Легенда о яблоке. Часть 1 (страница 96)
– Элен, я не понимаю, что ты от меня хочешь услышать?– стараясь уйти от темы, отговорился Алекс.
Он не собирался открывать истину даже ради спокойствия родной сестры.
– Тогда я позвоню его родителям и выясню, где он,– неожиданно решилась Элен, понимая, что брат ей не поможет.
Ахматов затаил дыхание, мысли быстро забегали в его голове. «Что я должен ей сказать? Что Дьюго больше не существует, что он погиб? Она с ума сойдет! Что есть Кроу? Тогда она не успокоится и задаст еще больше вопросов, чем на десяти викторинах разом. Думай, Эл, думай! Сможет ли она держать язык за зубами? Нет, от этой мысли следует отказаться. Рисковать нельзя! Поменять номер телефона семьи Дьюго? Но она ведь упрямая – достанет и тот, тогда узнает на свою беду, что Дьюго давно мертв. Попробовать отговорить ее? Не получится…»
– Алекс, прием?– наблюдая, как брат задумчиво рассматривает что-то за окном, окликнула Элен.
И ответ на вопрос был найден. Когда Элен будет занята, он свяжется с агентом АМБ Майком Келтоном, молодым, но талантливым специалистом в области электроники и попросит установить в телефонной компании Эль-Пасо, обслуживающей и Эль-Пачито, ограничение вызова абонента Дьюго со всех подстанций Нового Орлеана, чтобы ни один звонок Элен с любого телефона не мог достигнуть цели. Это было не идеальным, но временно удачным решением проблемы.
– Кажется, у тебя есть чердак?– неожиданно поинтересовался Алекс.– Он тоже в твоих картинах?
– А то! Там у меня мастерская. Пойдем… я покажу тебе все?– воодушевилась Элен и, бросив недоеденную пиццу, взяла брата за руку и потянула за собой.
По кованой спиральной лестнице они поднялись на чердак и оказались, словно в галерее современного искусства. Алекс всегда знал, что Элен была талантливым художником, но, чтобы таким разносторонним и проникновенным, – не ожидал. Он искренне восхитился ее мастерством и смелостью решений. В картинах присутствовали самые разные направления: и абстракционизм, и сюрреализм, и классика, и готика. Это были и пейзажи, и натюрморты, и портреты, и графика, изумляющие, дерзкие и наивно-простодушные, фантастические и жизненные образы. Места на стенах не хватало, чтобы развесить все полотна, они стояли на полу и висели стопками на стойках, одно загораживало другое. Однако в конце комнаты на мольберте стояла одна картина, ярко освещаемая специальными лампами, и от этого все внимание Ахматова сконцентрировалось на ней.
На полотне, как живая, была изображена совсем юная девушка с очаровательными грустными глазами, с глубиной которых не мог сравниться ни один океан на свете. В ней не было ничего фантастического, сногсшибательного или ошеломляющего – совершенно реальный образ, но глаза при каждом взгляде на них, будто оживали и притягивали к себе.
Неожиданно Алекс ощутил где-то под солнечным сплетением приятное тепло, схожее с чувством легкой тоски по чему-то до боли знакомому и дорогому, или это вино начало раздражать стенки желудка. Но это теплое чувство, постепенно обволакивающее всю его сущность, на несколько секунд вывело Алекса из равновесия и заставило пристально вглядеться в картину.
– Эй, братик, что с тобой?– спросила Элен, заметив его странную реакцию на картину.– Ты привидение увидел?
Ахматов сделал несколько шагов к картине, прищурил глаза, потер пальцами подбородок и поинтересовался:
– Эту картину ты рисовала с натуры или выдумала?
Элен догадливо захихикала.
– А-а, она тебе понравилась?
– Милая,– неоднозначно ответил Алекс и пожал плечами.– Необычные глаза. Редкий художник может изобразить глаза такими живыми!
– О, спасибо за комплимент! Я нарисовала ее давно, лет пять назад. Уже не помню. Папа как раз отвозил меня на поезд до Нового Орлеана, и на светофоре остановился, а я разглядывала свои новые туфли и тут поднимаю голову к окну и вижу ее,– Элен вытянула руку открытой ладонью вверх и указала на полотно.– Эта девушка стояла у столба или какого-то шеста и вот, как на картине, прижималась виском к этому самому столбу… Она была такая грустная и в то же время загадочная… Видишь ее глаза? Что-то такое необъятное в них, непостижимое, неописуемое… И ее волосы лениво раздувал ветер. От этого образа у меня даже пальцы свело от желания срочно набросать ее портрет. Только я приехала сюда, тут же нарисовала девушку по памяти. Здорово получилось, верно?!
Элен гордо запрокинула голову и улыбнулась.
– Да, чудесный образ,– согласился Алекс и еще раз окинул портрет оценивающим взглядом.
– Когда у меня будет первая выставка, я обязательно сделаю этот портрет изюминкой коллекции. А назову его… Как же его назвать?
Сестра обвела по краю рамы пальцем и с лучистой улыбкой воскликнула:
– О-о! Она будет названа «Ночная фиалка»! Посмотри, я сделаю ее глаза синими, как у фиалки. Точно – «Ночная фиалка». Может быть, немного сентиментально и банально, но, в конце концов, это мое решение! Хотя мне бы хотелось знать, какого цвета на самом деле были ее глаза? Но фиалковый цвет в самый раз с темными волосами и светлой кожей, правда?
– Тебе виднее,– ответил Алекс и поцеловал сестру в лоб.– Ты у меня такая умница!
– Знаешь, а выбери себе несколько картин для своего дома в Хьюстоне? Они будут напоминать тебе обо мне…
– Это честь для меня,– торжественно отметил Алекс и улыбнулся.– Я обязательно возьму несколько картин… И, пожалуй, это полотно…
Он кивком указал на «Ночную фиалку».
– Э-э, нет. Эту я тебе не отдам. У меня на нее свои планы. Я не говорила тебе, что собираюсь в турне с выставкой? Программу турне я уже готовлю вместе с моим руководителем. Под его началом и с его подачи она произведет фурор в мире современного искусства,– самоуверенно похвалилась Элен.– Кстати, я собираюсь приехать и в Хьюстон. А возможно, и перееду совсем. Я люблю этот город. И пляжи там замечательные.
– Это серьезные планы, ты моя Мэри Кэссет!
– О-о, как лестно такое сравнение,– рассмеялась сестра.
Алекс с легкостью поднял сестру за талию и, как с игрушкой, закружил с ней по чердаку. А она, нарочно зажмурившись, визжа от удовольствия, раскинула руки в стороны. Такой Элен нравилась Алексу, он безумно любил сестру и, несмотря на ее чуть испорченный характер, импульсивность и неуправляемость, они всегда находили общий язык и очень бережно относились друг к другу.
Ахматов был искренне рад, что выбрал маршрутом своего отпуска Новый Орлеан. А после ему предстояло еще одно задание от АМБ – сложное и многоэтапное, поэтому он планировал провести время с сестрой с полным отрывом от привычной суеты, чтобы с чистым разумом окунуться в напряженную работу.
Эль-Пачито, апрель 1996 года
В этот вечер закат был особенно прекрасен. Природа танцевала под ритмы латино. Солнце почти уходило за горизонт, оставляя алые разводы на ярко-голубом небе. Табун скакунов медленно возвращался с пастбищ под стрекотание сверчков. Листья деревьев лениво шептались в такт музыки матери-природы. Ветерок вальсировал по верхушкам трав и разноцветий. А запах, дивный запах весенних цветов щекотал нос.
Хелен Дьюго поморщила нос и закрыла глаза, впитывая энергию этих редких благодатных минут. Крик погонщика жеребцов вызвал вздох разочарования несовершенством своего уединения.
– Пабло, чего ты раскричался? Гони их в конюшни и не пугай,– сделала замечание Хелен рабочему.
Животные прошли мимо, а из облака пыли показалась фигура Милинды. В одной руке она несла свои сандалии, а в другой – пышный венок из весенних трав и цветов.
Хелен поднялась и спустилась с холма, на котором она, ожидая возвращение табуна, отдыхала наедине с природой.
– Где ты была?
– Мы гуляли с Джеком,– с отсутствующим видом ответила Милинда.
Хелен приблизилась к дочери, подняла ее лицо за подбородок, повернула вправо, затем влево и с волнением спросила:
– Что-то случилось?
– Ничего,– скрыла дочь.
– И поэтому ты такая растерянная?
Милинда прятала глаза.
– Прости, что я ушла без предупреждения.
– Это не то. Если не хочешь говорить, не говори. Только не морочь мне голову и не заставляй беспокоиться за тебя. Мне и отца твоего достаточно. Ты купила препараты, которые я просила?
– Конечно, мам. Я все сделала.
Хелен вяло улыбнулась, обняла дочь и с тоской вспомнила о своей Софи, а затем и о Брайане. Как хотелось бы обнять всех вместе.
– Ладно, пойдем ужинать. Отец, наверное, проснулся.
Милинда шла чуть позади матери, ощущая вину и растерянность за то, что не могла открыто произнести то, что с ней происходило. Она прекрасно понимала, что мать не провести, и рано или поздно она вытянет из нее причину такого поведения.
– Мама, я слышала, что сказал врач о болезни папы. Он умрет?
Хелен как-то странно сердито на нее посмотрела, но потом смягчилась и пожала плечами:
– Когда-нибудь… с нами всеми это произойдет.
Что она могла сказать, зная, насколько серьезно захватила Ланца болезнь, и улучшений давно не наблюдалось. Вот-вот очередной сердечный приступ сведет его в могилу, но говорить об этом и думать было жутко…
– Как мы справимся с делами, если его не станет?– грустно проговорила Милинда.
– А что мы, по-твоему, делаем сейчас? И вообще, что это за тема для разговора? Перестань нагнетать,– борясь с волнением, строго сказала Хелен.
– У меня есть решение.
Хелен недовольно остановилась и осуждающе взглянула на дочь. Милинда смутилась на секунду, но потом, покраснев от неловкости, выговорила сдавленным голосом:
– Джек сделал мне предложение.
– Что?
– Мы могли бы вместе поддерживать ферму на достойном уровне.
– Ферму?– не веря своим ушам, чувствуя, как отчаяние и тревога за дочь подкатывает к горлу, выговорила Хелен.
– Мама, я выйду замуж за Джека,– видя состояние матери, решительно сказала Милинда тоном, не терпящим возражения.
На Хелен опустилось какое-то странное холодное разочарование и бессилие, но, взяв себя в руки, она предельно спокойно поинтересовалась:
– Ты его любишь?
– Что за вопрос, мама?– возмутилась девушка.
– Значит, ты не собираешься учиться?
– Я буду помогать тебе, а все, что нужно, я уже знаю и умею. Я не понимаю твоего пренебрежения к Джеку. Он замечательный!
– Не сомневаюсь. Только вот не верю я, что ты останешься довольна тем, как будешь проживать свою жизнь здесь, вместо того, что могла бы иметь в Хьюстоне.
– Да что ты все заладила – Хьюстон, Хьюстон?– вспылила Милинда и топнула ногой.– Какие возможности? Это всего лишь призрачные фантазии Софи. И ты пытаешься навязать их мне. Брайан погнался за этими возможностями, и что в итоге? Его нет!
Последние слова резанули слух. Хелен глянула на дочь с укором и болью. Она долго молчала, разглядывая, как та нервно перебирает в руках венок и безжалостно обрывает цветы.
– Тебя только это останавливает?– наконец выговорила мать, готовая признаться в сокрытии ужасной тайны, только чтобы уберечь дочь от необдуманного шага.
– Если бы Брайан был жив, он мог бы вдохновить меня, доказать, что он не зря борется за свое право быть успешным…
– Он жив.
Милинда сначала даже не поняла смысла слов, глухо вылетевших из уст матери. На секунду ее оглушило от чувств, вспыхнувших при сочетании этих звуков: «Он жив».
– Ты что, мама?!– спросила она, напряженно потирая предплечья от нервного озноба.
Хелен виновато опустила глаза.
– Давай присядем…
– Ты меня пугаешь!
То, что потом рассказала мать, шокировало Милинду настолько, что она потеряла дар речи, и наступивший ступор смешал все мысли в голове. Хелен, хоть и с опаской, поделилась всеми секретами с дочерью, объясняя причины и подробности, умоляя не раскрывать их ни при каких обстоятельствах.
– А теперь подумай еще немного,– завершила Хелен.