Данилов положил трубку. Проживая свою жизнь в двадцать первом веке, он никогда не интересовался темой перевала Дятлова, но наслышан был. И слова Валентина о походе на Северный Урал заставили задуматься. Еще как задуматься! Да, группа Дятлова пошла как раз на Северный Урал в конце пятидесятых годов. А когда она вообще-то погибла? В пятьдесят седьмом? Или восьмом? Или вовсе в шестидесятом? Или прямо сейчас – в пятьдесят девятом?

И его будущая мать собирается идти с ними?! В поход?! На Северный Урал?!

Боже, как же сложно, когда под рукой нет Интернета! И ведь никак не проверишь информацию – если даже гибельный дятловский поход случился все-таки в прошлом, год или два назад, о нем ведь не писали советские газеты, даже словом не обмолвились.

Но, впрочем, в руках Данилова имелся могучий информационный ресурс в виде ЦК партии.

Он выскочил в предбанник. Ангелина, надев очки, печатала какую-то справку в две закладки копирки.

– Ангелиночка Павловна, – резко вопросил Данилов, – помните такой случай: группа советских туристов, студентов, погибла во время зимнего похода на Урале. Умерли все, больше десяти человек. Год назад, два или три?

– Н-нет, ничего подобного не припомню.

– А могло такое событие до ЦК не дойти?

– Да ну что вы! О чем вы говорите! Мы бы точно знали.

– Тогда, Ангелиночка Пална, я вас прошу, бросьте все. Садитесь на телефон и звоните, свехсрочно, молнией, в вузы Свердловска. И не только Свердловска, но вообще всего Уральского региона. Выясните: идет ли на эти зимние каникулы в поход студенческая тургруппа под руководством некоего Дятлова. И дайте мне, пожалуйста, телефонный справочник. Какие там гостиницы у нас есть в районе ВДНХ, то есть ВСХВ?

Ангелина – вот что значит школа! – казалось, одновременно ухитрилась сделать два дела. Одной рукой записала в рабочий блокнот установочные данные, что сгрузил ей Данилов:

– Урал,

– вузы,

– поход,

– Дятлов.

И как будто бы другой рукой в то же самое время протянула ему справочник Московской городской телефонной сети, причем раскрытым на странице, где гостиницы. Причем нужные ему в районе Выставки – «Турист», «Золотой колос», «Байкал» – загадочным образом оказались отмечены легкими карандашными галочками.

Данилов схватил фолиант и убежал. Открывая двери к себе, он слышал, как верная секретарша набирает междугородний номер. В ЦК партии уже появилось чудо-чудесное – импортные АТС фирмы «Строуджер», поэтому здесь, в единственном месте в стране, можно было звонить по межгороду не через телефонистку, а напрямую, набирая номер.

Сам же Данилов из своего кабинета принялся обзванивать гостиницы. Волшебные слова – «С вами говорят из ЦК партии» – оказывали на собеседников магическое воздействие. Он даже свою должность преуменьшал: негоже помощнику Никиты Сергеича простым гостиничным клеркам телефонировать. Представлялся: «Инструктор ЦК КПСС Данилов» – и все равно пред ним стелились.

Довольно быстро удача ему улыбнулась. Во втором корпусе отеля «Золотой колос» дежурная сказала: да, значится такой Кривонищенко, проживает в триста девятом номере.

– Он сейчас у себя? Или вышел?

– Ключ не сдавал. Значит, у себя, наверное.

– Посетители находятся у него в номере в настоящее время?

– Не могу знать. Не видела. Если хотите, могу дежурную по этажу спросить. – Да-да, в то время имелось такое чудо в советских гостиницах, как дежурная по этажу. Она восседала у лестницы или у лифта и зорко секла, чтобы вверенные ей постояльцы не роняли честь и достоинство коммуниста-комсомольца.

– Не надо, лучше сами зайдите к нему в номер и попросите, чтобы он до моего прибытия никуда не отходил. Я приеду к нему для личной беседы.

А тут и Ангелина к нему вежливо поскреблась. Данилов распахнул дверь, и секретарша доложила:

– Свердловск, Уральский политехнический. Действительно, тургруппа Дятлова собирается на Северный Урал в поход третьей категории сложности.

– Прекрасно! Телефон ректора? И секретаря парткома института?

Вышколенная помощница подала ему листочек с четырьмя фамилиями и телефонами: кроме запрошенных там значились еще председатель профкома и начальник турклуба.

– Со Свердловском разница во времени два часа. Там сейчас уже восемнадцать.

– Я в курсе. Будем надеяться, секретарь парткома привык в прежние времена допоздна засиживаться. Спасибо вам огромнейшее за помощь!

Нет, даже без Интернета можно жить. Если ты в ЦК партии, конечно, работаешь.

– И соедините меня, пожалуйста, Ангелина Пална, с секретарем парткома института.

Тоже политес, которому Данилов не сразу, но выучился: для пущего эффекта на периферию лучше звонить через секретаршу.

Минуты через три в трубке раздался вальяжный, но исполненный чинопочитания голос партийного начальника. После взаимных расшаркиваний, когда секретарь парткома всячески пытался нащупать, к добру ли, к худу ли раздался звонок из «большого ЦК», Данилов влепил в лоб:

– До нас дошла информация, что у вас собирается в туристический поход группа под руководством некоего Дятлова.

Вряд ли главный партиец огромного института ведал об этом, да и фамилию Дятлова слышал едва ли, поэтому ограничился в ответ неопределенным междометием, чем-то средним между «да-да» и «я же их предупреждал».

– Так вот, есть мнение, что экспедицию эту следует отменить, а группу – расформировать.

– Понимаю. А что такое? В чем причина?

Подставлять несчастных «дятловцев» и возводить на них поклепы Данилов не собирался, поэтому проговорил обтекаемо:

– На маршруте возможны нежелательные встречи.

– Понимаю вас, – столь же глубокомысленно ответствовал партийный чинуша, хотя ни черта, конечно, не понимал.

Данилов положил трубку, достал из шкафа свое пальто с шапкой и бросился к выходу. Конечно, партийный секретарь вуза к его звонку должен прислушаться, не может не прислушаться. С другой стороны, дисциплинка в стране успела подрасшататься. И если лет десять назад, когда жив был усатый упырь, после подобного звонка из Москвы всю группу дятловскую могли ненароком и расстрелять, то теперь, кто знает, может, и вовсе пропустят в Свердловске «сигнал» мимо ушей? Надо подстраховаться. Поэтому молодой человек бросился вниз, к машине.

Несолидно выскочил, почти бегом кинулся к стоянке. Шоферы персональных «ЗИМов», «Волг», а то и «ЗИСов» потоптывали на морозце, похлопывали руками, но курили, сбившись в кучу, и судачили. Они оглядели Данилова исподлобья – Алексея не уважали. Странно им было: чуваку положена по штату персоналка с личным водилой, а он, юнец, несерьезный оранжевый «Москвич» за собственный счет купил. Сам за рулем горбится. И моет свою тачку сам, и заправляет, и даже чинит.

Но помимо удовольствия носиться за рулем по полупустому городу, Данилов очень хорошо представлял себе, что все эти водилы из спецгаража постукивают на своих хозяев, конечно: куда ездил, по какому адресу, да о чем в салоне говорил, как о ком отзывался. А зачем Алексею такое счастье? И так, он не сомневался, все время находится под колпаком. И кабинет его слушают, и квартиру – несомненно. Может, даже в «Москвича» жучок воткнули.

Он вставил ключ в зажигание, вырулил с парковки и погнал.

Быстро долетел до круга на Лубянке – памятник Дзержинскому тут только-только появился^[2]. Пронесся по улице Дзержинского, потом по Сретенке. Светофор над Садовым горел разрешительным светом. Только в этом, пятьдесят девятом году их конструкцию начнут менять: зеленый сигнал поместят вниз, красный – вверх. Пока же все наоборот: зеленый – выше всех.

Молодой человек в «Москвиче» помчался по проспекту Мира. Четверти часа не прошло, как он миновал свой дом возле метро «Мир» (так в ту пору называлась «Алексеевская»). Дальше, казалось, – край Ойкумены. Никакого памятника покорителям космоса (в который как бы втыкался в двадцать первом веке проспект Мира) еще не существовало. За железнодорожным кольцом начинались пригороды – город Бабушкин, а потом Подмосковье: Перловка, Тайнинка, Мытищи.

Данилов остановился, не доезжая квартала до гостиницы «Золотой колос», запер «Москвичок», пошел к корпусу. И вдруг – ба, навстречу шествует его собственная юная мамочка – довольная, даже, кажется, раскрасневшаяся. Неужто посещала своего возлюбленного в гостинице? И советские церберши пустили? Разрешили пребывание в номере особы противоположного пола?

– Привет, – он подошел к ней.

Ее глаза округлились.

– Данилов? Ты что, следишь за мной?

– Конечно, слежу. А ты не знала?

– Теперь буду знать.

– Ты, говорят, любовь закрутила?

– Валентин разболтал! Вот трепло!

– Да мне, если честно, до твоей любови дела нет. Встречайся с кем хочешь. Но ты, говорят, со своим предметом в поход собралась? По горному Уралу?

– А тебе-то что? – спросила Лариса с вызовом.

– В общем-то, ничего. Но ты, по-моему, убедилась уже, что мне – будущее ведомо?

– Да, болтун ты знатный. – Девушка усмехнулась, но в ее глазах мелькнул опасливый огонек.

Данилов об заклад готов был биться, что к его предсказаниям Лариса прислушивается.

– Так вот, знаю я, что все, кто в этот поход пойдет – и возлюбленный твой по фамилии Кривонищенко, и руководитель группы Дятлов, и ты, если вдруг тоже с ними отправишься, – все вы погибнете. Поэтому я сделаю все, чтобы вы никуда не пошли. А если товарищи твои все-таки, несмотря ни на что, вдруг на авантюру решатся, я тебя прошу: ни в какой поход, да на Урал, этой зимой – ни ногой.

– Я вот не пойму, Данилов: тебе вообще до меня что за дело? Возникаешь раз в год – то хамить начинаешь, то предостерегаешь…

– А ты, Жаворонкова, считай, что я – твой ангел-хранитель. Сама посуди: откуда я знаю о тебе такие вещи, которые ты никому-никому раньше не рассказывала?

– Например?

– Например, в девятом классе ты влюбилась в своего учителя физики. А когда он продемонстрировал к тебе – после уроков, наедине – недвусмысленный мужской интерес, съездила ему по физиономии и в слезах убежала. И все твое чувство к нему как рукой сняло.

Эту историю когда-то в юности рассказывала ему мама – из педагогических, видать, соображений, чтобы он с девчонками рук не распускал. Но сейчас она вся вспыхнула, бросила ему: «Дурак!» – развернулась и кинулась прочь по улице Ярославской.

Данилов зашагал к своей машине. Кажется, все, что мог, он сделал. Все равно, конечно, надо держать ситуацию (как говорят партийные чинуши) «на контроле». И он постановил для себя, что через неделю снова позвонит в Уральский политех, только на этот раз – ректору.

И знать не знал Данилов, что не сможет он через неделю никому позвонить, никак не сможет.

Он сел за руль своего «Москвича» и покатил в сторону области. Хотелось проехаться, проветрить голову.

Ярославское шоссе в пятьдесят девятом году представляло собой скромную двухпутную дорогу: один ряд ехал в Москву, встречный – в Подмосковье. И никаких тебе пробок.

Северянинский путепровод уже открыли, ждать на переезде не пришлось, поэтому довольно быстро Данилов достиг будущего пересечения с МКАД. Дорогу еще не ввели, но уже делали под нее насыпь^[3].

Вот там-то, в тени возводящегося моста, Алексея и ждала засада.

Милицейская «Волга» с репродукторами на крыше, а в ней двое красивых фуражкиных. И почему-то сразу подумалось: это не просто случайная облава – ай-яй-яй, товарищ водитель, что ж вы так быстро едете, – а конкретно по его душу.

Так и случилось. Лейтенант чуть не наперерез машине с жезлом выскочил. Засвистел, замахал, указал: прижаться к обочине. Данилов послушно выполнил команды. Не бежать же.

Он вышел из своего «москвичонка». Здесь, в СССР, повелось: остановленный милицией шофер обязательно поднимался навстречу орудовцу. Встречал, так сказать, лицом к лицу. Лишь позже, с наступлением капитализма, в России утвердится американский стиль: водитель сидит по-барски в кресле, ждет, когда полицейский причапает.

Алексей вытащил из кармана документы. Но лейтенант, не дожидаясь, нетерпеливо спросил:

– Товарищ Данилов?

– Так точно.

– Вам придется проехать с нами.