– Да кому такое понравится? Каждую минуту, как на пороховой бочке. Ничего, сейчас успокоится и продолжим,– уверенно сказал Ланц.

Милинда, грустно ковыряя вилкой гусиную ножку, еле заметно покачала головой, сомневаясь в словах отца.

– Ланц, а не поспешил ли ты с решением выдать дочку замуж?– высказался отец Мартин.

– Отец Мартин, не будем это больше обсуждать,– остановил священника Дьюго.

Он мрачно поводил глазами по столу и погрузился в свои мысли. Разговор с Хелен вывел его из равновесия. Он слишком долго носил в себе боль, которая время от времени не давала покоя. Ланц действительно никогда не считал Софию своей дочерью. С того самого момента, когда в ее день рождения у двери спальни Хелен услышал слова Бенджамина Логана: «… моя дочь. Только моя и твоя…». Его, как током ударило. Дьюго никогда не забывал историю любви Бена и Хелен, когда они еще были юными. И даже тот факт, что Хелен выбрала Ланца, вышла за него замуж, родила ему сына, не успокаивал, и досадные мысли до сих пор роились в голове. То, что Логан приходился крестным отцом Софии, только подстегивало уязвленное самолюбие Ланца.

Досадным совпадением было и то, что девочка и Бенджамин с самого ее детства были не разлей вода. Ее отношение к нему было гораздо теплее и нежнее, чем к тому человеку, кто ее воспитывал, кормил, одевал. Бенджамин будто и сам хотел показать свое отцовство, проявляя к Софии особое внимание. Из ревности Ланц запрещал Софии выходить из поместья, но, чтобы не доставлять беспокойства Хелен, на время забывался и его контроль над Софией ослабевал. Отношения Логана и Софии развивались.

Дьюго старался, очень старался не омрачать счастья жены. Так заботился о ней, был нежен и внимателен к малышке. Он еще сомневался: его ли это дочь, или Бенджамина. Но, когда девочка стала подрастать, появилась твердая уверенность, что София – не его дочь. Ее внешность и характер доказывали это ежедневно. Ни Брайан, ни Милинда не проявляли себя так дерзко, ярко, как это делала София. Она в два раза больше требовала внимания к себе, ей всегда было необходимо то, в чем не нуждались другие, ее никогда не интересовали дела фермы.

И лишь одна Хелен знала, как заблуждался Ланц. И впрямь, София не была похожа ни на кого из рода Дьюго, но была копией бабки Хелен, от которой не осталось ни ярких воспоминаний, ни фотографий, только образ и некоторые черты характера. Такие же черные брови и длинные бархатные ресницы, большие темно-синие глаза, четкий контур губ и носа, овальное, чуть вытянутое лицо и внимательный, пристальный взгляд и та непокорность в характере, вспыльчивость, вспышки радости и веселья или неожиданной грусти и замкнутости – все было получено в наследство от прабабки.

***

– Ты чего такой расстроенный?– спросил Джек Криса, заметив, как тот нервничает.

– Никогда не знаешь, чего от нее ждать,– возмутился Рискин.– Она такая непредсказуемая… Сам же слышал от нее «да». А теперь… вот вам – пожалуйста!

– Слушай, да тебя всего трясет? Пойдем прогуляемся. Курить будешь?

– Давай.

Джек вынул пачку сигарет и угостил друга.

– Чего ты так переживаешь? Если она тебя любит, так выйдет за тебя.

– Хм… Любит – не любит…

Парни прошли мимо дома и оказались у конюшен. Крис шагнул внутрь ангара и облокотился на первую дверцу стойла.

– Я познакомился с Софией, когда она потеряла своего жеребенка, а я его нашел. Тогда она смотрела на меня, как на героя из кино. Я долго не замечал ее… да и совсем девчонка она была. А потом как-то глянул и понял, что хочу, чтобы она была моей.

Джек усмехнулся.

– Любовь с первого взгляда?

– Н-да. Уверен, София была мной увлечена. А потом вдруг враз переменилась,– досадно вспомнил Крис и со всей силы ударил кулаком о столб. Ощутив сильную боль в руке, он еще больше рассердился и с жаром выпалил:– Вот дьявол! Я честно пытался ее удержать. Уговаривал ее, отца убедил, и он был со мной заодно. Но София такая упрямая! На кой черт ей сдался этот Хьюстон? Она только и говорила о нем на всех наших свиданиях… вместо того, чтобы дать мне задрать ей юбку,– Крис усмехнулся и смачно плюнул в песок.

На счастье или на беду, невольным свидетелем разговора Джека и Криса стала София, вошедшая в ангар с другой стороны. Все лошади были на выгуле, голоса молодых людей ясно доносились до ее ушей. Внимая каждому слову Рискина, София оцепенела, остановилась и слушала. Костяшки пальцев на руках побелели от яростного сжимания ладони в кулак. Вся ее кожа, словно покрылась стальной чешуей, броней, сквозь которую искрило негодование и чувство отвращения к человеку, стоящему в нескольких метрах от нее.

– Ты знаешь, уговоры, разговоры – все это пустая болтовня. Надо было что-то предпринять,– рассудил Маузер.

– Да заткнись ты! Не мог же я ее связать и сделать ей ребенка…

София брезгливо сморщила лицо и вздрогнула от одной мысли, что это могло бы произойти.

–…Я и так скрыл от нее письмо из приемной комиссии колледжа. Когда пришел к ее отцу, появился почтальон. Ну я открыл дверь, взял почту. Смотрю – приглашение на обучение в Хьюстоне. Ну я его и украл. А толку-то? Она на следующий год все равно укатила.

Челюсть Софии непроизвольно опустилась. От злости и негодования в глазах потемнело, и руки буквально свело судорогой от дикого желания ринуться на этого мерзавца и как следует наподдавать ему.

– Ах-х ты, подлый ублюдок!– ненавистно выдавила София.

Ее сильный громкий голос заставил обернуться Криса и Джека. Рискин остолбенел от сознания своего провала. Его лицо исказилось в испуганной и жалкой гримасе.

София твердой походкой устремилась к Рискину, угрожающе щурясь и сжимая кулаки. Она резко остановилась в метре от парней и испепеляющим взглядом окинула обоих.

– Раньше я считала тебя просто невеждой, а теперь вижу, что ты грязный, мелочный, подлый заговорщик. И ты поплатишься за свою подлость!

Нервно встряхивая головой, София сдержала свои кулаки и, не отводя презрительного взгляда от Рискина, обратилась к Маузеру.

– Два сапога – пара!

В следующую минуту девушка пулей вылетела из конюшни, на бегу усмиряя слезы и рыдания. Сколько же подлости было в этом мире! Только здесь, дома, она ощутила ее сполна. Как два ножа в спину. Не то чтобы это было чересчур неожиданно, но София оказалась обезоруженной, беззащитной перед такими мощными ударами. И сердце жалобно заныло: «Мой Хьюстон, родной, любимый! Где же ты? Забери меня обратно! Тетя Лили, Брайан! Что же так несправедливо?»

София вбежала в свою комнату и отчаянно стала собирать свои вещи в дорожный рюкзак. Сейчас она не думала ни об отце, ни о матери, ни о поместье, а корила себя за одно: как она могла так ошибиться в Крисе, поверить в его простоту, слегка навязчивую, порой раздражающую, но не подлую? С противных мыслей о Крисе она переключилась на поведение отца: «Это заговор! Настоящий заговор! Он всегда пытался подчинить меня себе. Но таким образом! Да пусть горит эта ферма синим пламенем! Все к дьяволу! Невежда! А еще говорит – зачем мне образование! Не берись за дело, если ничего не смыслишь в нем!– мысленно ругалась София.– Я не буду отвечать за твои ошибки, папочка! Не тебе решать мою судьбу! Ты вообще никто и всегда был никем в моей жизни. Всегда недовольный, снисходительный, жесткий, а мечтал, чтобы я прониклась твоей сумасбродной любовью к ферме. Ненавижу! Предатель!»

Не переодеваясь, София спешно покинула свою комнату и бегом спустилась по лестнице в гостиную, чтобы выйти через парадную и убежать подальше от этого дома. В гостиной она наткнулась на мать. Запыхавшись от спешки и бури эмоций, буквально уносящих почву из-под ног, она на секунду затаила дыхание и сквозь вновь пробивающиеся слезы проронила:

– Мам, прости: я больше не могу здесь оставаться. Я тебе позвоню. Прости меня, мама!

Слезы не дали ей продолжить разговор. София, захлебываясь от плача, смахнула соленые капли с губ и подбородка и устремилась к выходу.

Хелен только успела махнуть ей дрожащей рукой и судорожно прикрыла рот ладонью, чтобы не разрыдаться от нестерпимой боли. Сердце защемило, дыхание стало сбиваться, и резко бросило в жар. Она еще не успела прийти в чувства от разговора с Ланцем, как дочь внезапно решила покинуть ее.

Не успев переварить эту новость, Хелен услышала истошный крик во дворе. Она молниеносно выбежала вслед за Софией и застала отца и дочь в ужасающей материнскую душу перепалке.

– Если ты выйдешь за ворота этого дома и уедешь, то я больше не твой отец! Можешь не возвращаться! У тебя не будет дома!– взбешенно выкрикнул Ланц и нервно вытер слюну с губ.

София испепеляющим взглядом окинула отца и, не сдерживая возмущения и давней враждебности, выдавила сквозь зубы:

– Да пошел ты, знаешь куда!? Не очень-то и хотелось быть твоей дочерью! Но, знаешь ли – отцов не выбирают! Да ты и не был отцом мне! Кто учил меня всем мудростям жизни? Не ты! Кто ободрял и поддерживал меня? Не ты! А ты всего лишь старый развратник и сводник! Ты думаешь, я не видела, как ты изменял маме?! Я все видела, и всю жизнь с этим жила!

Ланц оцепенел и потерял дар речи.

София повернулась и побежала к воротам. Но, остановившись на полпути, она оглянулась и выкрикнула так громко, чтобы отец непременно услышал ее:

– И попробуй только тронь маму! Матерь божья, как же я тебя ненавижу!

Сколько же подлости было в этом мире. И сейчас София отчетливо понимала, что вся она исходила от мужчин…

***

Софии больше некуда было бежать, как только к доктору Логану. Чувство безысходности распирало грудь и сдавливало виски. Слезы душили, обжигали щеки, и губы, искусанные в кровь, пощипывало от соленого концентрата. Сейчас ей нужен был человек, которому она безгранично доверяла, который непременно был бы на ее стороне.

Крестного не оказалось дома. София вспомнила, что сегодня он должен был заступить на дежурство. Оставив рюкзак у порога его дома, она расстроенно побрела в клинику.

Время подходило к пяти вечера. Веселые искры бенгальских огней сверкали в окнах клиники. Маленький коллектив праздновал наступление Рождества. Девушка беспрепятственно прошла к кабинету крестного и, грустно наблюдая за весельем медперсонала за празднично накрытым столом, с глубоким чувством одиночества прислонилась к дверному косяку. Она простояла так около десяти минут, прежде чем ее заметил крестный. Он приятно удивился и кинулся обнимать крестницу.

– Фисо, какая неожиданность!

София уткнулась лицом в его теплую шею и зажмурилась от вновь подступающих слез. Вдруг так остро стало жаль себя и обидно, что она прижалась всем своим хрупким телом к мужчине и долго не отпускала его.

Бен ощутил мокрый кончик носа на своей шее и сразу же догадался, в каком настроении девушка. Не говоря ни слова, он взял ее за руку и отвел в процедурную.

Запах спирта и хлора привел Софию в чувства. Она поморщила нос, несколько раз чихнула и горько улыбнулась.

– Я очень рад тебя видеть! Но сердце дрогнуло от твоего вида. Что с тобой, моя девочка?– озабоченно спросил Бен и краешком халата утер слезы с щек крестницы.

София села на кушетку, пожала поникшими плечами и слезным голосом рассказала все, что с ней произошло за этот день. Во взгляде Логана отразились искреннее сочувствие и понимание, которых так не хватало Софии. Тревога и печаль тоже не укрылись от ее глаз.

Бенджамин очень переживал не только за крестницу, но и за душевное состояние Хелен. София была сдержанна и не коснулась темы отношений крестного и матери, только со вздохом огорчения еще раз крепко обняла его.

– Я сделала все неправильно?– сомневаясь в себе и надеясь на мудрый совет Бена, спросила София.

– Кто знает, что правильно мы делаем, а что нет? Кажется, что одним поступком ты перечеркнул всю свою жизнь, но если бы не он, то не было бы того, что имеешь сейчас,– философски ответил Логан, не зная, как отнестись к случившемуся.

– Ты считаешь меня неблагодарной?

– Разве я так сказал?