– Ну да, посторонних детей жалко, а на свою дочь плевать, – усмехнувшись, зачем-то встрял я. Он лишь на меня покосился, замолчал ненадолго, а потом обронил:

– Об этом я тебе позже расскажу.

– О чём? – наверно всё-таки алкоголь мне немного в голову ударил.

– Дай дорассказать, – я кивнул и начал есть мясо. В принципе о том, что Айдар помогал матери Лии скрываться, я и сам знал. Но послушаю, с чего он решил, что Айдар ей не отец, – Вышел я из машины, накинул на неё свою куртку и спрашиваю: чего, мол, здесь стоит? А она и рассказывает, что мамка сказала погулять пойти. Думаю это ж надо быть гадиной такой, чтобы дочку на улицу под дождь выкинуть. Ну да ладно, ей сказал, что я друг её мамы и бояться меня не надо. Айдара долго не было, так я девчонку в машину усадил, а как тот из подъезда вышел, то она как пробка вылетела и в дом забежала. Мы в гостиницу поехали, на следующий день он опять по делам бегал. Дня три я потом просто по городу ходил, гулял. На четвёртый мы уехали и опять же в дороге он рассказал что да как, правда, напился он тогда, но не суть важно. Мать Лии его пара, а дочь не его. Только в силу обстоятельств они скрываться должны. Это получается мать-то её тоже зеркало, и дочь потому прятала. Только вот от кого? Этого я не знаю. О том, чтобы приехать в стаю, не может быть и речи – вот так и живут. В этот раз они наспех собрались и уехали, а он цыган с вокзала в их квартиру притащил и оплаченный месяц они там должны были прожить. А им-то что? Нахаляву, да в квартире обустроенной. Вот как-то так. Больше Айдар ко мне не обращался. А уже здесь в становке, когда увидел Лию, запах мне больно знакомый показался. Уже позже спросил Марту об её родителях, она и сказала, что это дочь Айдара, – он встал, принёс кастрюлю, куда скинул уже остывшее мясо и поставил на тлеющие угли.

– А отец кто?

Он, стоя у мангала, не оборачиваясь, пожал плечами:

– Не знаю. Он не сказал.

Я разлил остатки из бутылки по рюмкам и сразу выпил свою, зажевав уже остывшим мясом, даже не обращая на это внимания. Подошёл с кастрюлей Инар, вывалил уже горячее мясо на тарелку.

– Ты ешь. Сейчас ещё кое-что расскажу, потом вряд ли захочешь.

Я на него посмотрел удивлённо, но он, развернувшись, ушёл. Ну, есть, это не мешки таскать. Когда он пришёл с новой полной бутылкой, я уже дожёвывал третий большой кусок, не забывая о соленьях. Инар разлил алкоголь и произнёс:

– Я ждал, когда ты вырастешь, сын, – стукнул своей рюмкой о бок моей стоящей на столе и выпил.

– Алина не моя дочь.

Я, в этот момент решил тоже выпить, и уже глотая алкоголь, поперхнулся и громко откашливаясь, просипел:

– Ты что несешь? Совсем урод с катушек съехал? – вскочил, понимая, что уже точно не сдержусь, – У нас запах одинаковый! Это ты можешь слабаку с забитым носом рассказывать!

– Запах одинаковый, – Инар даже не шевельнулся и не отклонился, – Она дочь моего брата.

– Что? – очумело уставился на него.

– Твоя мать переспала с моим родным братом и забеременела. Мне она получается племянница, а тебе сестра только по матери.

Я рухнул обратно на лавку, прикрыл глаза. Твою ж … Что ж за день-то сегодня такой? Лия моя пара! Айдар не её отец! Алина мне сестра по матери только! Я, откинув голову, расхохотался. Создатели! И где я за последнее время так накосячил, что вы мне решили раскрыть все карты в один день?

Ладони лежащей на столе коснулось что-то холодное, перевёл глаза, ещё слезившиеся от истеричного хохота. Инар протягивал мне полную до краёв рюмку. Сжав её, тут же выпил. Откашлялся, поставил локти на стол и уткнулся лбом в сжатые кулаки.

– Закусишь?

Я не поднимая головы, покачал отрицательно.

– Мне было уже семьдесят шесть. Собрались на дне рождения одного мужика, там я и познакомился с твоей матерью. Отдохнули, погуляли, а через пару недель она сообщила мне, что беременна и ребёнка собирается оставить, ну это понятно, ей тоже уже шестьдесят стукнуло. А я так прикинул: мне и лет уже до…кхм, много, пару я вряд ли встречу, живу бобылем, отец отдельно, брат уехал в другую стаю. Ну и позвал её замуж, а к концу года ты родился. Поначалу жили мы неплохо, только характер у неё тварной был, а с каждым годом всё хуже и хуже. Она постоянно скандалила, а ты ж меня знаешь: я лучше промолчу и уйду, чем глотку драть. После восьми лет ты уехал учиться, только по праздникам, да на каникулы приезжал, а я так чуть ли не в лесу жил. Тебе тогда двенадцать было, меня в командировку отправили в Мурманскую область. В стае той, я дела порешал, подумывал уже обратно ехать, как один раз проходил мимо больнички их, и оттуда женщина вышла, в сторону пошла. А на ней запах такой! Я там чуть не взвыл! Подбежал к ней, схватил за руки и давай обнюхивать, только не её запах-то был. Говорю: где именно сейчас в больничке была? Оказалась к сестре ходила. Я туда, по запаху ринулся в палату, а там, на постели девушка лежит, ну чуть больше двадцати. Глаза в пол лица, ручки-верёвочки поверх покрывала и кожа бледная. Я к ней, обнюхал, за руки схватил. Вот так я и встретил свою пару.

Я удивлённо на него взглянул, никогда мне никто не рассказывал о том, что у отца была пара.

– Оказалось, ей тогда тридцать два было, и болела она – волчьей лихорадкой, – он замолчал, налил ещё по рюмкам, выпил, отвернулся, глядя куда-то вдаль, за деревья леса.

Да уж, волчья лихорадка та ещё дрянь. В век высоких технологий её до сих пор не могут излечить, только помогают продлить жизнь на год или пять-семь. Кому как повезёт. Ученые давно нашли эту гадость, она живёт в каждом организме оборотней, только у кого-то она до сдоху в неактивном состоянии, а у кого-то…Да уж.

Сейчас, зная, что Лия моя пара, чувствовал её запах, одуряющий – как наркотик, который хочется вдыхать и вдыхать. И это я ещё не спал с ней, а что будет после близости, я даже представить себе не мог. Тут же воображение предательски подсунуло картинку: Лия с хриплым стоном выгибается, цепляясь за мои напряжённые руки по обеим сторонам от её тела, как с её губ во время оргазма срывается моё имя.

От увиденной фантазии по телу пробежала волна дрожи. Я хрипло выдохнул и, схватив рюмку, залпом выпил содержимое. А что если бы я знал, что ей отпущена всего пара лет жизни? Как с таким жить?

Я по-новому взглянул на отца. Такое с наскоку не осмыслишь, нужно время и трезвая голова.

– Я, конечно, всё рассказал Софье, так её звали. И о тебе, и о жене. Она временами себя очень хорошо чувствовала, месяца три, четыре и приступ… Кхм, и с каждым разом приступы стали чаще. Я, как только её встретил, поехал обратно в стаю и матери твоей честно рассказал о Софье. Ох, как же она тогда кричала! А тут ты с прогулки приходишь, она ещё громче завизжала: убирайся к своей шлюхе, потаскухе! На тебя глянул, а ты в дверях комнаты стоишь и сдержался, чтобы не ударить её. Развернулся, ушёл.

Я покивал, помню этот скандал. И как мать орала на отца, а когда он ушёл, на меня: ты такой же тварью вырастешь! Будешь по всяким проституткам бегать! Много она тогда мне наговорила гадостей, пару раз даже ударила.

– Прожили мы с Софьей три года, потом присутствовал я на её кремации, урну сестра её забрала. А я, как пришибленный остался. Вернулся в стаю, выделили мне отдельный дом.

– А метки? – перебил я его?

– Метки? А, ты об этом. Я боялся того, что своей меткой сокращу и без того короткое отпущенное ей время, ведь организм перестраиваться начнёт, вытягивая силы. Да и она запретила мне ставить ей метку и сама отказалась – знала, что умирает и не хотела связь ещё больше укреплять. Так вот, вернулся я в стаю, стал отдельно жить. Деньги я кстати и когда с Софьей жил, и после того как вернулся каждый месяц твоей матери пересылал, она ни разу не отказалась, хотя поливала грязью меня на каждом углу. Только мне как-то всё равно было. Отучившись, ты уехал в Тюмень дальше учёбу продолжать, но так со мной ни разу и не заговорил.

– Ты мне ничего не объяснил!

– А смысл? Только сейчас, встретив пару и повзрослев, ты сможешь посмотреть на ситуацию под другим углом. Но тогда нет, ты бы и слушать не стал, а если бы и узнал, не смог бы понять. Прошло много лет после смерти Софьи, как-то раз пришла ко мне твоя мать. Вот так просто взяла и пришла с бутылкой вина. Села на кухне, разлила вино по кружкам, выпила и заплакала. Рассказывала, что поняла, осознала, что и мне, и себе, и сыну жизнь сломала, просила вернуться и попробовать жить вместе и что до безумия хочет ребёночка родить. Я её тогда выставил, но обещал подумать. Созвонился с её матерью, порасспрашивал: как там в их стае живётся и решился. Если и сходиться, то только уехав. Потому как в той стае, где мы жили, её все поимели, кто мог и не мог. Если честно, я тогда только и согласился из-за ребёнка. Подумал: вот шанс, обрести маленькую дорогую кроху. Так мы в этой стае и оказались. Ты тогда, приехав, тоже вроде как сменил гнев на милость. Ну, всё думаю: жизнь налаживается. Жили мы и правда какое-то время хорошо – она не скандалила, ты стал со мной разговаривать, работой тоже обеспечен. В общем, хорошо было. Помнишь, когда у тебя выброс силы неконтролируемый случился?

Я кивнул. Ещё бы не вспомнить, я тогда в Тюмени пятерым мужикам чуть мозг не расплавил. Только то, что те на меня напали в подворотне, когда я с учёбы возвращался, из института, никого не интересовало – тут же обвинили во всех смертных грехах!

– Так вот, тогда я с тобой тогда в Индию уехал, куда тебя направили учиться управлять даром. Я тогда ещё месяц с половиной рядом с храмом прожил, пока твой наставник меня домой не отправил.

Я кивнул, обучение тогда затянулось больше чем на два года.

– Приехал я в стаю и мать твоя меня беременностью обрадовала. Только ненадолго. По соседству с нами бабка, вредная такая жила – Митрофановна, вот она мне и рассказала, что пока меня не было, приезжал хахаль к ней, и она развлекалась с ним в моё отсутствие. Выяснять особо ничего и не потребовалась, брат сам позвонил, плакался, просил жене его не рассказывать. У них уже двое пацанов подрастали, да и жена у него женщина хорошая, в отличие от братца моего. Ну а мать твоя, даже оправдываться не стала: сказала, что если бы я старался в постели лучше, то она бы и не гуляла. Я из дома тогда и ушёл. В лесу остался, поначалу землянку себе соорудил, потом несколько лет дом этот строил, – он обвёл вокруг рукой. – Алинка родилась, мать вроде поначалу с ней возилась, а потом пропадать в загулах стала, кинув дочку на тётку свою двоюродную. Я пытался, пробовал много раз Алину принять, понимал, что дитё ни в чём не виновато, но так и не смог. Это всё, что я тебе хотел рассказать, сын, – Инар поднялся, – Предлагаю тебе здесь заночевать.

– Благодарю за предложение, – я встал, – Но откажусь, – хотел сделать шаг, но меня повело в сторону, – Что за ерунда?

– Мне сейчас необходимо мясо в западную становку отнести. Потом в восточной становке знакомый в баню пригласил, так что меня не будет дня два, может три. Так что ты спокойно можешь здесь переночевать, а завтра на свежую голову дела решать.

– Посижу с полчаса и пойду, – я плюхнулся обратно на лавку.

– Решай сам. Мне пора.

Утро у меня было не очень добрым. Раскрыв глаза, сначала не мог понять: где я нахожусь, пока через пару минут память, всё-таки сделав одолжение – вернулась. Вспомнил, как еле переставляя ноги, забрёл в дом, по пути шаря по стенам, матерясь, искал выключатели. Их я не нашёл, поэтому на ощупь нашарив руками подходящую плоскость – завалился спать.

Сейчас, вертя головой, огляделся: большая, светлая комната, лежу я на широкой, но жёсткой тахте и выключателей нет. Поднял глаза к потолку и увидел, как от лампы спускается ниже цепочка-выключатель. Твою ж… в том состоянии, в котором я вчера был, то и с фонариком их не нашёл бы. Опустил голову на подушку и потёр лицо ладонями.