Однако Урук продолжал работать секирой, не прикасаясь ни к чему осязаемому. Возможно, эти непрерывные взмахи позволили ему возвести некий барьер против атак врага. Он медленно двинулся вперед.

Скрюченные руки фасов вцепились в меня и поволокли в сторону, подальше от этих двух поединщиков. Бушующие здесь Силы могли стать смертельными для меньших существ. Я был Йонаном – на миг я отвлекся от моей собственной задачи. Нет, я не осмеливался снова ослабить свою непрочную защиту. Волны этой Силы хлестали по мне, неся с собой черное отчаяние, столь могучее, что, будь я свободен и с Ледяным Жалом в руках, я бы обратил свой меч против себя. Кто может противостоять мыслям, насланным Тарги, повелителем Силы? Кто осмелился враждовать с ним?

Само его тело в тускло-черных доспехах словно раздалось и увеличилось. Глаза Тарги превратились в два пылающих солнца под пасмурным небом. А этот стоящий перед ним человек – да кто он такой, чтобы бросать вызов силе Тарги?! Этот гневный вопрос вспыхнул огнем в моем сознании.

– Кто я такой, Тарги? Я – тот, кого ты сам из меня сделал, – произнес вслух Урук, словно и не соприкасался разумом с чародеем. Инстинкт подсказал мне, что тут кроется какая-то опасность. – На каждое Зло, Тарги, есть свой ответ. Похоже, поэтому мы так связаны. – И он снова взмахнул секирой.

Теперь Темный перестал рисовать в воздухе кровавые руны. Он переложил жезл в левую руку, и я увидел – клянусь, я вправду это увидел! – если, конечно, какое-то чародейство не задело меня и не завладело моим сознанием, – как венчавший жезл череп разинул лишенные плоти челюсти и издал пронзительный вопль.

В этот миг боль, которую я использовал для защиты, сделалась моим проклятием. Она превратилась в агонию и запульсировала в ответ на вопль черепа. И я увидел, что фасы распростерлись на земле; их заскорузлые руки, так похожие на искривленные ветки, были крепко прижаты к ушам.

Замедлился ли взмах секиры Урука? Я не мог этого понять. Теперь Тарги держал свой жезл, как человек мог бы держать легкое метательное копье. Даже та часть меня, что была Толаром, не знала, что произойдет, если оружие Тени дотянется до Урука. Но что оно может оказаться мощнее любой стали – это я мог предположить.

Ледяное Жало… Я посмотрел на меч – серость этого дня и тумана отступала от его блистающего клинка. Но он был так далек от меня сейчас, будто действительно пребывал в другой эпохе.

Ледяное Жало повинуется лишь одному хозяину – не так ли однажды сказал Урук? И насколько же хорошо меч повинуется? Посмею ли я… посмею ли я позволить Йонану отступить, отказаться от достигнутого частичного контроля? Я был уверен, что теперь внимание Тарги сосредоточено на Уруке. Мне приходилось опасаться лишь того, что меня зацепит Силой, направленной против воина с секирой. Толар – и Ледяное Жало. Странно, что я прежде не пытался выяснить, что чужаку внутри меня известно об этом могущественном оружии. Я не знал…

Нет, не так! Толар перехватил власть над моей памятью. Ледяное Жало – одно из Четырех – становилось частью того, кто завладевал им, но лишь в том случае, если оно откликалось этому человеку. О некоторых свойствах этого меча даже Толар лишь смутно слышал.

Воспользовавшись редкостным шансом, я принялся бороться со стеной боли, которую сам же так старательно возвел для собственной защиты. Я снова распахнул дверь Толару.

Хотя вокруг меня толпились фасы и я явно был их пленником, разум мой был свободен от пут. Я всецело сосредоточился на мече.

Ледяное Жало! Из силы моего желания и нужды я свил шнур, прочный и гибкий, как корни-веревки. В этот миг я даже не осознавал, что делаемое мною – далеко за пределами познаний не то что Йонана, но даже и Толара. В мире, где я сейчас пребывал, существовало лишь две вещи: Ледяное Жало и моя воля.

Я много слышал о послушаниях, которые должны были налагать на себя использующие Силу, о многолетних трудах, необходимых для того, чтобы обрести власть над иллюзией и чародейством. Но после этого они могли, направляя энергию в нужное русло, заставлять повиноваться себе саму землю, даже если при этом они могли умереть, сгорев.

Ледяное Жало…

Действительно ли меч засветился сильнее, вспыхнул, словно полоска огня в траве, примятой во время нашей схватки? Я заблокировал все догадки, вообще всё, кроме своего усилия воли, – как будто закрыл все двери в коридоре, чтобы разум сосредоточился лишь на том, что находится на противоположном конце.

Ледяное Жало…

Мне показалось, будто меч принялся расти, превращаясь из людского оружия в меч впору великану. И он начал двигаться…

Едва ощутимая нотка триумфа на мгновение нарушила мою концентрацию, мне пришлось отгородиться от нее. Все, что находилось у меня внутри, что я называл волей, желанием, решимостью – все следовало сосредоточить на том, что я должен был сделать.

Ледяное Жало! Я вложил в этот безмолвный зов все силы, какие только мог собрать, и послал беззвучный приказ, не уступавший могуществом любому Таланту, каким мог обладать Толар.

Меч скользнул вперед, как будто моя мысль и вправду была шнуром или одним из корней-веревок, обвившимся вокруг его рукояти.

Он очутился между Уруком и Тарги. Темный все еще поигрывал жезлом, как копьем, но пока не швырнул его. А нужно ли ему было бросить свое оружие или он просто целился, чтобы выпустить заряд энергии? Уруку пришлось сделать шаг назад, потом второй.

Ледяное Жало!

Я вложил в свой беззвучный приказ последние капли сил, к которым смог воззвать; я даже не знал, что обладаю подобным Талантом, пока не вложил его в это последнее испытание.

Меч дернулся. Его острие приподнялось, хотя сверкающий кристалл рукояти все еще покоился на земле. Она тоже приподнялась – и упала снова; силы слишком быстро покидали меня. Но упал меч на Тарги и вонзился ему в ступню.

Ударил не видимый никому разряд Силы – и вонзился в мой мозг, моими же стараниями раскрытый нараспашку. У меня был лишь миг на то, чтобы подумать – это смерть, а потом все исчезло.

Но если смерть – это ничто, то она меня не забрала. Первой меня отыскала боль, и я не смог отстраниться от нее, меня захлестнула мука. Потом я ощутил, как что-то коснулось моего лба над глазами. Поначалу прикосновение, каким бы оно ни было легким – но при этом и достаточно настойчивым, – добавило мне боли; боль пульсировала, превращая меня в корчащееся животное, которому некуда спрятаться.

А потом от этого прикосновения стала растекаться прохлада, ослабляя пламя терзающих меня мучений. Мало-помалу боль утихла, но оставила меня полным тревоги – я словно боялся, что терзания возобновятся. Но эта прохлада была подобна дождю для иссохшей земли, она впитывалась и придавала мне сил.

Я открыл глаза.

Небо так и оставалось тускло-серым. Но надо мной склонилось чье-то лицо, и мой омраченный, истерзанный разум не мог его вспомнить.

– Урук?

Должно быть, я проговорил это имя непослушными губами, и он понял меня, и видневшийся из-под шлема нахмуренный лоб слегка разгладился.

Память понемногу возвращалась. Я выговорил второе имя:

– Тарги? – И увидел, как Урук нахмурился снова.

– Нас одурачили. Он жив, – произнес Урук вслух, словно соприкосновения разумов использовать не следовало. Я подумал, что понимаю причину – мой мозг был словно весь избит и сотрясен. Возможно, он был изранен не меньше тела и мысленный разговор мог бы свести меня с ума.

– Где?..

– Он в конце концов сотворил иллюзию и сбежал в нее. Но пока Тарги на свободе, безопасности не существует.

– Проигранная Битва?.. – Память снова зашевелилась, и отчего-то стало больно; я скривился.

– Это мы изменили. Когда Тарги бежал, его последователи тоже обратились в бегство.

– Но раньше он умер. – Мои воспоминания путались. А если я пытался мыслить ясно, отделяя одни от других, голова начинала кружиться и мне делалось дурно.

– Не в этот раз. Мы сильно изменили время, товарищ. Но к лучшему ли? – Урук пожал плечами. – Как знать? Все, что мне известно, – с Тарги должны разобраться мы.

– Почему?.. – Я обнаружил, что мне слишком трудно произнести свой вопрос вслух. Но Урук, должно быть, прочел его в том хаосе, где одна память смешивалась с другой.

– Почему он сбежал? Это все ты, Толар. Твой меч в ноге помешал ему произнести заклинание. Он сбился, и Сила обрушилась на него самого, как всегда и бывает при незавершенном чародействе. Он избежал смерти, которую хотел обрушить на нас. Но он достаточно умелый колдун, чтобы выиграть время и закончить свое заклинание. Нам остается теперь лишь идти по его следу, как гончим.

Я закрыл глаза. Сейчас я не мог управлять ни телом, ни измученным мозгом. Я желал лишь одного – снова погрузиться в темноту, и чье-то милосердие даровало мне ее.

6

На мое сломанное запястье был наложен лубок, а вторая рука была обмазана целебной грязью, которой лечились и люди, и животные. Ледяное Жало в ножнах висело у меня на боку. Но мы все еще находились в прошлом – за спиной у нас лежала долина Ха-Гарк, а впереди раскинулась сельская местность.

Хотя тучи ушли и в небе сияло солнце, все равно казалось, будто некая Тень висит над нами, не позволяя солнцу согреть и подбодрить нас.

У Толара больше не было воспоминаний, которые могли бы сейчас помочь мне. Мы изменили ход событий. Я не брел, еле держась на ногах и ощущая дыхание смерти, через созданный Тарги туман, чтобы уничтожить свой меч и умереть без сил и надежды среди камней. Но и в Йонане было слишком мало того, к чему я мог бы обратиться. Хоть я и пытался со всей решимостью изучать военное дело, здесь и сейчас я был все равно что зеленый юнец, еще не побывавший даже в первой битве.

Чуть в стороне от меня стоял Урук, опираясь на свою секиру. И хотя сейчас был белый день, мне казалось, что мой товарищ не видит лежащей перед нами местности; скорее, мысли его были заняты совсем другим.

Часть воинов Ха-Гарка вызвалась поддержать нас, но Урук отказался наотрез. Похоже, охотиться на Тарги нам предстояло вдвоем.

– Он пойдет к фасам, – впервые подал голос Урук, хотя, казалось, по-прежнему не видел ничего вокруг. – Он будет искать свое сердце…

– Свое сердце? – переспросил я.

Кажется, в те мгновения величайших усилий, когда я управлял Ледяным Жалом, я сжег бо́льшую часть воспоминаний Толара, в точности как колдуньи Эсткарпа сожгли свои способности, когда заставили южные горы обрушиться на захватчиков-карстенцев.

Урук моргнул, и его лицо перестало походить на маску задумчивости.

– Сердце – это часть его самого, вложенная в талисман, средоточие его Силы. Он не стал бы рисковать им в битве даже против нас, хоть и считал нас ничтожествами по сравнению с собой. Но если Тарги хочет восстановить свою Силу, ему придется воспользоваться этим талисманом, чтобы восполнить потраченное.

– Так что, нам надо к фасам? Под землю?

Урук снова моргнул.

– А куда же еще? Но если мы сделаем это, то угодим прямиком в ловушку. Он будет ждать нас, подготовит засады и расставит свои силы так, чтобы одолеть нас. Он уже соорудил лабиринт, сквозь который не может проникнуть никакая путеводная мысль. И он будет стремиться захватить нас во плоти или хотя бы ту нашу часть, которую он больше всего стремится контролировать, – наши умы. Это спор высших Сил, дружище. Результат с легкостью может оказаться и в нашу пользу, и наоборот, – возможно, второе даже более вероятно.

– Раньше, когда его тело умерло, – размышлял Урук, – его беспомощная внутренняя сущность оказалась заперта там, где он ее спрятал. Я помню. – Секира в его руках немного передвинулась. – Как ты думаешь, почему он оставил меня живым в той колонне? Ему требовалось тело, но фасы каким-то образом подвели его с этой затеей. Возможно, именно поэтому они похитили твою деву из Долины – потому что почувствовали в ней намек на Дар, который мог помочь совершить то, что было не под силу им самим.