Они прошли в длинный коридор. Денису выдали медицинский халат, шапочку для волос и попросили сменить обувь.

– Так положено, потом поймёшь почему.

Через несколько минут он был готов.

– В школе, где я училась, когда пошла в первый класс, их было 12, десять лет назад их было 6, в прошлом году только 2. Мы не решаем проблему, почему так происходит, – для этого есть другие институты. Европа в своё время пыталась исправить ситуацию, устраивая войны на африканской территории. Беженцы частично компенсировали нехватку рождаемости, но и они оказались подвержены болезни. Её не видно, но она проникла глубоко в геном человека. Тут много причин: экология, социальная обстановка, экономика, но главный удар был нанесён питанием и медициной. И теперь человечество стоит на грани вымирания.

– Шутите?

Денис никогда над этим не задумывался, наоборот придерживался мнения, что численность населения надо сократить.

– Если так пойдёт, то уже через 70 лет школы закроются. И что тогда?

– Не знаю, – ответил Денис и пожал плечами.

Они спустились на лифте на несколько этажей вниз и вошли в светлое помещение, а оттуда в длинный коридор, где с одной стороны шла стеклянная дверь.

– Вот наше богатство.

Денис остановился. Ровные ряды, похожие на широкие столы, в которых посередине размещалась продолговатая колба, похожая на прозрачное яйцо.

– Человеческие эмбрионы.

– Дети?

– Нет, это ещё не дети, но скоро ими станут. Именно этим тебя и пугают в новостях. Современные женщины не могут выносить плод, – он отторгается организмом. И пока медицина борется, как это исправить, мы выращиваем людей.

– Это неправильно, – прильнув к стеклу, сказал Денис.

– Институт имеет лицензию на право работать с человеческими эмбрионами. Вырастить их не так уж и трудно.

Денис помнил, как его мать ходила беременной, а после у него родилась сестра. Он был совсем маленький, клал голову ей на живот и слушал, как бьётся её сердце сестры, а после она стала пинаться. Это было чудо, и он так всегда считал. Но теперь, смотря на столы, где лежали зародыши, ему стало не по себе.

– Но это неправильно, так не должно быть.

– Верно, не должно быть. Но если мы ничего сейчас не сделаем, то через 120 лет на Земле никого не останется. Да, против нас многие, и те же самые фанаты, что ждут конца света, корпорации, военные, политики и религиозники всех мастей. Но все они думают о деньгах. Мы – о жизни.

– А зачем я вам нужен?

Вдоль столов-инкубаторов ходил персонал и проверял показания на экранах. Они прошли дальше. Денис прикинул, что в одном зале было около пятидесяти колб. А таких залов он насчитал не один десяток.

Валерия, так представилась женщина, повела его дальше.

– Как-то бесчеловечно, а по-другому никак?

– Можно, но долго и нет гарантий. Это ведь не означает, что мы заменяем естественный процесс размножения. Вспомни голод в Ирландии, грибок уничтожал картофель. Со временем вывели устойчивый сорт и накормили им Европу. А после точно так же вывели коров, баранов, свиней, кур, и опять прилавки были заполнены едой.

– Но там еда, а тут, – Денис до сих пор не мог поверить в то, что увидел своими глазами. Детей выращивали, как кроликов.

– Идём, я познакомлю тебя с командой.

– Но вы не сказали, зачем я вам нужен.

– Сейчас узнаешь, но сперва приложи руку к экрану, чтобы сканер считал твои капилляры.

4. Команда

Валерия вошла в длинный зал со множеством приборов, значение которых Денису было непонятно. Персонала было немного: кто-то, уткнувшись в монитор, строил графики, кто-то ковырялся в микросхемах с паяльником.

– Познакомься, Кира, наш генетик, Феликс, цифровой мир – его стихия. Милена, она знает столько языков программирования, как никто другой на свете. И Влас, он познал, что такое зерно.

– Зерно? Здравствуйте.

Все, кто занимался своими делами, подошли к Валерии и с любопытством посмотрели на юношу, который, стесняясь, словно попал в новый класс, жался к женщине.

– Здравствуйте, – ещё раз сказал он и протянул руку Феликсу.

– Здесь мы пытаемся разобраться в причине сбоя, что пошло не так. Кира, какие у тебя показатели?

– Проверила эмбрионы, что вчера разморозили, всё идет по плану, деление клеток началось. С теми тремя, которые вчера перевели в инкубатор, тоже всё хорошо. Я бы сказала, инкубаторная работает отлично.

– Видишь ли, Денис, как ты это говоришь, люди давно научились выращивать людей в пробирке, – сказала женщина. – Не мы это первые изобрели, всё изначально заложено в яйцеклетке: она сама знает, что делать. Мы лишь поставляем питательный раствор и всё. Но тут-то и проблема.

– Вот именно, что проблема. И я не знаю, что с этим делать. Они здоровые, – Кира посмотрела на Дениса и добавила. – Рождённые дети по всем показателям самые что ни на есть здоровые, но они резко отстают в развитии по умственным параметрам.

– Это животные, – закончила за неё Валерия. – Они не могут думать. У них отлично развиты рефлексы. Они заучивают действия, как животные, но не как человек.

– После того как подрастают, приобретают простые навыки, но что бы мы ни делали: думать они не могут.

– Думать? – удивился Денис.

– Да, они тупы, как мой Нежить, это у меня дома был кролик, он только ел и гадил. Но был в то же время милым и пушистым, но глупым.

– Думать, – повторил Денис и подошёл к монитору, на котором демонстрировались кадры камеры наблюдения, что, по всей вероятности, находилась в комнате, где жили дети. – Они безумны?

– Нет, они нормальны, – пояснила Валерия. – У них нет психического отклонения, в этом отношении они здоровы.

Ребенок на мониторе очень аккуратно причесывался и делал это, похоже, постоянно. Другой же ходил и рассматривал на стенах картинки и что-то бубнил себе под нос. Третий сидел на полу и пел непонятные песни. Все выглядели вполне нормальными детьми. Если сейчас сделать стоп-кадр, то даже не подумаешь, что они не такие, как другие дети.

– А почему?

– Вот над этим мы бьёмся уже не первый год, – сказала Кира и отошла в сторону.

– А все дети такие?

– Да, все, – сказала Валерия. – Мы решили, что виной питательный раствор или излучение. Но потом подвернулся случай: нам удалось изъять несколько эмбрионов у женщин. Они не могли их вынашивать, организм стал отторгать. Поместили в инкубаторы. Были сложности, но Кира справилась. Как положено, дети родились в срок.

– Смешно звучит, родились, – сказал Денис, понимая, что ребёнка просто вынимают из инкубатора и заставляют дышать воздухом.

– Как бы то ни было, но они родились. И вот эти дети, – Валерия подошла к мониторам, и Кира включила запись. – Они нормальные.

На экране появилось изображение девочки, которая читала вслух, а мальчик, сидевший рядом, лепил фигурки из пластилина.

– Да, нормальные. Ничем не отличаются от остальных детей, рождённых от матери, – сказала Кира. – Поэтому мы и выдвинули теорию «зерна».

– Зерна?

– Как угодно можно это называть. Но на практике получилось, что дети, зачатые и выращенные в инкубаторе, не обладают главным – человеческим сознанием. Они рождаются животными.

От этого вывода Денису стало противно, и он непроизвольно поморщился. За спиной с лёгким шипением открылась входная дверь, Валерия повернулась и пошла навстречу вошедшему мужчине.

– Добрый день, Яков.

– Здравствуй. Думаешь, он добрый, этот день?

– Хочется в это верить.

– Есть успехи?

Яков почти каждый день появлялся в институте, это была его обязанность. Он был связующим звеном между учёными и советом основных акционеров института.

– Нет, – коротко сказала женщина.

– Завтра заседание правления, мне надо им хоть что-то сказать.

– Это тебе не растения, это…

– Знаю, но пятнадцать лет…

– За это время мы смогли научиться выращивать, это само по себе большой прогресс.

– Им нужны здоровые дети, а не лысые обезьянки, – Яков посмотрел на монитор с камеры наблюдения.

– Нам нужно время, ты же знаешь. Мне кажется, что мы где-то очень близко. Ходим рядом, вот только не можем пока понять, что ищем.

5. Гипотеза «Зерна»

– Мне нужно твоё одобрение, чтобы ввести мальчика в курс дела, – сказала она, обращаясь к Якову.

– Похоже, ты уже всё решила.

– Да, но всё же формальность.

– Я согласен, если он останется тут.

– Думаю, с этим проблем не возникнет. У него есть потенциал: увидел то, от чего другие отмахивались.

– Всё думаешь про «зерно»?

– Не знаю, может, мы и ошибаемся, надо попытаться.

– Хорошо, действуйте. А волков, – так Яков говорил про Совет директоров института. – Я возьму на себя.

– Спасибо тебе.

Мужчина быстро развернулся и пошёл к выходу.

– Влас, покажи.

Валерия прошла в конец зала, где находились кресла и шлемы ИБС для погружения в мир Врадж. Рядом стояли приборы и доски, на которых были написаны формулы программирования. Денис остановился и стал внимательно считывать показатели с мониторов, – они были ему знакомы. А после развернулся и бегло просмотрел, что было написано на доске, взял маркер и, подойдя к ней, стал зачеркивать надписи.

– Что ты делаешь? – возмутился Влас.

Валерия промолчала, но рукой остановила Власа, а Денис, уже не обращая ни на кого внимания, делал свои пометки на доске.

– Это неправильно. Если следовать этому алгоритму, его не поймать, он уйдет. Вот тут нужно сузить, а здесь он падает, – юноша быстро перечеркал почти половину записей, положил маркер, повернулся к Валерии и спросил. – Кто это писал?

– Я, – смущённо сказал Влас и, подойдя поближе к доске, сделал несколько своих поправок. – Так, наверно, лучше.

– Это код фантома?

– Есть гипотеза, мы не можем ее опровергнуть и не можем доказать, – начала Валерия. – Землю окружает эфир. Нет приборов или каких-то научных доказательств. Но этот эфир хранит в себе знания человечества за всю его историю существования. И, возможно, в эфире хранятся знания, что нам ещё не даны. Также есть гипотеза «зерна». «Зерно» – это споры, мы их не видим и не можем определить никакими приборами. Нас «зёрна» окружают повсюду, они проходят сквозь нас. Эти «зёрна» несут частичную информацию из эфира. И если у человека приживается такое «зерно», он получает вторую личность. Человек может помнить то, чего с ним никогда не было. Руис Сафон говорил на языке, который давно исчез, а Христиан Гофман описывал ещё не открытые страны. Джеймс Грегори написал формулы, смысл которых стал понятен только спустя 120 лет. А Престон Лилиан разговаривал на семи языках, которые никогда не изучал. Примеров сотни. Также есть раздвоение, растроение личностей. Психологи говорят, что это болезнь. А что если в человеке прижилось несколько «зёрен» со знаниями людей, которые раньше жили?

– Постойте, постойте, – замотал головой Денис. – Вы хотите сказать, что есть эфир знаний, и есть некие «зёрна», которые могут их переносить?

– Это гипотеза.

– Ладно, пусть так, значит, у каждого человека есть такое «зерно». Но откуда оно берётся?

– Ты видел отчёты нашей работы. Эмбрионы, зачатые в инкубаторе, не обладают разумом. Но эмбрионы, зачатые в живом человеке, а после выращенные в инкубаторе, родились с сознанием человека.

– Но это может быть случайностью, – сказал Денис.

– Боюсь, что нет.

– Значит, вашим эмбрионам не хватает «зерна»?

– В теории да, – спокойно сказала женщина и показала рукой на кресло с ИБС, который уже настраивал Влас.

– А если так. То яйцеклетка в организме матери, когда начинает жить и делиться, получает как бы от неё «зерно». Я верно понимаю?

– Да, но только мы не можем этого доказать и не знаем, когда это происходит. И делится это «зерно» или попадает извне. Всё это только теории.

– Но выходит, по вашим экспериментам, это уже не теория, а факт.