Майя открыла глаза – потом, когда ее подхватили на руки. Прощально мелькнули перед взглядом залитая соком блузка и бюстгальтер. Она еще успела увидеть, что простыни, на которые ее опустили, темно-шоколадного цвета. А потом Майя снова зажмурилась.

Она прекрасно понимала, что сейчас произойдет. Она… она хотела этого. Но не готова была увидеть. Как раздевают ее. Как раздевается он. Ей проще было смотреть руками. Робко по широким плечам. Смелее – по шее и затылку. Снова робко – по груди, на которой что-то слегка щекотало и кололо ладонь. И дальше не решиться.

Он был гораздо смелее. Он был смелым, как взрослый, опытный мужчина. И она позволила ему все. Потому что именно так и было написано в сценарии. Потому что так предопределено. Только глаза открывать было все равно немного стыдно. Особенно когда мужская рука мягко, но уверенно отвела в сторону колено. Одно. Другое.

Майя зажмурилась сильнее. Она знала, что сейчас произойдет. И что будет больно – более опытные подружки рассказывали. Поэтому задержала дыхание.

А боли почему-то почти не было. Скорее, дискомфорт – причем больше в растянутых бедрах, чем… между ними. Может быть, станет больно, когда он начнет двигаться? Только он не двигался. Только шею обжигало горячее дыхание. Только сердце оглушительно стучало где-то в горле. И Майя поняла, что именно сейчас должна открыть глаза.

Его лицо матово блестит. Еще полчаса назад идеально лежавшие волосы взъерошены – ею, что ли? И немой вопрос в широко раскрытых глазах.

Черт. Она должна была сказать. Предупредить. А теперь… кажется… поздно.

– Майя?… – ее имя содержало тот же вопрос, который читался во взгляде. Она знала, о чем он спрашивал.

– Все в порядке, – торопливо и вдруг сильнее сжимая пальцами его плечи. – Все нормально.

Молчание и неподвижность. Неужели… неужели в сценарии ошибка?! А потом его тихое-тихое:

– Мне остановиться?

– Нет! – и сил больше не осталось выносить его взгляд. Она зажмурилась и уткнулась лицом в пахнущую горьким ароматом шею. – Пожалуйста, нет. Не останавливайся.

* * *

Он широко открыл окно на лоджии. Холод не пугал. Хотелось воздуха. Просто воздуха.

Дышать. И курить. Где-то там, за спиной, за закрытой дверью – спальня. А за спальней – ванная, где сейчас приводит себя в порядок девочка. Девочка! Твою мать…

Илья глубоко затянулся. И ме-е-едленно выдохнул.

Студентка. Он дошел до студенток-девственниц. Спасибо, хоть совершеннолетняя. И что дальше? А дальше уже просто некуда.

Он вообще не понял, как все произошло. Он не собирался укладывать ее в кровать.

Кто-то явно поиздевался над девочкой, и надо было элементарно отмыть ботинки и пальто и вызвать для нее такси. Все! Что Илья и собирался сделать.

Но как Майя оказалась там? В его ванной. Обнаженная до пояса. И прямой приглашающий взгляд. А дальше – полное помутнение.

Как он не понял, как не почувствовал, что она никогда ни с кем? Там же можно было догадаться… Нет, целовалась она… в общем, нормально целовалась, но дальше… а дальше он не думал. Он вообще разучился думать про женщин за последний год. И заниматься любовью тоже.

Хороший секс, удовлетворяющий обе стороны, чтобы разойтись до следующего раза. Если следующий раз будет, конечно.

Все его женщины в последний год – взрослые, опытные и понимающие. Негласное соблюдение правил игры было необходимым условием. Умение играть вознаграждалось щедро.

Если бы Илья понял, что у Майи первый раз, он бы все сделал по-другому.

Если бы понял… то вообще ничего бы не было.

А он понял поздно, буквально через секунду после того, когда уже не исправить.

На улице шел мелкий снег. Какой-то совсем не декабрьский – мокрый, слякотный.

Илья вынул из пачки очередную сигарету.

Когда включился мозг и пришло осознание происходящего, он уже не терял контроль, двигался аккуратно и сделал прерванный. Позаботился, называется. И даже спросил тихо:

– У тебя все нормально?

А она не ответила. Вместо этого одарила его каким-то совершенно по-детски открытым взглядом и задала вопрос:

– Скажи, тебя часто называют Июлем?

– А должны? – Илья не смог скрыть удивления.

Он так и не откатился в сторону – нависал над ней на приподнятых руках и разглядывал. Мозг работал как компьютер: «Она в порядке? Ей очень больно? Не плачет?»

Она не плакала. Ее глаза были распахнуты, смотрели доверчиво прямо на него, и в них была чистота. Такая чистота, которую он давно не видел в людях… с тех пор, как Дуня ушла…

– И-лья ЮЛЬ-евич, – почти пропела Майя по слогам, словно выговаривая: «Что же тут непонятного, глупый ты человек», – а потом добавила обычным голосом: – Ты определенно Июль. Жаркое солнце в полдень.

Жаркое солнце в полдень… Разве такое можно, девочка, говорить незнакомым людям? Они же тебе не только пальто испортят, но и…

Илья наконец освободил девушку от себя. Сел на кровать спиной к Майе и потянулся к шкафу-купе.

– Я господин без сердца. А тебе, наверное, сейчас надо в душ. Я… не думал, что это случится. В любом случае, если что потребуется, – потер виски пальцами, соображая, – из аптечки, бинты, я не знаю… позови.

После чего натянул джинсы с футболкой и, не оборачиваясь, вышел.

Недокуренная сигарета полетела в пепельницу, а он взял новую.

В спальню Илья вернулся после пятой. Майя была уже там, одетая, с опухшими глазами. Он опустил взгляд на блузку в грязных разводах. Стало ясно, почему она стояла в ванной голая. Майе перепало гораздо больше от ребенка, чем подумалось в самом начале, а потом он сам… довершил этот день. Как последняя сволочь.

А она держалась, гордо задрав распухший от слез нос и сделав шаг по направлению к выходу:

– Поздно. Я хорошая девочка и к девяти должна быть дома.

Илья вспомнил о грязных ботинках хорошей девочки и испорченном пальто. Сказал:

– Я отвезу.

– Спасибо. Я знаю, как пользоваться метро.

– Тебя не пустят в таком виде.

– Ты давно не был в метро, Июль, – Майя все-таки оставила за ним это солнечное имя. Упрямая. – Там и не такое встречается.

Он смотрел на нее некоторое время, а потом кивнул и пошел в прихожую. Она последовала за ним. К тому времени, когда Майя обулась, надела пальто и взяла свой рюкзак, он был полностью готов.

Конечно, в метро Илья не спускался очень давно, но в том, что девочку остановит первый же встретившийся полицейский, сомневаться не приходилось. И довезти до дома – это самое малое, что он может сделать для нее… после всего.

Весь обратный путь от дверей квартиры до стоянки они проделали молча.

– Где ты живешь? – спросил Илья, открывая перед Майей дверь «мерседеса».

– Мы живём на Занзибаре, в Калахари и Сахаре, на горе Фернандо-По, где гуляет Гиппо-по по широкой Лимпопо, – она очень старалась говорить бодро и беззаботно.

– Садись в машину, – тихо проговорил он.

– Черемушки.

Майя села, он закрыл за ней дверь.

По дороге в Черемушки они снова молчали. Каждый думал о своем. Или об одном и том же. Но разговаривать друг с другом было не о чем. Он следил за девушкой боковым зрением. Она сидела практически неподвижно, обнимая рюкзак, лежавший на коленях. Сама смотрела только вперед – на дорогу через лобовое стекло, и глаза ее казались огромными. Все еще детскими, но при этом чуточку женскими. Майя изо всех сил пыталась сохранить невозмутимость. Но у нее это плохо получалось. И все же она старалась. Маленькая революционерка.

Только уже когда машина подъехала к району, Майя тихо подала голос. Она стала направлять:

– Сейчас надо будет свернуть с дороги направо… обогнуть вот этот дом, там дальше двор… да, вот так… и следующий за ним…

Он четко следовал указаниям и заглушил мотор перед указанным подъездом типовой хрущевки. Повернул голову, чтобы посмотреть на девушку:

– Ты здесь живешь?

– Да. С родителями, – ответила она, пряча от него лицо.

Илья понимал, что надо что-то сейчас сказать, такое… хорошее. Да даже просто извиниться, хотя «прости» в такой ситуации прозвучит глупее некуда. Поэтому они оба опять молчали.

Пока наконец она не взялась за ручку двери, а он не произнес:

– Я не хотел тебя обидеть.

– И не обидел. За все заплачено, – это должно было прозвучать по-взрослому, а получилось звеняще, выдав боль.

Хлопнула дверь «мерседеса». Илья проводил Майю взглядом до подъезда, потом еще посидел, глядя на дом, а потом завел мотор.

Домой он вернулся в полночь, после того как бесцельно ездил по городу почти два часа, пытаясь привести в порядок голову и мысли.

Дома Илью встретила кружка нетронутого остывшего чая для Майи.

И он снова курил.

А через день улетел в Сочи.

* * *

– Майя, почему так поздно? – в прихожую вышла мать, вытирая руки полотенцем. Пахло вкусным домашним ужином.

Я сегодня стала женщиной, мама. Я теперь такая же, как ты. Ты это видишь? Замечаешь? Чувствуешь?

А вслух она сказала:

– У меня были занятия – репетиторские.

– Ах, да, я и забыла, – кивнула мать. А потом охнула: – Маечка, что с пальто?!

– Мам, я не пойду больше туда, – Майя стянула с плеч верхнюю одежду и со второй попытки пристроила на вешалку. – Там ребенок… совсем гадкий. Избалованный. Это он мне пальто испортил.

Мать всплеснула руками.

– Конечно, о чем речь, доченька! Нечего иметь дело с такими людьми! Ты голодная?

Уже нет. Меня чаем напоили. Таким, мама, чаем…

– Может быть, попозже. А где папа?

– У него же сегодня генеральный прогон. Раньше половины одиннадцатого дома не будет.

Генеральный прогон. Репетиция. Концерт. Правильные привычные слова. Папа – пианист в оркестре киностудии «Мосфильм». Мама – концертмейстер у весьма известного баса. Родной знакомый мир.

Только Майя уже не та. Сегодня все изменилось.

– Я подожду и поужинаю с папой.

Мама принялась что-то привычно ворчать про поздние ужины мужа и дочери, а Майя прошла в комнату. И первым делом разорвала в мелкие клочки визитную карточку. Только это не помогло. Потому что она все равно помнила все.

Но все последующие дни упорно пыталась забыть.

* * *

Курортный город готовился к предстоящей встрече Нового года, поэтому слова местных партнеров о бесперспективности проекта и срочной продаже недостроя не произвели на Илью Юльевича никакого впечатления. Он был уверен, что так удачно найденный покупатель – подставная фирма, через которую партнеры просто полностью возьмут гостиничный комплекс в свои руки.

Илья пообщался с персоналом в гостинице, где остановился, с таксистом, который вез от аэропорта, задавал нужные вопросы, изучил статистику по отечественному туризму и знал, что через две недели ожидается большой поток отдыхающих. Люди приедут встретить Новый год на берегу моря, покататься на горных лыжах, посетить концерты, которые теперь в большом количестве проходят во время праздников именно здесь. Это деньги. Большие деньги. Летний сезон. Зимний сезон. И Илья не будет продавать свою долю. Более того, он добьется четкого разграничения помещений с закреплением за каждым из них права собственности. Уступив саму гостиницу партнерам, возьмет первый этаж с галереей магазинов и кафе. Для сдачи в аренду. Диверсификация бизнеса. Только и всего.

Переговоры были непростыми и напряженными. Илья дал понять, что знает глубину вопроса, цены и намекнул на прекращение финансирования в случае отказа от его условий. Также он дал понять, что способен нажать, где надо, чтобы местные филиалы банков отказали в кредитовании – связи для этого имеются. А комплекс надо было сдать уже к концу будущего года – как раз к следующему Рождеству, сроки поджимали, искать новых инвесторов времени не было.