В течение следующих десяти минут Владислав Николаевич, не жалея красок, расписывал Насте ее же достоинства, объясняя, почему с поставленной задачей лучше всех справится оперативник с многолетним стажем, светлой головой и уймой терпения.

– Давай я позвоню Тане, она подъедет, мы вместе сходим пообедать, и она тебе все объяснит, – наконец сказал он, видя, что все попытки пробить брешь в стене отказа ни к чему не приводят.

– Давай, – вяло согласилась Настя.

Она не собиралась сдаваться, но пользоваться аргументом «у меня не получится» почему-то стеснялась, и ей казалось, что если правильно построить разговор с Татьяной, то она сама откажется от своей идеи, поймет, что Настя для такой работы не годится.

Оставшись одна в кабинете, она немедленно позвонила мужу. Лешка – самый главный ее советчик. И самый лучший.

– Не понял, что тебя смущает? – произнес Чистяков, выслушав краткий пересказ диалога со Стасовым. – Работа по твоему профилю, с использованием твоих профессиональных знаний. Ты чего-то недоговариваешь?

– Да нет же, Лешик, просто… Я никогда не выступала в роли учителя. Я не умею объяснять на пальцах, коротко и понятно, для неподготовленных. Для этого нужно иметь особый талант, а у меня его нет. У Тани есть, а у меня нет, вот и все.

– А у Тани точно есть? – зачем-то спросил Алексей.

– Ну… Наверное, есть, коль она свои семинары ведет и деньги за это получает. Если бы она плохо обучала, у нее не было бы новых учеников, сейчас ведь эпоха интернета, информация мгновенно расходится.

– Это всего лишь твое предположение. Ты сама проверяла?

– Леш, я не пойму, к чему ты клонишь, – сердито отозвалась Настя.

– Но ты согласна, что любое предположение нуждается в проверке? Любая гипотеза, любая версия. Это же основа твоей профессии, разве нет?

– Да, – согласилась она.

– Вот и проверь.

– Проверить – что? Есть ли у Тани педагогический талант?

– Проверь, есть ли он у тебя. Неужели не интересно?

Настя улыбнулась и пожалела, что муж сейчас не видит ее. Наверное, его порадовала бы ее непроизвольная улыбка.

– Интересно. Но стрёмно. А вдруг облажаюсь?

– И что? Мир рухнет? Мало ли кто какие ошибки совершает.

– Но я уже в таком возрасте, когда облажаться стыдно, – неуверенно заметила она.

В трубке послышался смешок, и Настя попыталась представить себе мужа, сидящего в кабинете за письменным столом. Зная его привычки, она была уверена, что в этот момент он крутанулся в своем шикарном «кресле руководителя».

– Асенька, помнишь, несколько лет назад ты смотрела запись «Риголетто» с Пласидо Доминго. Я в опере ничего не понимаю, а ты мне все уши прожужжала о том, какая неудачная затея и как плохо спел Доминго.

– Да, помню. Доминго – тенор, взялся исполнить партию баритона и не справился, спел очень плохо, хотя драматически сыграл вполне достойно.

– Но насколько я помню, ты всегда любила этого вокалиста.

– Любила и до сих пор люблю. Просто одну партию он исполнил неудачно. И…

Она запнулась. Да, Лешка прав, впрочем, как всегда. Если уж сам Доминго, звезда мировой величины, не побоялся попробовать себя в новом амплуа, выставив последствия своего опрометчивого шага перед всей мировой общественностью, то что говорить о никому не известной и никому не нужной Анастасии Каменской? Доминго ничего не потерял в глазах своих поклонников, не утратил их любви, не стал хуже оттого, что облажался. Даже напротив, приобрел известную долю восхищения своей смелостью. Откуда в голове появляется убеждение, что взяться за что-то и не справиться – стыдно? Это же полная глупость! Уверять окружающих, что ты легко справишься, хотя на самом деле никогда не пробовал, и потом облажаться и тем самым подвести людей, которые в тебя поверили и на тебя понадеялись, – это да, стыдно. Но что может быть стыдного, если честно предупреждаешь всех, что ты не умеешь, что это твой первый опыт и ты не гарантируешь результат? Ровным счетом ничего.

– Какой же ты умный, Лешка, – благодарно выдохнула она.

Решено. К двум часам приедет Таня, они пойдут в расположенное в соседнем доме кафе обедать, Настя подробнейшим образом выспросит, что от нее требуется и как это нужно делать, и поставит непременное условие: если процесс обучения журналиста тонкостям уголовного процесса застопорится или окончательно провалится, она просто не возьмет гонорар. Вот и все. Ничего сложного и ничего постыдного.

* * *

«Проблемы с парковкой – путь к здоровому образу жизни», – насмешливо думала Анастасия Каменская, проезжая мимо очередного магазина, в котором могла бы купить продукты, если бы можно было приткнуть машину где-нибудь поблизости. Машину придется поставить во дворе дома, где парковочные места распределены между жильцами, а въезд предусмотрительно перекрыт шлагбаумом для охраны от чужаков, после чего шлепать в магазин пешком. Имелся и другой вариант: делать закупки раз в неделю в больших торговых центрах с огромными многоэтажными паркингами, но Насте было безумно жаль тратить на это драгоценные часы выходного дня. Ничего, ходить пешком полезно.

Уже начало сентября, а лето словно в самом разгаре, радуется и буйствует, посмеиваясь над загулявшей где-то осенью. Если вдуматься, ситуация не так уж и плоха: через три дня Стасов и Татьяна уедут, на работу в контору ходить не нужно, погода прекрасная, подработка в виде переводов каких-то мутных договоров обеспечена (скучно невыносимо, зато объем огромный и платят неплохо). Правда, на следующей неделе приедет будущая звезда детективного жанра, но после сегодняшнего разговора с Татьяной картина представлялась Насте уже не столь пугающей.

– У него есть какой-то древний материал, в котором нужно помочь разобраться, – сказала Татьяна. – Самое главное – не давать ему возможность следовать журналистским инстинктам. Хочет стать писателем – пусть работает именно как писатель, а не как журналист.

– А есть разница? – удивилась Настя.

– Огромная. Журналист будет пытаться докопаться до правды, чтобы написать убойный материал. Писателю правда не нужна, он создает собственную реальность. Но поскольку это все-таки тоже реальность, она должна основываться на реалиях, а не на выдумках. Твоя задача – объяснить парню, как устроена система и как она работает, что бывает и чего не бывает, что можно, а чего нельзя. В чем разница между следователем и опером, между допросом и опросом, между экспертизой и исследованием. А любимые вопросы русской интеллигенции «кто виноват?» и «что делать?» надо оставлять за бортом и категорически пресекать любые попытки перевести процесс консультирования в журналистское расследование. Идея понятна?

– Вполне, – с облегчением ответила Настя. – А что за материал у него, не знаешь?

– Какое-то старое дело о тройном убийстве. Я так поняла, что кому-то удалось получить доступ в архив и перефотографировать дело.

– Зачем?

Татьяна пожала плечами.

– Да понятия не имею! Я специально не задавала ему лишних вопросов, чтобы не порождать иллюзию, будто истинные обстоятельства имеют какое-то значение. Не имеют. И ты должна стоять на этом, как на охране государственной границы.

– Танюша, а зачем он вообще приедет? Разве все вот эти консультации нельзя было проводить по скайпу, в вайбере, в вотсапе или еще как-то? Для чего все эти сложности: отпуск, поездка в Москву, съемная квартира? Мне казалось, так уже никто не поступает.

Татьяна расхохоталась.

– Я предложила ему этот вариант, но он сказал, что предпочитает обучаться очно. Бред, конечно, но подозреваю, что дело не в этом. Он вцепился в свой материал и боится выпустить его из рук, а если работать дистанционно, то ему придется прислать свою драгоценную добычу мне, и мало ли, кому еще я ее покажу или вообще отдам. Два варианта. Первый: парень действительно собирается написать крутой детектив, а в деле есть какой-то очень красивый сюжетный поворот, который он хочет использовать в собственной нетленке, и он боится, что при преждевременной огласке идею банально сопрут, что случается сплошь и рядом. И второй: мальчишечка привирает насчет будущего писательства, он все-таки намеревается провести журналистское расследование, и в этом деле мы ему никак не помощники. Тут все должно пресекаться на корню. Никакого героизма. В наше время героем имеет право становиться только одиночка, по которому никто не заплачет, а не мы с тобой, пенсионерки с семьями. Подставлять под удар себя – еще куда ни шло, но своих близких – ни в коем случае.

В такой постановке задача казалась Насте вполне выполнимой, и теперь, возвращаясь домой, она уже не совсем отчетливо понимала, чего так испугалась и почему столь яростно отказывалась от предложения Стасова. В конце концов, не боги горшки обжигают. Правда, оставалось еще одно, последнее, сомнение: согласится ли будущий ученик на замену учителя? Все-таки он просил о консультациях именно Татьяну, известного писателя, и именно ей готов был платить за потраченное время, а вовсе не какой-то там Анастасии Каменской. Но Таня заверила ее, что все в порядке, она предварительно поговорила с Петром (молодого журналиста из Тюмени, как выяснилось, зовут Петром Кравченко), объяснила ему ситуацию и встретила полное понимание с его стороны.

Вот и хорошо.

Дома Настя быстро обозрела содержимое холодильника и мысленно составила перечень необходимых покупок, старательно подавляя соблазн составить список на листке бумаги. Со списком, само собой, удобнее и надежнее, но память нужно поддерживать в рабочем состоянии. Воспоминание о допущенной сегодня ошибке с адресами отозвалось неприятной резью в душе. Анастасия Каменская никогда не была ипохондриком, не боялась заболеть, не подозревала наличия у себя страшных и неизлечимых недугов, но страх перед возможным возрастным ослаблением интеллекта и памяти с недавних пор поселился в ней и быстро пустил ветвистые корни.

Когда поздно вечером с работы приехал Чистяков, купленные продукты были оформлены в виде незамысловатого, но приготовленного с любовью ужина, неиспользованные остатки вместе с припасами на ближайшие дни аккуратно разложены по полкам и ящикам холодильника и кухонных шкафов, а сама Настя, босая и растрепанная, сосредоточенно перекладывала и передвигала по полу стопки книг и папок, расчищая пространство.

– Нужно же куда-нибудь посадить ребенка с его ноутбуком, – пояснила она мужу. – Господи, как мы с тобой жили столько лет в такой тесноте?

– Отлично мы жили, – улыбнулся Алексей. – В тебе проросли барские замашки?

Он ловко пристроил в шкаф снятый костюм с сорочкой и переоделся в шорты и футболку. Настя невольно залюбовалась его широкими плечами и длинными сухими ногами. «Какой же Лешка красивый!» – подумала она.

– И когда прибудет этот твой ребенок? – спросил он, поглощая ужин.

– На следующей неделе, в среду.

– О! И как раз в среду я улечу в Новосибирск. «Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса», – продекламировал он. – Живешь строго по Пушкину, Асенька. Велик ли ребенок?

– Не знаю. Таня сказала, что вроде бы ему двадцать с каким-то хвостом.

– Длина хвоста имеет значение, – усмехнулся Алексей. – Двадцать один и двадцать девять – разница существенная. Я, если помнишь, в двадцать один год был еще сопливым студентом, ну разве что подававшим некоторые надежды, а в двадцать девять уже выпивал на банкете по случаю присуждения мне ученой степени доктора наук.

Он поставил опустевшую тарелку в раковину.

– Спасибо, Асенька, было очень вкусно. И перестань так нервничать, хорошо? Если уж ты худо-бедно готовить научилась, то с ребенком из Тюмени как-нибудь справишься.

Она изумленно посмотрела на мужа.

– Разве я нервничаю?

– На первый взгляд – нет. Но скажи мне, любимая, какая такая неведомая сила могла заставить тебя, с твоей больной спиной, десятки раз наклоняться и поднимать тяжести? Только нервозность. Готовься, завтра будешь лежать пластом.

Леша посмотрел на ее ошарашенное лицо и рассмеялся.