Они находятся через две улицы, потому уже через 6 минут Вадим держит в руках сгоревший предохранитель и укоризненно смотрит на девушку. Запасные предохранители держим про запас – специфика бизнеса. После замены всё включается, и Лариса долго извиняется:

– Пожалуйста, простите, никак не хотела вас обидеть, – и глядит при этом почему-то не на братву, а на меня. – Очень стыдно, не знаю, как и быть.

– Всё в порядке, рабочий момент. Пожалуйста, не беспокойтесь, – радуюсь, что потенциально серьёзная проблема рассосалась без осложнений. Меня тут типа собрались двигать в старшие по объекту (поскольку я единственный не пью и всегда готов работать), а такой скандал никак не в тему.

– А вы тут менеджер? – после решения вопроса Лариса как-то мгновенно преображается и вместо стервозности начинает излучать феромоны.

– Не совсем. Я – химчистка салона. Просто ухожу последний, закрываю всё сам, сигнализация тоже на мне, потому у меня допуски к вопросам объекта шире.

– А за сколько времени нужно звонить, чтоб договориться о чистке? – к сожалению, это не флирт, наверное, поскольку салон действительно ужасный.

– Дня за три. 5 часов на работу в вашем случае, столько же на сушку. Вечером привозите – утром забираете чистый и сухой. Если хотите забрать в тот же вечер – ночью окна не закрываете, едете с полиэтиленовой накидкой, сиденья будут ещё мокрыми.

В итоге, Лариса наконец убывает, записав мой телефон. А я, переодевшись и проводив с богом братву, наконец приступаю к работе.

Спасибо Вадиму. Смешной момент, но без него всё могло быть намного драматичнее.

5

– … а ещё в мои годы был такой мастер спорта – Трефилов. Тоже Саша, кстати. Лет на десять меня старше. Он бы и выше мастера пошёл – если бы дали, но он офицером кое-где был, ему перевестись надо было, чтоб из Союза выпустили, а он не хотел переводиться. Чуть ли не единственный чемпион СССР, причём неоднократный, который ни разу не был даже кандидатом в сборную. Он и бил не сильно – так, «мазал», максимум один-два удара в серии с акцентом. И скорость вовсе не запредельная. В общем, ноль – на первый взгляд. Так вот, у него все бои лет пять, которые я застал, проходили по одному сценарию: в первом раунде он давил, его «перебивали», не пускали (он низенький был), держали на дистанции, кто-то просто его переигрывал. Во втором раунде – тоже как в первом, но его соперник начинал выдыхаться. Трефилов ниже всех всегда был в своём весе, и вот во втором раунде, со второй половины, уже такой был рисунок: он давит – его не пускают; но вот его высокий соперник где-то зевает или не успевает – и Саша в ближнем, прорвался. Бах, бах, бах, всегда тройка, но разная. – Сергеевич, пихая лбом висящий мешок, в возбуждении показывает варианты троек. – И акцентированный только последний удар. И всё – нокдаун. Рефери разводит, считает, снова бокс – и снова соперник через какое-то время зевает. Снова Саша в ближнем, и бах-бах-бах – снова тройка с одним акцентом.

Сергеевич отходит от мешка, вытягивает Вовины руки над своей головой и, ныряя под ними туда-сюда, показывает:

– И ведь все всё всегда знали. Один и тот же рисунок. Много лет. Это при мне пятилетку, а ещё до меня лет десять Никогда ничего нового. Ну примитивный он был, как трамвай. На первый взгляд. Но весь бой и в третьем раунде – всегда один сценарий. Вроде и удар у него так себе, и тройки его все видно было, но темп боя у него к третьему раунду не падал, а нарастал. И в третьем раунде всех в прямом смысле шатало. И не столько от ударов, сколько именно что от усталости.

Сергеевич перестаёт мелькать под Вовиными руками.

– Вот много лет все тренера в этом весе и перед республикой, и перед Союзом всех своих спортсменов на офэпэ дрочили в два раза сверх нормы: Трефилов в категории. И всё то же самое. Всегда по одному сценарию. С ним в одну половину сетки (турнирной таблицы) вообще никто попадать не хотел – потому что сразу на вылет. А в другой половине таблицы – есть, типа, шанс дойти до финала. Ну, а в финале уже ему сдаться, как водится.

– Так, а что в третьем раунде, когда всех шатать начинало? – спрашиваю. На самом деле интересно. Тем более, у меня уже мелькают вполне определённые идеи.

– А в третьем раунде его высокий соперник «сдыхал», обычно на второй минуте. Тогда раунды по три минуты были. И на третьей, на последней, в очередной раз прорвавшись, Саня как обычно: бах, бах, бах – но уже нокаут. Доходило до того, что с ним драться никто не хотел из мастеров ни на республике, ни на Союзе: все уже не по разу раньше продули, и просто ссали откровенно. Были и упёртые, которые раз за разом подтягивали офэпэ и каждый раз пытались справиться. Только ни у кого не получилось. В общем, острили, что бой можно не смотреть и не судить. Можно прийти на девятую минуту – зафиксировать результат.

– И что, его так никто ни разу и не победил? – прорезается Вова.

– Один раз. Последний. И то, как победил… был один камээс из Питера, молодой и ранний, который типа не боялся (потому что раньше не сталкивался). Вот в финале чемпионата Вооружённых Сил они встретились, и бой был в одну калитку. Естественно, Трефилов его гонял, как кот хомячка. Но тот пацан – молодец: он, во-первых, в молодежную сборную Союза шёл (тогда в боксе до двадцати одного года было), во-вторых, он продержался все три раунда – не упал. Стоял, шатало его; Трефилов его, как мешок, месил со всех сторон, чуть не за спину заходил, особенно в третьем раунде; но тот молодой всё же не упал. Все уже знали, что Трефилов последний раз выступает. И что в сборную ему нет дороги, тоже знали. Так судьи этому камээсу победу и отдали – Сане оно уже до лампочки было. Он со спортом завязывал. Вот и присудили победу камээсу, хотя, конечно, на самом деле о его победе речь не шла.

Сергеевич глубоко выдыхает, набирает воздух и заканчивает:

– Знаете, я это к чему?

– Он всех будет мордовать, как Трефилов? – тыкает в меня большим пальцем рукавицы Вова.

– Да. С другой от тебя стороны сетки. Я ещё когда первый раз на него с тобой смотрел (когда ты в третьем раунде сдулся, и четвёртый сдал), об этом подумал. Что были у Сани Трефилова эти же самые два момента: нокаутировать его не могли, хотя и в голову попадали, а темпа с плотностью боя никто больше двух раундов не выдерживал. При том, что во всём остальном он был – серая посредственность. Кроме воли к победе. А сейчас не три, а вообще четыре раунда – нам и карты в руки.

^[2]

* * *

Мы готовимся к какому-то зональному турниру, на котором хотим переиграть команду института физкультуры. Те, пользуясь «объективностью» судейства и собственными связями с судьями – выходцами из инфиза – все равные бои всегда записывали за собой. Сергеевич в этот раз почему-то занозился, решил что-то там выиграть. Хочет, чтоб в финале вообще никого из инфиза в нашем весе не было, что-то там кому-то доказать. Ставку делает на Вову. Я – запасная лошадь с другой стороны турнирной таблицы. Турнир через полтора месяца, в сентябре, но Сергеевич сегодня требует от нас принципиальное согласие его поддержать; если согласны – начинаем готовиться. Говорит, жеребьёвку берёт на себя. Типа, встретимся мы в финале. Вова – и так фаворит в своей половине сетки, а неудобных для Вовы противников с другой стороны должен «вынести» я – типа, я им буду ещё более неудобен. Даже если проиграю до финала, как минимум очень их измотаю; но в меня он верит и считает, что дойду до финала. А раз мы согласны – как раз есть время подтянуть технику и тактику. Прогресс у меня и так идёт семимильными шагами, а индивидуальные физические особенности такие, что «…тебе на этом уровне можно не бояться: тебя в ринге не убьют».

Сейчас мы лихорадочно нарабатываем каждый своё: я – опыт и скорость «считывания» с Вовой, Вова – «здоровье» со мной.

Я не рвусь ни в чемпионы, ни в финалисты. Но Сергеевич очень просит. Да и возможность быстрой прокачки мне интересна, ибо весь предыдущий опыт там наглядно показывает: чтоб исправить ошибки общества, нужно соответствовать своим потенциалом параметрам задачи. Значит, буду растить потенциал.

* * *

Со времени выписки деда, я был у Сергея Владимирович Стеклова, заведующего отделением, где дед лежал в больнице, уже несколько раз. Периодически у него всплывает пациент, по которому он просит уточнить ситуацию с точки зрения моей проекции.

Недавно был спор, почти конфликт: он первый раз просил срочно приехать, а я чистил новый лексус по срочному тарифу. Он сказал, что на обследование без меня уйдёт до суток. Случай такой, что я за секунду могу сказать: есть где-то в органе паразит или нет. Работы для меня ровно на пять минут. А пациенту это может помочь принципиально.

«Лексус», бывший в этот момент у меня на чистке, нужен был хозяину рано утром – встречать жену из командировки в аэропорту. А испачкан изнутри он был таким, что жена б ему точно устроила Армагеддон. Подвести мужика я тоже не мог: я всегда выполняю то, за что взялся.

Если слово дано – его нужно держать любой ценой. Я хорошо понимаю, что начало пути неудачника – это когда у тебя слова расходятся с делом. Много примеров. Причем вначале причины для этого «расхождения» могут быть самыми уважительными – вот как сейчас. Но у меня есть мои маленькие принципы небольшого (пока) человека. И своё обещание, от которого зависит другой человек, я по своей воле не нарушу.

Хозяин «Лексуса», кстати, сидел в комнате клиентов все четыре часа, что я чистил, и нервничал, как на войне: отчистится или нет.

К тому же, со Стекловым мы изначально договаривались: никаких авралов. Подъеду по команде в течение суток. До этого момента так и было. А тут он попытался всё откорректировать в одностороннем порядке.

Конечно, по итогам телефонного блиц-общения и у меня возникли неприятные ощущения. Что ни говори, с точки зрения общечеловеческих ценностей, загаженный «Лексус» и человек в неотложке – проблемы разных порядков.

После моих слов, что буду только утром, Стеклов занервничал, стал повышать голос и апеллировать к моей сознательности. Но я не уступил и задал в ответ свой вопрос: что у него за богадельня, если без пацана всё пропало: гипс снимут, клиент уедет?

В общем, побросали трубки не на лучшей ноте.

Когда утром, презрев обиду, я всё же приехал к нему, он сказал хмуро, что пациентку ночью родня увезла в Европу: семья не бедная, случай сложный, не стали рисковать потерей времени.

Наверное, он где-то прав. И в определённых случаях счёт действительно может идти на часы или минуты. И в будущем, если я планирую быть ближе к медицине, а не к автомойке, то пока получаются одни знаки вопроса.

* * *

Я, кстати, понял, чем хочу заниматься, и теперь у меня есть мечта: своя клиника.

Но не в роли врача, а в роли администратора.

Моя личная гипотеза: наследственная информация в генах может быть изменена снаружи. Путём вмешательства в колебательные контуры, что, судя по моему опыту, сделать возможно.

Изменяя наследственность, можно уйти от кучи вредных предрасположенностей: миопия (которая близорукость); отслоение сетчатки, ведущее к слепоте; куча диагнозов психиатрии; местами – онкология, диабет и ещё миллионы наименований.

По мне, вполне себе нормальная мечта для шестнадцатилетнего тела.

* * *

В обед в бассейне выпахиваю положенные мять кэмэ разными режимами в рамках сборной области по плаванию. После бассейна, по какому-то наитию, заворачиваю в сторону больницы и внизу набираю мобил Стеклова. На моё счастье, он отзывается сразу:

– Да?

– Сергей Владимирович, я возле вас. Хотел бы поговорить. Когда удобно зайти?

– Можешь прямо сейчас. Я на обеде. У себя в кабинете.

Где его кабинет, я давно знаю. Вхожу, стукнув два раза. Он разливает кофе из электрокофейника в две чашки и делает приглашающий жест рукой. Не чинясь, присоединяюсь.

– Сергей Владимирович, я думал, кем хочу быть. И пришёл к Вам за советом.

– У нас с тобой есть тридцать минут. Уложимся? – отпивает из своей чашки, доставая второй рукой из-под стола печенье.

– Постараюсь.