– Может, для начала угостишь меня кофе? – Я сжал пальцы на ее запястье еще крепче. – Ты ведь возомнила себя хозяйкой этого дома, да, маленькая шлюшка?

В ту же секунду эта стерва превратилась в шипящую, извивающуюся кошку, которая отчаянно пыталась вырваться. Я перехватил ее второе запястье, и теперь она стала пинаться.

– Эй! – Пришлось отшвырнуть ее на кресло.

– Урод! Ублюдок! Я позову на помощь! – стала чертыхаться она.

Вскочила на ноги и стала пятиться в кухню. Я медленно направился за ней.

– Зови, – рассмеялся я, заметив слезы на ее дрожащих ресницах. – Полина, зови. Можешь звать громко, все равно тут тебя никто не услышит. Давай, кричи!

Мне нравилось это имя. По-ли-на. Оно звучало так же невинно, как эта робость в ее лице. Жаль только, та была фальшивой.

– Не подходи! – воинственно выкрикнула девчонка, оглядываясь по сторонам и продолжая пятиться.

Тюрбан развязался, и по ее плечам рассыпались влажные спутанные пряди. Полотенце свалилось к ее ногам, и мое сердце пропустило сразу пару ударов. Желание ощутить кончиками пальцев влагу ее волос стало практически нестерпимым.

– Стой, не подходи! – истерично выкрикнула она.

В этой шлюшке не было, пожалуй, совершенно ничего особенного, но мне нравилось, как она смотрела на меня – с ненавистью, с яростью. Это заводило меня еще сильнее.

– Так сколько, Полина? Не стесняйся, называй свою цену.

– Пошел ты!

– Ты можешь сколько угодно вешать на себя эти фальшивые улыбки при Вите, но я-то вижу тебя насквозь.

– Ты сумасшедший придурок… – она уже нащупывала на столешнице что потяжелее, чем можно было бы посильнее ударить, но ничего подходящего не попадалось.

– Полина…

Меня раздражало ее желание до последнего гнуть свою линию и строить из себя недотрогу.

– Оставь меня в покое!

– Я сразу понял, что ты не так проста. – Я подошел вплотную и вжал ее своей грудью в один из ящиков гарнитура. – Ты ведь не так проста, да, Полина?

– Отойди… – хрипло проговорила она, глядя на меня снизу вверх, точно загнанный в ловушку зверь.

Ее грудь под влажной майкой поднималась высоко на вдохе, а плечи ходили ходуном от страха. Мне нравилось, как ее частое дыхание обжигало мое лицо. Я склонился еще ниже.

– Все вы одинаковые, да, Полина?

Девчонка вздрогнула, и мой член дернулся, реагируя на соприкосновение с ее бедром. Мы стояли вплотную, точно пришитые друг к другу. Воздух между нами буквально трещал от электричества. Я шумно втягивал носом запах шампуня с мокрых прядей ее волос и ощущал покалывание в кончиках пальцев.

– Пожалуйста, уйди, – всхлипнула она.

– Член с баблом вам покажи, и вы бежите, готовые присосаться. – Я улыбался, видя, как ее глаза наливаются слезами. – Вик для тебя тоже член с баблом, да, Полина? Вывез тебя из твоего Гадюкина, приодел, а дальше что? Думаешь, женится на тебе? – Я рассмеялся. Девчонка смотрела в мои глаза, не шевелясь, а я наслаждался тем, что могу рассмотреть каждую венку, каждый сосудик под ее белой бархатной кожей. Я ощущал, как трясутся ее поджилки, и наслаждался этой едва ощутимой вибрацией. – На шлюхах не женятся, дорогуша.

Толчок! Эта тварь посмела толкнуть меня и тут же поплатилась.

– Не-е-ет… – усмехнулся я, обхватывая ее хрупкое личико своей ладонью и сильно сдавливая. Мой пульс забился где-то в горле, когда я ощутил, как ее напряженные соски уперлись мне в грудь. – Нет, тебе меня не обмануть. Кого угодно, но только не меня.

И тут что-то помутилось в моем сознании.

То ли разозлился, увидев отчаяние в ее глубоких, полных волнения янтарных глазах, то ли повелся на беззащитность, которая пропастью раскинулась в ее расширенных от страха зрачках, но я вцепился своими губами в ее губы, точно голодный хищник, и принялся неистово их терзать.

Ее рот был сладким, а губы влажными. Я обхватил напряженные бедра девушки пальцами и притянул их, буквально вдавливая в себя и в свой напряженный пульсирующий пах. Сжал сильнее, чтобы причинить ей еще больше боли, и с силой протолкнул свой язык ей в рот, не давая вдохнуть.

Это была настоящая схватка.

Всхлипнув, девчонка попыталась меня оттолкнуть. Наши языки сплелись, мои зубы натолкнулись на ее зубы. Я смял ее бедра своими ладонями, крепко стиснул, и мой язык сделал то же самое – взял ее рот силой.

Началась какая-то дикая борьба: жалящие поцелуи, укусы, жадные вдохи, всхлипы, привкус крови на языках, болезненные удары по всему моему телу.

Я чувствовал, как ее ладошки колотятся мне в грудь, как смело пытаются оттолкнуть, как замирают на мгновение, а затем колотят снова и снова, и меня трясло от все нарастающего возбуждения.

Мне хотелось кончить, и чтобы кончила она. Чтобы перестала отталкивать меня и закатила глаза, кончая. Хотелось слышать, как она стонет подо мной, как кусает свои красивые пухлые губы, впиваясь в меня ногтями, и как сильнее обхватывает мою талию своими стройными ногами.

Мне захотелось, чтобы она больше не сопротивлялась. Чтобы сама просила меня трахнуть ее. Хотелось втоптать ее в грязь, разрушить, раздавить меж пальцев, превратить в сухую пыль, а затем стряхнуть с себя, и одновременно хотелось отпустить ее и тихо сказать, что не причиню ей больше вреда. Мой мозг вскипал от такого количества разных мыслей.

Я оторвался от нее, взглянул в глаза, отвернул голову и с отвращением сплюнул на пол.

Мне никогда прежде не хотелось целовать ни одну из мерзких шлюх, которые были со мной в постели. Я не касался губами ни одной из них и потому не понимал, что же вдруг изменилось сейчас? Почему мне больше всего хотелось продолжать эту схватку? Почему хотелось целовать ее до бессильной злобы? Почему хотелось, чтобы она и сама желала этого?

– Больной козел! Скотина! – закричала девица, вырываясь.

По ее щекам вниз, к подбородку, пролегли влажные полосы, и я понял, что за соленый привкус остался у меня на языке – это были ее слезы.

– Убирайся! – завопила она как ненормальная, толкая меня в грудь.

Никто не смотрел на меня с таким презрением, с такой ненавистью, как она, а я думал только о болезненном стояке, который грозился сейчас разорвать мою ширинку.

Мне дико хотелось продолжения.

– Я все узнаю о тебе, Полина, – пообещал я. – Я узнаю, кто ты такая на самом деле, зачем приехала сюда и что скрываешь.

Отпустил ее и отступил на шаг назад.

– Иди к черту, – прошипела она.

И в этот момент я понял по ее испуганным глазам, что нащупал нечто важное. Мои слова явно попали в цель. Этой Полине было что скрывать.

7

Полина

Он ушел, а я, дрожа от ужаса, рванула к двери. Заперла ее на засов, подергала и бросилась проверять заднюю дверь. Меня так лихорадило, что я с трудом смогла удержать в руке сотовый телефон: нашла номер Вика, нажала, но тут же сбросила и разревелась, поняв, что не смогу ничего сказать.

Я вообще не могла произнести сейчас ничего членораздельного. Села на пол и закрыла ладонями лицо. Губы продолжали пылать, щеки неприятно саднило.

Почему я? Что нужно от меня этому чудовищу?

Мне захотелось уснуть и проснуться уже в другом месте. А еще лучше в другое время – когда мама была жива. До того, как я пошла работать в чертову гостиницу и встретила там Вика. Мы бы с ней справились, обязательно бы справились. Пережили бы все это как-нибудь, мы бы…

Из меня посыпались рыдания.

Я вскочила и подбежала к раковине. Думала, сейчас вырвет, но внутренности продолжали сжиматься и разжиматься, пропуская наружу лишь короткие, квакающие всхлипы.

Я – дура, наивная дура, идиотка! Думала, что теперь все будет по-другому, что у меня есть шанс вырваться из темноты и нищеты, что рядом с Виком мне будет спокойно. Но это не так. Он не сможет защитить меня от чудовища, глядя в лицо которому, он видит не опасность, а близкого человека.

Я включила воду и стала умываться. Мне хотелось смыть с себя вкус грубых поцелуев, запах кожи Загорского, аромат его горького парфюма, хотелось смыть давящее ощущение его пальцев на моем теле. Я плескала на себя водой снова и снова, терла кожу до боли и громко рыдала.

Но все было бесполезно.

Можно было смыть с себя любые запахи, но этот страшный черный взгляд уже забрался мне глубоко под кожу и не собирался исчезать. Похоже, у Загорского было достаточно денег и женщин, и Марк никогда не знал отказов, но вести себя так с девушкой собственного друга…

Я с размаху ударила по крану, и напор воды оборвался. Наклонилась на раковину и стиснула зубы. «Нужно позвонить Вику, нужно ему позвонить». Но я не могла. С диким воем ударила ладонью по столешнице и скривилась от боли.

– Скотина! Тварь!

Внутри меня снова и снова показывали плохое кино, в котором Марк сначала швырял меня на кресло, а затем, прижимая своим телом к гарнитуру, стискивал пальцами мои бедра и больно вгрызался в мои губы. Я видела похоть в его взгляде – дикую, необузданную, темную похоть, и чувствовала полную необратимость. Я ощущала ее еще с того момента, как обнаружила его в гостиной.

Загорский не даст мне спокойной жизни, он не отстанет от меня. «Не будет никакого счастливого билета, мама, мне нужно бежать отсюда». Я метнулась по лестнице вверх, вбежала в комнату и стала бросать в сумку свои вещи. «Где сумка, где документы? Где…» У меня закружилась голова.

Я бросила сумку и медленно опустилась на кровать. Маленькая голодная девочка во мне не хотела уходить из дома, в котором так тепло, уютно и пахнет пирогом. Измотанная тяжелой работой, запахом хлорки в больничных туалетах, мозолями на руках и пропитавшаяся насквозь черной плесенью ветхого барака, она очень хотела использовать этот шанс на новую, сытую жизнь.

И дело было даже не в том, что Вик был самым прекрасным и приятным человеком на земле, а в банальной усталости от мытарств и лишений. Это было подло и гадко, но мне не хотелось возвращаться обратно в пыльный и серый городок без дорог, солнца и перспектив. Не хотелось обратно к исходной точке – той, что по-прежнему находилась в покосившемся доме с прогнившими полами, на которых стоял старый шкаф с лежащими в нем штопаными колготками.

Мне просто нужно было обо всем этом забыть.

– Вить, приходил твой друг, – сказала я дрожащим голосом и мертвой хваткой вцепилась в телефон, чтобы просто не выронить его из рук.

– Да, Поль, я знаю, – бодро ответил он. – Марк уже сказал, что заезжал.

– Вить, он…

– Да, я с ним согласен по поводу охранной системы, Поль. Действительно, дом находится на некотором отдалении от поселка, поэтому стоит обзавестись сигнализацией и видеонаблюдением. Ты там часто находишься одна, вдруг, не дай бог, какие незваные гости – тут Марк прав.

Я откинулась на подушки и закрыла глаза. «Незваные гости» – мое лицо скривила улыбка. Я должна была рассказать Вику о том, что этот гость делал со мной, пока его не было, но почему-то не могла.

В голове эхом разносились угрозы Марка, а перед глазами кружились картинки, в которых я снова и снова умирала от страха, а он смотрел на меня, как паук на попавшую в его паутину муху. Знала, что стоит пошевелиться, и увязнешь еще сильнее, поэтому глядела на него и не дышала, ощущая, как по коже разносится холодная зыбь мурашек.

– Когда ты приедешь, Вить?

– Как только освобожусь. А что с твоим голосом? Все в порядке?

В темном омуте моих мыслей чудовище продолжало до синяков тискать мои ягодицы, терзать бедра: его пальцы забирались под юбку, мяли кожу, царапали.

Чудовище жадно заглядывало мне в лицо, ловило оттенки каждой эмоции и наслаждалось ужасом, который я испытывала. Оно знало, что вместе с его взглядом в меня впивались сотни раскаленных игл, от которых голову охватывал туман, мешающий видеть и заставляющий тяжелеть веки.

– Все хорошо, – ответила я и улыбнулась, стирая с щеки слезу. – Я просто… тебя жду.

– Я уж подумал, что у вас с Марком опять случился конфликт.

– Он… неприятный, да.