– Русь для меня родина, Степан. Как и для тебя. Но боюсь, ты не понял этой родины. Одно дело как твой отец в бой за неё идти и супостатов-татар крушить за родину, а иное дело здесь среди русских врагов искать.

– А не все ли равно кто враг, Ларион Данилович?

– Нет не все равно, Степан. Кто для тебя враги? Чиновник, что вчера в бою врагов бил и жизни не жалел своей за Россию, сегодня тобою врагом объявлен? А за что? За лихоимство и казнокрадство, ты скажешь. Но после него назначат иного, кто хитрее воровать станет и тебе не попадется. И что толку в борьбе твоей, Степан?

– Слишком ты все усложняешь, Ларион Данилович. Слишком. Я на своем месте свое дело делаю. И делаю его честно. Далее не гляжу. Присягу выполняю и все. А ты к чему сей разговор завел, Ларион Данилович?

– Да просто так, Степан. Без всякой задней мысли…

7

Санкт-Петербург: дом, где временно жительство имел Иван Иванцов.

Повышенный в чине императрицей до губернского секретаря Иван Иванцов получил новые отчеты от Соколова и Цицианова. Он просмотрел все и сам сел за составление экстракта, что должен был завтра представить самому генерал-прокурору Глебову.

К нему в комнату вошла молодая женщина и подсела на подлокотник его кресла.

– Чем занят, господин губернский секретарь? – спросила она.

– Разбираю последние отчеты, что мне прислали из Москвы, Вера. Но не стоит меня сейчас отвлекать. Завтра важный доклад.

– Кому докладываешь?

– Самому генерал-прокурору Сената. Мне нужно его просить о содействии нашей следственной комиссии. И сейчас я составляю экстракт.

– А почему ты не попросил о помощи меня, душа моя? Мы знакомы недолго, но и я могу для тебя кое-что сделать.

– Ты? – Иван посмотрел на молодую женщину. – Ах, Вера! Да что ты понимаешь в делах следствия? Ты хоть знаешь, чем мы занимаемся?

– Не знаю, и знать не хочу. У меня и других собственных дел полно. Но помочь тебе могу. Мой муж сенатор и камергер двора её императорского величества. И уже завтра тебе можно устроить доклад у самой императрицы, а не то, что у генерал-прокурора.

– А он… – Иван запнулся… – он не ревнует тебя? Ведь вчера ты не ночевала дома, Вера.

– Ты про мужа? Шутишь, Ваня? Ему уже 67 лет, а мне только 21. Чувствуешь ли разницу? Он женился на мне, ибо такова была договоренность между моими родителями и им самим. Ему нужны были деньги, а моему отцу возможность породниться с титулованным дворянством. На меня мой муж не претендует.

– Никак не могу понять таких браков, Вера.

– Это потому что ты молод. А как станешь стариком, все поймешь. Так что тебе нужно получить у генерал-прокурора или у императрицы?

– Приказ на арест Дарьи Николаевны Салтыковой. Если её возьмут под стражу, то наше дело двинется вперед гораздо быстрее. Того от меня ждут мои друзья. А то получается, что я здесь себе чин выслужил, а работали то по делу и они. И сделали гораздо больше меня самого.

– Ну, этого я обещать не могу, но аудиенцию тебе устрою завтра же. И вместе с твоим генерал-прокурором вы будете на докладе у её императорского величества…

8

В канцелярии Юстиц-коллегии в Москве.

Соколов опросил всех, кто знал актуариса Пафнутьева и кое-что прояснил по этой личности. Оказывается, этот самый чиновник Сыскного приказа был весьма дружен с Петром Михайловским и Вельяминовым-Зерновым. А вышеозначенные надворные советники были людьми прокурора Хвощинского. А все вместе они часто занимались делами по Салтыковой и все жалобы на помещицу закрывали, и хода им не давали.

А брат актуариса был с ним не в дружбе обещал его пакости раскрыть. И сегодня этот брат найден мертвым. И нашли его после беседы с Цициановым. Слишком все это подозрительно.

Двери в кабинет распахнулись, и вбежал князь.

– Степан Елисеевич! Есть новости! Убили то нашего урядника не с целью ограбления.

– Сие мне уже хорошо известно, князь Дмитрий. Я был у Гусева в Тайной экспедиции, и мы с тобой разминулись всего на несколько минут.

–Хорошо, что ты все знаешь! И теперь скажи мне, что я был не прав? Он про Салтыкову много чего знал и то раскрыть хотел. Вот его и убили. А ты говорил – случайность!

– Я и сам кое-чего выяснил, князь. Вот послушай меня, и потом станем вместе думать. Твой убиенный полицейский урядник Пафнутьев, оказывается родной старший брат актуариса Сыскного приказа Пафнутьева. А этот Пафнутьев часто занимался салтыковскими убиенными холопами и жалобами на барыню.

– А это еще один факт интересный! Тогда этот самый актуарис хорошо знал, чем занимается наша следственная группа. Вона куда все идет!

– Знал, сей актуарис о нашем следствии. И вчера он со службы ушел рано. И ушел он, после того как к нему прибежал некий Родька, что служит в писчиках при Тайной экспедиции. Смекаешь, к чему я речь веду?

– Вон как! – вскричал князь. – И прибежал он, после того как я того урядника с собой увел. Так?

– Именно так! И этот самый Родька соглядатаем, должно, состоит и про всё доносит когда нужно. А от актуариса знаешь ли куда ниточка тянется? К присутствующим чиновникам Сыскного приказа Льву Вельяминову-Зернову и Петру Михайловскому, а от них к прокурору Сыскного Федору Хвощинскому.

– Дак это же замечательно, Степан! Снова нить у нас в руках! Хотя без урядника трудно придется.

– Да погоди ты, князь! Погоди! Дело разобрать поначалу стоит. Обдумать все. А ты все спешишь и спешишь. Такие дела спехом не расследуются. Ты вот погляди на то, что я приволок из архива разбойного. Смотри!

Он подал ему бумаги о братьях Шавкуновых, Тарнохине, Некрасове и Угрюмове. Тот быстро просмотрел бумаги и снова воскликнул с энтузиазмом:

– Да это же то, что нужно, Степан! Я же говорил, что это нить. Все подтверждается.

– А ничего странного ты в бумагах не видишь, князь?

– Да это жалоба на произвол Салтыковой, которой московские чиновники за взятки хода не дали. И от всех жалобщиков избавились. А следующие крестьяне умнее оказались. Они не на Москве жалобу подали, но до самого Петербурга добрались и в руки государыни её сунули. Ибо на Москве правду сыскать у Хвощинского и всех его прихлебателей было невозможно. И потому они нам мешают, что мы на их мерзкие дела вышли. Смотри, сколь у нас уже доказательств имеется.

– Но ты посмотрел, кто были эти жалобщики? – настаивал Соколов.

– Да какая разница, Степан. Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что и тебя Салтыкова купила крупной взяткой, – кипел Цицианов. – Жалобщики и жалобщики. Некогда нам копать кто они такие. Дело надобно делать.

– Погоди, князь, – снова спокойно одернул его Соколов. – Не торопись с выводами. Есть в сем деле некие старинности, и я хочу получить ответы, прежде чем доклады писать.

– И что за странности ты здесь увидел?

– А вот ты сам подумай. Люди что подали жалобу на жестокую помещицу, после того как сию жалобу чиновники не приняли и постановили их помещице вернуть, бояться гнева помещицы должны были? Так?

– Конечно, должны. И что с того, Степан? Я никак в толк не возьму, к чему ты клонишь.

– Да к тому, что они сумели бежать из заточения и гайдукам барыни своей не достались. Я бы на их месте из Москвы бежал подалее от гнева жестокой Салтычихи. И так бы поступил любой на их месте. Так ли сие? Сам скажи.

– Ну, так. В том я согласен с тобой.

– Но они идут не в полицию, а в отделение Сената! Чего это у них жажда справедливости над жаждой сохранить собственную шкуру возобладала? Да и люди-то какие, посмотри, князь. Их помещица особенно не тиранила. Они не были пострадавшими. Ни один из их родственников от Салтыковой не пострадал!

– И какие ты выводы из того сделал? Сегодня не пострадал, а завтра мог и пострадать. Вот они и пошли жаловаться. При Салтычихе жить больно опасно стало. И пошли мужики правду искать.

– Правду говоришь, князь? Но мне задается, что помещицы своей сии холопы совсем не боялись! А отсюда следует, что все в их доносе ложь! Вот про сие нам Мишка покойный и поведать хотел. И за то, его кто-то убил. А сие совсем иное направление для следствия.

– Снова этот Мишка. Ты мне уже им все мозги проел, Степан. Иванцов в Петербурге добивается ареста Салтыковой и права на допрос оной с пристрастием. А ты к чему клонишь? Заниматься её оправданием? Да, помог кто-то холопам Салтыковой до Петербурга добраться. Некто сердобольный и жалостливый из дворянства титулованного. И что с того? Зачем нам искать сего человека, ежели он нам помогает? Я даже могу предположить, что он и тем помогал, кого ты в сем листе указал. И что с того? Где ты доказательства невиновности Салтыковой нашел? Родственников я её проверил, Степан. Никто права на наследство её богатое окромя двоих малолетних сыновей её не имеет. Не они же то все организовали?

«Но есть легенда о кладе, – про себя подумал Соколов. – И все это может быть как-то связано. И я желаю это выяснить! А вот ты, князинька, не желаешь. Оно и понятно. Тебе из Петербурга от царицы велено Салтыкову осудить и доказательства её вины представить. Но, а я постараюсь правду сыскать».

– Так, что давай, Степан, делом заниматься. Ты посмотри, как у нас все складывается. Актуарис Сыскного приказа Иван Пафнутьев был родным младшим братом убиенного урядника Пафнутьева. И тот актуарис крепко связан с людьми Хвощинского. И он на стороне Салтыковой стоит со своими начальниками вкупе. А вот брат его урядник, почему-то со мной стал откровенничать. И после сего его убили. И убили не с целью ограбления, ибо деньги при нем бывшие немалые не тронули.

– Думаешь нужно трясти актуариса? – спросил Соколов.

– Можно и его, но думаю, что еще рано. Не дадут нам его тряхануть. Не дадут пока. Стоит Родьку соглядатая притянуть к ответу. Пусть нам твой дьяк²⁸ Гусев в сем посодействует. Тебя, Степан, он уважает и не откажет.

– Разумно. Может, сие нас куда и выведет. Стоит по-тихому тряхнуть этого Родьку. Но и сии дела, что я привез, тебе внимательно прочитать, князь.

– Сие потом. А вначале Родька. Сделать это стоит так, чтобы не прознали ни Хвощинский, ни Михайловский, ни Вельяминов-Зернов. А то они снова что-нибудь предпримут.

– Завтра и поедем, князь….

***

Утром Соколов и Цицианов сразу взялись за дело. Они неожиданно нагрянули в Тайную экспедицию и в присутствии Гусева схватили Родьку и затолкали его в покои дьяка.

Ларион Данилович недоумевал.

– Что сие значит, Степан? – спросил он Соколова.

– Мы воспользуемся твоими покоями, Ларион Данилович. Ты не против?

– Да нет. Пользуйся ради бога, но…

– Потом, Ларион Данилович, я тебе все обскажу подробно. Но пока нам с князем некогда.

Дьяк вынужден был уйти, оставив их одних. Хотя ему весьма хотелось все знать, но ни Соколов и Цицианов посвящать его в тонкости допроса не собирались.

Родьку насильно посадили на стул, и Соколов произнес со всей строгостью:

– Ты ежели, не желаешь оказаться в подвале допросном, то нам все обскажешь по правде.

– Я? – искренне удивился Родька и шмыгнул носом. – Да про что говорить-то, господа хорошие?

– Третьего дня ты ходил в сыскной приказ к господину Пафнутьеву, что состоит в должности актуариса. Так?

– Так, – согласно кивнул Родька. – Мне было велено ходить туда, ежели чего важного прознаю. Вот я пошел.

– Кем было велено, и что ты такого важного прознал? – спросил Цицианов.

– Дак велено господином секретарем Тайной экспедиции Иваном Яровым. Он мне велел глаз не спускать с Пафнутьева. И ежели кто того пьяницу побеспокоит из любого чиновного ведомства, то мне следует про то сообщить.

– Значит, капитан Яров это приказал тебе лично?

– Да. Говорил, следи в оба, ежели местом своим дорожишь, и денег желаешь получить. Приказал он мне сообщить все что узнаю господину актуарису Сыскного приказа Пафнутьеву. Тем более что то, до братца его касаемо.

– И ты сообщил?