто позовем друзей, – сказала она с улыбкой. – Посидим маленькой компанией. Обзвонишь их? Думаю, запеку утку.

Она встала и пошла в прихожую, затем вернулась с мобильником в руках и положила его перед ним.

– Твой телефон. Пойду принесу почту.