– Это так. Некоторое время мы жили на пустошах, выжидая, пока Тень истощится, раздираемая собственными склоками. Большинство Великих ушли. Но то, что осталось после некоторых из них, теперь разрушает землю, как грибы-паразиты – некогда здоровое дерево. И меч войны снова был поднят, чтобы собрать нас для борьбы.

Урук рассмеялся:

– Тогда, похоже, меня вовремя разбудили. Урук Секиры никогда не бежал от битвы.

Тут в разговор вмешался лорд Килан – как мне казалось, он все еще смотрел на Урука скорее подозрительно, чем благожелательно.

– Дагона, этот человек действительно на нашей стороне?

– Он – легенда, – ответила она. – А легенды…

– Не всегда соответствуют истине, – докончил вместо нее Урук. – Да, мой господин, я не принадлежу Тени. Когда-то я правил городом. Я вел войско этой провинции в битву. Теперь же я – всего лишь еще одна пара рук и голова, помнящая кое-что из древнего военного искусства, только и всего. – Он поднял секиру чуть выше. – Это – Великое оружие, одно из Четырех. А здесь, – теперь он чуть качнул секирою в сторону и кивком указал на меня, – стоит тот, кто может удержать другое такое оружие – в его руках возродилось Ледяное Жало!

Я услышал судорожный вздох леди Дагоны. Она посмотрела на меня, на брошенные мною меч и перевязь и снова на меня. Взгляд ее из изумленного быстро сделался оценивающим.

– Меч Проигранных Битв… – проговорила она.

– Да. И этот молодой лорд только что открыл первый из его секретов: он не может пройти через твои защитные руны.

– Я не желаю им владеть! – крикнул я и уже почти отшвырнул меч, как и собирался, но тут леди Дагона покачала головой.

– Ты можешь оставить его здесь, – сказала она, – но он не оставит тебя. Великое оружие само выбирает себе хозяина и со временем становится единым с ним. Но на этом мече лежит недоброе заклятие. Он предназначался для служения Свету, но во время создания в него закрался изъян. Он приносит Зло тому, кто владеет им, и делу, которому служит. Однако же, насколько нам известно, он не принадлежит Тени и ненавидит все порождения Тьмы.

– Да, – согласился Урук, – он будет приносить несчастья – до тех пор, пока не вернется к истоку. Но кто сказал, что это время еще не настало?

Я покачал головой и решительно зашагал прочь от меча.

– Пускай лежит где лежит. Нам не нужны несчастья. А я – не повелитель времени, чтобы связываться с Силой или с прошлым. Пускай валяется, пока не проржавеет насквозь и не рассыплется прахом.

И я сунул правую руку себе под мышку и зажал ее там, потому что собственное тело взбунтовалось против меня и мои пальцы, вопреки моей воле, потянулись, чтобы снова подобрать этот злосчастный клинок.

2

Отсветы от высоких языков огня выхватывали из темноты то одно, то другое лицо. Здесь собрались все, кто обладал хоть каким-то влиянием в Долине. Леди Дагона и лорд Этутур от народа Зеленой Долины, лорд Килан и лорд Хорван от тех, кто пришел из-за гор, вожди рентанов и крылатых верлонгов и вождь народа Ящеров. С ними пришли их лучшие воины и расселись за спинами вождей в темноте, куда не доставал свет огня. В первом ряду восседал и Урук, секиру он держал на коленях и не отрывал от нее рук.

Леди Дагона держала в руках ту фигурку из глины, волос и ткани, которая увела Криту из-под нашей защиты в руки фасов. И все взгляды были прикованы к этой фигурке.

– Похоже, – нарушил воцарившееся молчание Этутур, – что наша защита не так надежна, как мы верили. Иначе эта вещь никогда бы не попала сюда.

Я сцепил руки перед собою. Правая ладонь зудела, пальцы скрючились, как будто что-то удерживали. Меня терзала жажда, и на сражение с ней уходили все мои силы, потому что я держал клятву. Ледяное Жало осталось лежать в горах, там, где я его бросил. И я не буду об этом сожалеть. Не буду!

– Это, – леди Дагона взвесила уродливый талисман на ладони, – было сотворено не за пределами наших границ, а внутри них.

Услышав это, присутствующие принялись встревоженно посматривать друг на друга. Она что, действительно сказала, что среди них есть предатель? Но как такое возможно? У кого достаточно Темной Силы, чтобы перейти столь часто подновляемые преграды и одолеть нашу защиту?

– Эта глина, – продолжала тем временем леди, – с берега ручья, волосы – с головы Криты, и вот это тоже принадлежит ей. – Она провела пальцем по ткани, в которую была замотана фигурка.

– Кто…

Рука лорда Килана легла на рукоять его меча. Его лицо, сколь бы молодым оно ни выглядело, было хмурым и решительным, как будто он предвидел какую-то битву, в которой он может потерпеть поражение.

– Крита.

Ответ был столь тихим, что мне потребовалось два-три вдоха, чтобы осознать его. А потом я запротестовал бы, но меня опередил лорд Хорван.

– Но, госпожа, зачем ей было бы изготавливать ловушку, чтобы потом самой угодить в нее?! Это какая-то глупость, бессмыслица!

– Она ее не изготавливала, мой господин, не изготавливала сознательно. Но эта дева из вашего Дома одарена куда больше, чем мы это понимали. Без обучения Сила способна как помочь, так и навредить. Девушка охотно использовала то, что сокрыто в ней, как человек, мучимый жаждой, пьет из озера с прозрачной водой, и не видела в этом ничего плохого, ведь она желала лишь добра. Она родилась целительницей, и очень многообещающей. Но никакой Дар не дается один, и когда Сила отворяет двери, а защиты за ней нет, через эти двери может прокрасться то, чего мы страшимся более всего.

– Установленная нами защита сделала Долину неуязвимой для физического вторжения. Но какой-то изощренный ум измыслил способ дотянуться до незащищенного слоя сознания, и способ этот невозможно засечь – можно только обучать обладающих Даром использовать щиты.

– Такая ищущая мысль не доставит проблем тем, кто прикрыт щитами. Но она может влиять – и без их ведома или понимания – на тех, у кого нет таких щитов. Но не бойтесь, это Зло выдало себя и не сможет больше сделать из Криты свое оружие. Урук! – Леди обратилась к нему напрямую: – Кто сейчас повелевает фасами?

Урук ответил не сразу. А когда все же отозвался, то заговорил задумчиво, словно сам столкнулся с какой-то загадкой.

– Моя госпожа, вы сами сказали, что в этом вашем новом мире я – всего лишь легенда. Я жил в другое время и в другом Эскоре. Моим врагом там был Тарги. Фасы отчасти признавали его власть – в достаточной мере, чтобы позволить ему устроить мою темницу в их пещерах. Но Тарги… – Урук медленно покачал головой. – С того момента, как меня освободили, я не учуял никаких его злодейств. Будь он жив… – Он хлопнул ладонью по своей секире. – Я бы это знал! Вражда слишком крепко нас связала, чтобы я мог этого не понять.

– Тарги был убит в Эмнине. – Слова сорвались с моих губ, но принадлежали не мне. Все присутствующие пораженно уставились на меня. – Это была Проигранная Битва. – И не Йонан сейчас продолжал говорить. – Проигранная для Знамен Эфта, для Содружества Ха-Гарка. Однако же и Тень была отброшена. В тот день никакая из сторон не могла бы объявить о своей победе.

Моя правая рука взлетела к губам и прикрыла рот. Это внезапное пробуждение другого потрясло меня. И я невольно заметил, что сидевшие поблизости отодвинулись, как будто я оказался мерзким недругом. Но я же все-таки выбросил Ледяное Жало! Я Йонан!

Я увидел, что Этутур рассматривает меня, нахмурившись. Его губы шевельнулись, как будто он собрался что-то сказать, но леди Дагона жестом остановила его. Потом она подняла руку и начертила в воздухе некие символы. Они вспыхнули зеленым огнем, а потом зеленый сменился голубым. И мне почудилось, будто я стремительно вращаюсь в горящем между нами огне, будто все, что было мною, повисло в воздухе, нагое и беззащитное перед этими знаками ее колдовской Силы.

– Кто ты?

Я увидел, как ее губы произнесли эти слова, но мне казалось, будто они еле слышно донеслись откуда-то издалека. Между нами словно раскинулась бездонная пропасть. Я боролся. Йонан. Я Йонан! Но я услышал, как мой собственный голос произносит – точно так же вдалеке и еле слышно:

– Толар. Я – Толар Ледяного Жала.

– И что же привело тебя сюда, Толар? – задала она второй вопрос.

– Прошлое следует уничтожить, а злое заклятие – разрушить.

– Такова твоя воля, Толар?

– Моя воля ничего не решает. Таков возложенный на меня гис – исправить последствия моего поражения и спрясть время заново.

Я – или сущность, что была частью меня, – больше не висела перед Владычицей Зеленой Долины. Я снова очутился в собственном теле. Но я больше не сидел среди людей Хорвана. Вместо этого я вышел на открытое пространство, так, что языки огня почти что лизали мои сапоги. Я с горечью осознал, что человек, которого я так яростно пытался уничтожить, теперь полностью завладел мною. Я больше не был здесь своим. Я превратился в странную и пугающую загадку, мало связанную с известным мне миром.

– Я должен вернуться.

Мои губы словно окоченели. Несмотря на жар огня, я промерз до костей, как в тот момент, когда что-то заставило меня разбить ледяную колонну фасов и освободить Урука. И во мне крепло убеждение, что я иду навстречу смерти, но никак иначе мне не одолеть того, что мною завладело.

Урук встал.

– Это и моя битва тоже. Хитроумие Тарги не позволило мне вступить в бой в былое время, но Тарги более нет. Моя госпожа! – Он снова отсалютовал Дагоне секирой. – Мы идем во Тьму. Пожелайте нам удачи, ибо путь наш будет странен и на нем нас ждут опасности, с которыми мало кому из людей доводилось сталкиваться.

– Мальчик… – Я осознал, что лорд Хорван стоит рядом со мной и держит меня за правую руку. И в этой руке нарастает боль – боль, которая меня не покинет, пока я снова не возьму Ледяное Жало и не пройду сквозь испытания, которых желает этот таинственный меч и чужак во мне. – Йонан… Что ты собираешься делать?

В его голосе звучало участие, и эта забота придала мужества тому, что еще оставалось от юноши, которого он знал. Но от Йонана во мне осталось так мало, что, возможно, эти слова все-таки произнес чужак:

– Мой господин, – отозвался я со всей возможной учтивостью, но теперь Хорван казался мне столь же далеким, как и звучавшие прежде голоса, – я пойду туда, куда должен идти, и сделаю то, что должно быть сделано. Ибо я – то, что сделало из меня Ледяное Жало, и ему я буду служить, пока все не закончится. Возможно, на этот раз, – во мне шевельнулась робкая надежда, – конец будет гораздо лучше.

Но воспоминания омрачили эту надежду – я снова ощутил острую боль израненного тела, терзавшую меня, пока я тащился туда, где можно было избавиться от меча, чтобы Зло не завладело им и не превратило в еще более грозную опасность.

Рука Хорвана соскользнула с моей. А собравшиеся расступились, открывая тропу в темноту, прочь от ободряющего пламени костра. И я зашагал по этой неуклонно темнеющей тропе, и плечом к плечу со мной шел Урук. А что-то внутри меня получило удар и начало умирать. Когда оно умрет окончательно, я стану человеком без надежды, движимым одним лишь гисом – моим заклятием.

Невзирая на темноту, мои руки и ноги словно сами собою находили точки опоры, чтобы вскарабкаться на утес. И я продвигался вверх так быстро и легко, как никогда прежде. Я смутно ощущал, что справа движется Урук, но его общество не давало ощущения поддержки – слишком уж он был связан с тем существом, которое держало меня в плену, которое убивало Йонана, убивало столь же верно, как если бы вскрыло ему грудь и вырвало сердце.

Когда мы добрались до вершины, я увидел свет, и меня повлекло к нему. Рукоять брошенного мною меча пылала, словно факел. Я наклонился, подобрал перевязь и снова надел ее. Потом я коснулся рукояти. Она оказалась теплой, а не холодной, как обычный хрусталь.

Впервые с того момента, как мы ушли от костра, Урук подал голос. Он умудрился произнести это слово не как вопрос – он словно бы подтверждал решение.