Света забыла купальник и в бирюзовом Севане купалась в длинной голубой футболке. И когда, скульптурно облепленная мокрой тканью, Светлана вышагивала из сияющей на солнце бирюзы, Серж, приятель нашего однокурсника Левона Арутюняна, бухнулся на колени и воздел руки к небу, ниспославшему нам такую красоту!

(К слову, и от армян, и от грузин не раз слышала, что их предки были светловолосыми и голубоглазыми. И в этом же далее попытался уверить жгучей кавказской внешности азербайджанец.)

Видимо, под впечатлением от Светкиного явления, Серж затем устроил вечер армянской кухни для девочек из Молдавии. И позвав на долму. Это оказались родные молдавские голубцы из виноградных листьев. Тогда как здешний коньяк, казалось, не допускал сравнений. Сколько-то его употребив, подружки растянулись рядышком на диване. При этом у Иры свешивались с подлокотника ножки в беленьких носочках.

Перед поездкой Ирина вышла замуж. Ее муж Боря не смог оставить свой рабочий пост и каждое утро присылал из Кишинева в Ереван телеграммы: «Пятый день нашего медового месяца провел нормально. Выпил пива со Стариком!».

Вслед за девчонками, и прочие выбывшие из строя бойцы уже улеглись в соседней комнате. А я осталась за столом, дабы воздать должное гостеприимству хозяина. Хотя, возможно, дело было еще и в том, что чувствовалось – он хочет о чем-то рассказать.

И тот начал со своего начальника, главы архитектурного бюро, которому поступали заказы даже из Питера и Москвы. «Он чудовищно талантлив! И столь же чудовищно безобразен!» – живописал Серж, артистично взмахнув длинными руками – по замаху не соответствовавшими его невысокому росту. Так вот, когда «чудовищный» архитектор пригласил на ужин даму, то ради куража вышвырнул в окно ресторана свои фамильные часы. Но в этот раз раритет не пропал и не ушел камнем на дно! Часы своими длинными руками перехватил Серж, предусмотрительно поставленный начальством подежурить в кустах под ресторанным окошком, благо, осень была теплой.

Размявшись на руководстве, собеседник перешел к более волновавшему его предмету – а именно, не в меру бойкой жене прапорщика из соседней военчасти.

– О, это потрясающая женщина! – заверил Серж, возвысив голос так, что я оглянулась на спящих подруг. – Однако, у меня проблемы!

– Как, уже?

– Нет, с моим потенциалом (букву «е» тот произнес, как «э») все в порядке! Но она едва прибегает, сходу начинает расстегивать мою ширинку! А мне нужно сначала поговорить, пообщаться. Короче, важны отношения. Понимаешь? – поведал о наболевшем Сержик.

И я уже не помню, под какой возвышенный тост мы все-таки завершили наше застолье. Но сразу с разбега нырнула на диван – под теплый Ирин бок.

А теперь, пока тряслась в автобусе по дороге в армянскую столицу, вдруг приснилось, как чья-то огромная тень с треском выдрала антикварные напольные часы и вывалила их в окно. И те полетели прямо на меня! Но в последний момент Серж успел часы перехватить: да так и застыл, атлантом, напряженно удерживая тяжкий груз, а в это время шустрая прапорщица уже начала стягивать с него штаны…

– Приехали! Просыпайся! – потряс за мое плечо водитель автобуса, который, хотя и безбожно опоздал, но, наконец, добрался до Еревана.

Все давно были в сборе – Левон, Серж, Ашот, Карен и кто-то еще. Причем Сержик, первым делом, показал мне фото своей молодой жены с почтительно округленными глазами. И этим глазам, наверное, можно было поведать обо всем! Ну, кроме прапорщицы, разумеется.

Я строго наказала себе – воздержаться от каких бы то ни было публичных терзаний. Но без эксцессов и тут не обошлось.

Веселье было в самом разгаре! И Левон уже смеялся своим особенным «мультяшным» смехом, щедро отсыпая в пустую кастрюлю пестрые фасолины – их звонкую россыпь Чудный бы, точно, изобразил на своих тарелках! Когда, еще в первый раз, собирались с подружками в Ереван, я пообещала: «Познакомлю вас с Левоном – он потрясающе смеется!»

Но затем кто-то упомянул о Ленинакане и заниженных Москвой баллах. А потом о Карабахе. И Левон, наш веселый дружелюбный Левон, вдруг отчаянно прокричал: «Проклятые турки! Ненавижу!» Стукнул рукой по столу: стопки подпрыгнули, одна скатилась на пол и разбилась. Собирая осколки, Левон порезался и вновь выкрикнул, размахивая окровавленной рукой: «Проклятые турки!»

Его сестра влюбилась в карабахца. Хотя родители отговаривали, вышла замуж и уехала в Карабах. И ее убили. К тому времени в обострившемся карабахском противостоянии уже появились жертвы и с армянской, и с азербайджанской стороны.

Утром я долго бренчала ключами у двери гостиничного номера, пока ее не помог открыть сосед. Он приехал пару месяца назад из Львова, в составе сборной следственной бригады, вроде бы, расследовавшей карабахское дело. Впрочем, чем конкретно он здесь занимается, Олег не уточнил. И очень-очень просил ничего не планировать на вечер, поскольку непременно будет ждать меня на чай с тортом.

Днем доставила редакторскую посылку адресату.

– О, Булгаков и Платонов? Благодарю! Отличный подарок! – ереванский главред пошелестел страницами. Привычно заложил пальцем книгу и повернулся к окну. Довольно долго в него смотрел. «Да, как быстро все меняется!» – выдохнул он, громко захлопнул томик и побарабанил по корешку.

Чтобы вывести главреда из оцепенения, уже решила, было, попроситься к нему на работу. Но тот, наконец, вспомнил обо мне и в завершение аудиенции вручил толстенный каталог картин современных армянских художников – в качестве «алаверды» моему начальнику. Похожий альбом, правда, не такой увесистый, мне уже подарил Левон – на память о совместном посещении здешнего музея современного искусства.

Утратив надежду на облегчение ноши, я также приобрела в знакомом магазинчике парочку кофейных турок – в презент. А еще механическую кофемолку, предназначенную для перемалывания новых идей – под неспешное вращение ручки. В прошлый приезд купить ее не успела. Хотя во всяком симпатичном месте, наверное, неплохо оставить некую примечательную вещицу, чтобы потом за ней можно было вернуться. Так, в одном болгарском городке на черноморском побережье, к примеру, меня дожидался маленький темного дерева сундучок.

Возвратившись с покупками в гостиницу я, к тому же, смогла принять душ и вымыть голову – с коммуникациями здесь пока не было проблем. Разве что, лампочки горели в пол-накала. Как и сам Ереван, который, казалось, уже не так сиял, утратив былую праздничную безмятежность.

Не дождавшись соседа Олега, отправилась, в расположенный под крышей, гостиничный ресторанчик. Добираться до него пришлось путанными полутемными коридорами. Но дорогу показал Сурен, севший затем за мой столик на правах старого знакомого. Смуглый, коренастый, крепко сбитый – еще один торговец картинами?

– Нет, вино пить не буду – мне уезжать завтра рано утром! А вы надолго тут остановились? – поинтересовалась я.

– Я здесь живу.

– Понятно, вы остановились в этой гостинице – надолго?

– Я здесь живу! – повторил он. – Мы из Карабаха. Сейчас ждем визы, чтобы выехать за границу.

И все-таки заказал вино.

– Вы выезжаете с семьей?

– Все уезжают: родители, и братья, и моя жена и сын. Я не хочу. Но что делать?!

Вино оказалось тягучим и сладким.

– А почему у тебя в ухе только одна серьга? – вдруг спросил он.

– Так, попала в неприятную историю в Тбилиси!

– Ну, да, сейчас у всех неприятности! И каждый вынужден защищать себя сам.

– А милиция?

– А что, милиция! – Сурен махнул рукой.

И в ней каким-то образом появился нож, из которого, посверкивая, мягко выплыло лезвие, как диск из DVD. Хотя, вру – дисков с DVD тогда еще не было.

– Какой ножичек! Продай. Может понадобиться!

– И выйдет еще одна неприятная история? Нет, не проси! К тому же, нож самому нужен.

Сурен попросил еще вина. Но официантка сердито ответила, что заведение закрывается, и ему давно пора вернуться в семью.

Так и сказала – «вернуться в семью». На русском. То есть, в первую очередь, для меня. Тот отмахнулся: «Ты же знаешь, родные уехали в Москву, договариваться начет виз. Дай еще бутылку, и мы пойдем!»

У номера я пожелала Сурену всяческих удач. Но не успела раздеться, как в дверь постучали.

– Я подарю тебе нож. Только дай за него, хотя бы рубль! – прошел в комнату Сурен.

– Рубль?

– Ножи нельзя дарить. Слушай, давай еще немного посидим? Вино есть.

Конечно, разумнее было бы его отправить, но человек подарил такой нож.

– Только недолго и без глупостей! – предупредила я.

– Да, ладно! У меня жена молодая! Поговорим, и я пойду.

Он налил вино в стаканы, стоявшие рядом с графином на тумбочке. Опять постучали. Я выглянула – это был сосед Олег.

– Прости. Задержался на выезде. Думал, ты уже спишь. Но свет горит. Пошли, я купил торт!

Прокурор потянул меня за руку. А за спиной молчал Сурен и на столе лежал нож.

– Сейчас приду. Подожди меня в номере.

Сурен развеселился: «Ты сходи, конечно. А я пока винца попью, альбомы полистаю!» И ткнул пальцем в каталог с образцами творчества соплеменников.

Олег уже разлил вино и чай, и торт нарезал крупными кусками. Он улыбался, но серые глаза глядели устало и сумеречно.

Я не вижу в темноте – «куриная слепота», знаете ли. И начинаю терять ориентацию в пространстве именно в сумерках – среди вязких и смутных предметов.

– Что, веселая выдалась командировка?

– Веселая! – он махом опрокинул в рот вино, как водку. – Такое ощущение, словно землетрясение не закончилось, а только набирает обороты.

Я погладила его по затылку: коротко стриженные светлые волосы мягко пружинили. И сам он был весь такой ладный и готовый спружинить в любую секунду! Олег поцеловал мою руку у запястья: «Останься, пожалуйста!» Притянул к себе – его била дрожь. А это заразная штука! Вот так замрете, прижметесь друг к другу, и уже обоих заколотит в пароксизме… – да, в пароксизме чего?

Я бы осталась, вероятно, и тогда постаралась, чтобы мы, забывшись, да и позабыли б о чем-нибудь, а потом вспоминали это, уже как пережитое! И в ушах, хотя бы перестал звучать звонкий выкрик Левона – «Ненавижу! Проклятые турки!».

Но в номере ждал Сурен, и не было уверенности, что он чего-нибудь не выкинет.

– Я не в форме сегодня. Прости!

Поцеловала его и вышла.

Свет горел, мой гость на кровати спал. Попыталась тихонечко его разбудить, но он лишь повернулся к стенке, натянув на голову одеяло. Пристроилась рядом «валетиком» и, поднапрягшись, отвоевала себе кусок одеяла. В этой поездке я весьма увлекательно проводила время с мужчинами!

Нас разбудил звонок походного будильника – маленького и голосистого. Мои ноги пригрелись у Сурена под мышкой. Он погладил пятку: «Я, кажется, заснул. Ладно, сейчас незаметно выйду и подожду тебя у входа. Посажу на такси».

Но незаметно не получилось. Едва тот вышел в коридор, как уборщица подняла крик: «Ты что тут делаешь? Вот я твоей жене расскажу!» И далее мне, снова застрявшей с замком: «Постыдилась бы водить к себе чужих мужей!» На шум выглянул Олег.

– Ты хотел записать свой номер телефона! – стараясь заглушить вопли уборщицы, я прикрикнула даже.

Глянув вмиг похолодевшими глазами, Олег что-то чиркнул в моем блокноте. И я отступила под бранный аккомпанемент техперсонала.

Уже в автобусе, неспешно трусившем обратно – из армянской столицы в грузинскую – обнаружила, что прокурор зафиксировал в блокноте дату нашей встречи.

В моей жизни случались мужчины, которым я напрасно сказала «да», о чем они потом не позволяли забыть окружающим. Но бывало и так, что я сожалела об отказе. С Олегом, очевидно, мы совпали в потрясении от сотрясения незыблемых основ. А переспали бы с ним, и, возможно, среди львовских прокуроров впоследствии оказалось б одним недоброжелателем москалей меньше.