Вот Вадим критически осматривает мой наряд и небрежно бросает: «Настя, моветон носить копеечные джинсы, лучше купить одни, но дорогие и добротные».

Будто не знал, что у меня нет денег. Даже эти дешевые джинсы у меня единственные. Одежда для занятий танцами отнимала большую часть моих скромных доходов. В другой раз Веденин критикует мою прическу, она показалась ему слишком мальчишеской.

– Настенька, сейчас прекрасно наращивают волосы. И даже с твоими негустыми лохмами что-нибудь сделают, только обратись к хорошему мастеру. А ещё тебе лучше носить юбки и платья, тогда хоть какая-то женственность появится.

Конечно, мне до Алёны далеко, но я не уродка и мне не нужны чужие наращенные космы.

– Ты должна научиться помалкивать, тогда сойдешь за умную, и прекрати дрыгаться под идиотскую музыку. И выпрямись, сидишь, как клуша, – сыпал он замечаниями, застав меня у Алёны в гостях.

Сидеть клушей я не могла, у меня ровная спина: осанка выработана долгими годами тренировок. А разговаривать с ним всегда было трудно. Он выворачивал любую сказанную мной фразу на свой лад и выставлял перед сестрой идиоткой. Только ради Алёны и родителей я терпела этого лощёного типчика и держала язык за зубами.

– Первый раз встречаю девушку, не умеющую пользоваться косметикой, на тебя второй раз без слез не взглянешь, – заявил он однажды при встрече, мгновенно испортив мне настроение.

А я редко использовала косметику из-за аллергии. Берегла кожу, театральный макияж всякий раз вызывал жуткий зуд и раздражение. Только недавно я обнаружила безопасные для меня тени и тушь, но пользовалась ими нечасто.

Вот и теперь Вадим закончил поучительную речь и уставился на меня взглядом змеи.

– Искренне хочу помочь тебе, воспитание никому ещё не повредило.

– Не поздно воспитывать? Мне двадцать лет, – усмехнулась я. Меня подташнивало. Съеденный кусок торта упал в желудок камнем, а после «ласковых» слов Веденина никак не хотел перевариваться.

– Поумнеть никогда не поздно. – Он промокнул губы салфеткой. – Умных людей слушай и всё будет в порядке.

– Постараюсь, – покривила я душой. – Ещё раз поздравляю с покупкой. – И обвела рукой хоромы сестрицы. – Мне пора. Нужно готовиться к экзаменам.

***

На третьем курсе я ушла из общежития на квартиру. Так было удобнее заниматься, поднадоел шум и гам развесёлой общаговской жизни. На новом месте я прожила всего три месяца. Хозяйка квартиры приревновала меня к молодому мужу – пришлось срочно съезжать. Я пришла к Алёне с вещами. Сестричка встретила меня неласково.

– Ты что решила переехать ко мне? Это исключено. – Алёна нахмурилась. На минуту задумалась, потом просияла: – Бери сумку. Едем. Поселю тебя у Аллы. Она уезжает в Германию и просила подыскать надёжную квартирантку. О тебе я и не вспомнила, а это хороший вариант. Плата символическая, но у неё куча растений, за ними придется ухаживать.

Я молча поплелась за сестрой. Честно говоря, мне хотелось сэкономить, пожив у Алёны хотя бы с месяц. Родители оплачивали квартиру, помогали с продуктами, но всё равно с финансами у меня была напряжёнка. Мама с папой старались, как могли, поэтому просить деньги на покупку новой одежды, у меня не поворачивался язык.

– Ален, я не хотела портить вам новоселье, но если честно, разве ты не хочешь выйти замуж и родить ребенка? Тебе уже двадцать восемь, Вадиму больше тридцати. Что мешает вам пожениться?

Сестра сжала губы. Краска отхлынула от лица.

– Не суй нос не в свое дело! Ты думаешь, кроме пелёнок и кастрюль ничего интересного в жизни больше нет? Мы хотим хорошо зарабатывать. Посмотреть мир, не связывая себя детьми.

– А что мешает вам это делать, будучи мужем и женой? – буркнула я. Мне вовсе не хотелось, чтобы Алёна стала женой Вадима. Этот вопрос я задала из-за мамы. Каждый мой приезд домой она пытала меня и просила узнать, когда же её ненаглядная девочка обретет статус замужней дамы?

– Вадим прав, с тобой невозможно разговаривать, не раздражаясь! – Сестра закусила губу. Её пальцы побелели, сжимая крохотный клатч.

Я смотрела на её сердитое лицо, слушала злые слова и отчетливо понимала: за словесной шелухой чувствуется боль и тоска. Она по-настоящему любила этого гада и давно бы стала его женой, но он почему-то не собирался связывать себя узами брака. По крайней мере, в ближайшее время. Мне захотелось обнять её и утешить.

– Алён, извини, больше об этом ни слова. – Я коснулась кисти сестры. Она быстро отдёрнула руку и ускорила шаг: не желала, чтобы утешали.

***

В то воскресенье я видела её в последний раз. Она забежала ко мне на квартиру, нарядная, весёлая.

– Мы с девочками из ансамбля уезжаем в Апшеронский район собирать фольклор и заодно немного отдохнуть. Через три дня тебе исполняется двадцать один, совсем взрослая стала… Вот. Поздравляю тебя с днём Рождения. – Алёна протянула пакет, перевязанный атласной ленточкой.

Я с удивлением заметила повлажневшие глаза сестры и растрогалась: раньше с её стороны не замечала ко мне никаких чувств.

– Спасибо, Алечка! – Я вынула из пакета джинсы, пару классных рубашек поло и легкие льняные брюки. – Вот это подарок! В самую точку. – Кинулась обнимать её и ещё раз удивилась: она прижала меня к себе.

– Ну ладно, у меня мало времени. Будь умницей, не верь мужикам, не слушай их красивые речи. – Алёна шумно вздохнула.

Я засмеялась:

– Это легко сделать, нет у меня никаких мужиков, только партнеры по танцам. Не нашлось храбреца, чтобы рискнул приударить за мной.

Сестра посмотрела на меня так, словно хотела что-то сообщить. Пару секунд она колебалась, потом передумала. Притянула меня к себе, поцеловала в макушку.

– Какая ты мелкая. На целую голову ниже меня. Береги себя, сестричка.

– Пока, – протянула я озадаченно. Она первый раз назвала меня сестричкой. Раньше от неё только и слышала: Настька, Настя.

***

Экзамен по классическому танцу я сдала на отлично. Остался ещё один экзамен по современному танцу и всё, я свободна как птица. Практику намеревалась пройти в доме культуры родной станицы. Я вернулась из университета и пила чай, когда раздался звонок, разделивший жизнь родителей и мою на две части. Звонил отец.

– Настя, ты должна приехать домой. Побудешь с мамой, а я отправлюсь в село Вереево. Пропала Алёна. Её не могут найти третий день. Нам сообщили в полиции… – Голос отца дрожал, но в нем слышалась отчаянная надежда.

Я похолодела от ужаса. Сразу вспомнилась последняя встреча и необычное поведение сестры. В голову полезли плохие мысли: она что-то предчувствовала.

***

Я досрочно сдала последний экзамен и вернулась домой. Отец сразу же уехал в Апшеронский район. С мамой было неладно. Она уже выплакала всё слезы и теперь молча лежала, повернувшись лицом к спинке дивана. Я не узнавала всегда ухоженную, опрятную маму в женщине с немытыми волосами и посеревшим лицом. Алёна и мама внешне очень похожи. Только в сестре ощущалась жёсткость и хитрость, а мама, безгрешная душа, верила всем, и была по-детски наивна. Я всегда догадывалась, что она Алёну любит больше. Старшая дочь не разочаровывала и не спорила с ней. Моя родительница – большая аккуратистка. У нас в доме выглаженное белье лежало на полках строго по цвету. Паутина и пыль вытирались раньше, чем появлялись. Стеклянная и хрустальная посуда сверкала, на обеденный стол застилалась белоснежная скатерть. Алёна соответствовала всем представлениям мамы о хорошей девочке: после игры на улице вещи сестры оставались чистыми, на лице ни пятнышка, волосы всегда в порядке. Она не пререкалась с соседями и другими взрослыми. Девочка-ангел, да и только. Я не обижалась на маму потому, что сама восхищалась Алёной. У меня не получалось быть такой как она, сколько ни старалась. С улицы появлялась в синяках и грязная, как чёрт. Меня не допускали к столу, сразу отправляли в ванную. На скатерть я вечно проливала суп и компот, от чего получала выговор от мамы. На мои уговоры постелить, как у всех, клеёнку, она гордо вскидывала голову.

– Пока я хозяйка в этом доме, вы будете есть как воспитанные люди.

Я старалась, честно старалась, но вечно попадала впросак. То опрокидывала лак для ногтей на трюмо и, пытаясь стереть, делала только хуже, то стирая, в белое белье нечаянно кидала цветное, и оно, подлое, обязательно линяло. Всех своих проступков и не перечислить. Когда сестра уехала учиться, я потребовала комнату в свое полное распоряжение.

– В моей комнате – мои порядки. Сама всё делаю и прошу ничего не трогать.

Бедная мама не могла без содрогания смотреть на мой бедлам. Книги и журналы лежали, о боже, раскрытые! Вещи висели на стуле, а не в шкафу, кровать была часто помята. Кощунство! Днём я иногда лежала на ней и не поправляла покрывало каждые пять минут. Постельное белье могла застелить, не погладив. И самое страшное: разделить комплект – постлать пододеяльник в ромашку, а простынь в горошек. Надо отдать должное, мама негодовала, но уважала мое личное пространство. Она у меня отходчивая, поругает и успокоится. Мама работает учителем в школе, преподает французский язык в старших классах. Эта работа очень подходит ей. Представьте изящную женщину среднего роста. Светлые волосы уложены в причёску, красивое лицо спокойно, одежда с иголочки, манеры дамы из высшего общества – вот так выглядела моя мама. А теперь она лежала на диване, и ей было всё равно, что кругом слой пыли, что посуда не мыта, что сама похожа на замарашку. Я принялась наводить порядок, сварила бульон и заставила её поесть.

Через три дня вернулся отец. Он осунулся и похудел.

– Дима, не томи, – простонала мама, глядя на него потемневшими глазами. – Рассказывай.

– Тонечка, ничего неизвестно. На берегу реки нашли вещи Алёны и её сумку с телефоном. Я написал заявление в полицию. Возбудили уголовное дело. Как мне сказал дознаватель, начато предварительное расследование. Они собирают доказательства, чтобы установить, случилось ли преступление? Создали оперативную группу, проводят розыскные мероприятия.

Отец намеренно говорил сухим казенным языком, чтобы показать матери: делается всё возможное для поиска дочери. Но я заметила его дрожащий усталый голос и потухшие глаза.

– Водолазы обшарили реку, нашли разорванный купальник Алёны. Он зацепился за камни под водой.

– Боже мой, бедная моя девочка, – заплакала мама. – Не верю, не верю, что Алёна утонула. Она жива, я чувствую это. Мать всегда поймет, что с её ребенком.

Отец вздохнул и вышел из комнаты. Мама снова легла на диван. Я посмотрела на неё. Сердце зашлось от боли и жалости. Мне тоже не верилось в гибель Алёны. Казалось, беды и несчастья происходят где-то там, далеко, а с нами просто не может это случиться. Я присела на краешек дивана и осторожно погладила маму по спине.

– Настя, пожалуйста, оставь меня одну, – прошептала она.

Мама прогоняла меня, не желая разделить со мной горечь потери. От обиды у меня сжалось горло, но потом я сумела справиться с гневом и отругала себя: «Эгоистка, только о своих чувствах и думаю».

Я нашла отца на кухне. Во время его рассказа мне показалось: он знает больше, чем сказал нам.

– Пап, что тебе ещё сообщили в полиции?

– Насть, я взял отпуск, побуду с мамой, а ты возвращайся в Краснодар.

– Папа! Не уходи от ответа. Я не слабонервная девица, рассказывай. – Отодвинув табурет, я подсела к столу.

Отец держал в руках кружку с чаем. У него был измученный вид, под глазами залегли тёмные круги.