Забытая ария бельканто (страница 3)
Свою нынешнюю – акустическую – любовно называл «Arrow»2. Отец Эдварда Томса, сэр Роберт, подарил.
Эдвард учился на кафедре «Популярной музыки». Вместе жили в общежитии и посещали уроки исполнительского мастерства.
Отец Эдварда входил в совет директоров компании «Gibson»3 и носил титул баронета. Эдвард искренне радовался тому, что он младший сын своего отца4, поскольку его увлечение рок-музыкой вызывало у того явное недовольство. Но препятствовать пристрастиям сына он не собирался и оплачивал обучение в консерватории.
История произошла в начале августа прошлого года на Robin Hood Festival5. Максим с Эдвардом махнули в Шервуд. В эти дни туда стекались многочисленные любители побороться на мечах, испытать удачу в схватке с лесными разбойниками, поглазеть на искусных жонглеров, поучаствовать в костюмированном представлении. Да и просто на дармовщинку угоститься жаренной на костре дичью и хмельным элем.
Пока Максим соревновался в меткости, стреляя из лука по прикрепленной к дереву мишени, Эдвард встретил знакомых по колледжу и приударил с ними по элю.
К тому моменту, когда Максим выиграл главный приз турнира стрелков – небольшой кубок с выгравированной надписью «The bravest and most accurate archer»6, Эдвард не на шутку сцепился с одним из бывших однокашников. Образовалась куча-мала, и Эдвард пропорол бедро о торчащий сук.
Рана оказалась не настолько серьезной, чтобы ехать в больницу – первую помощь оказали на месте, но Максиму пришлось тащить друга на себе до автобусной остановки, а в Ноттингеме брать такси до квартиры, которую они снимали на лето.
Эдвард стонал и охал, как маленькая мисс. И еще неделю изводил капризами, делаясь беспомощным тот час, как Максим выражал намерение пойти прогуляться.
Отец Эдварда узнал о несчастном случае. Приехал и долго беседовал с сыном – о чем, Максим не слышал, так как предпочел деликатно выйти на балкон, – а на следующий день подарил Максиму гитару с дарственной надписью на грифе: «Thanks from Sir Robert Thomson»7.
– Ужинать! – громкий окрик Ивана Семеновича выловил Максима из прошлого.
Он убрал гитару в чехол, скинул верхнюю одежду, достал из рюкзака футболку и шорты свободного кроя, переоделся и пошел на кухню.
Запах жареной курицы со специями защекотал нос. Резко захотелось есть – последний раз перекусывал в самолете.
За столом садовник интересовался учебой, студенческой жизнью в городке. Максим отвечал односложно, а в голове неотвязно зудел вопрос: «От чего умерла бабушка?»
– Завтра в три к нотариусу, так что, выспишься, – садовник собрал грязные тарелки и положил в раковину.
Максим вскочил:
– Я сам могу помыть!
– Сиди. Успеешь еще, – покончив с посудой, Иван Семенович налил чай и придвинул к Максиму вазу с конфетами. – Алиса Витальевна твои любимые всегда держала.
Максим напрягся:
«Почему он о главном молчит?»
– Да, просила тебе передать кое-что, если с ней… – Иван Семенович запнулся на полуслове, странно посмотрев из-под густых нависших над глазами бровей. – Допивай. – Он словно выдавливал из себя каждое слово: – Я в библиотеке жду. – Вышел из-за стола, накрыл салфеткой вафельный торт и аккуратно расправил на ручке плиты кухонное полотенце.
Максим вылил остатки чая, сполоснул чашку и пошел следом.
Библиотека примыкала к бабкиной спальне и соединялась с ней дверью, спрятанной в складках портьер. А еще сюда можно было проникнуть, поднявшись по очень узкой и крутой потайной лестнице, которую Максим нашел совершенно случайно, исследуя подвал, куда Иван Семенович брал его на подмогу, когда возникала необходимость перенести картошку или банки с засолкой. Садовник выращивал огурцы и помидоры в теплицах, и собственноручно закатывал на зиму. Максим вдруг вспомнил эпизод из прошлого.
На кухне стоит укропный дух. Из большой кастрюли идет пар. Садовник, в длинном фартуке и пилотке из газеты, опускает щипцами металлические крышки в кипяток. Бабка сидит за столом, чистит чеснок и рассуждает:
– Жениться вам надо, Иван Семенович – хороший глава семейства из вас бы вышел.
Он кидает на нее настороженный взгляд. Мама раскачивается в кресле, перелистывает журнал с женщинами в красивых платьях и украшениях:
– Двадцать первый век на дворе, в магазинах всего полно, а вы по старинке квасите.
Иван Семенович миролюбиво отзывается:
– За этим рецептом вся улица к матери бегала.
Мама презрительно хмыкает, встает, кидает журнал на столик и уходит. Максим пропускает их перебранку мимо ушей. Ничто не может сегодня испортить ему настроение! Стараясь, чтоб его не заметили, он таскает из огромного таза с водой по одному огурчику с колючими пупырышками. Убегает за флигель и, закрыв глаза от удовольствия, громко хрустит, не боясь, что отсюда его услышат.
Максим остановился в дверях. В детстве библиотека казалась огромной, а сейчас сжалась в небольшую залу, уставленную высокими, под самый потолок, застекленными стеллажами.
– Все, что может вместить человеческая мудрость, хранится на этих полках, Максимушка, – любила повторять бабка, ловко залезая на стремянку и подавая ему по одной тяжелые книги. Чего здесь только не было: собрания сочинений русских и зарубежных классиков, историческая и приключенческая литература – самый любимый закуток Максима. Поэзия, книги по искусству. Но особое место занимали оперные клавиры. Их бабка с благоговением доставала раз в неделю, когда протирала пыль. Сама. Не доверяли никому прикасаться к своим «сокровищам».
Детская литература для Максима выписывалась в букинистических магазинах – современные издания бабка не признавала, и он с нетерпением ждал похода на почту, чтоб получить заказ. Новые книги читали вслух. Бабка чинно усаживалась на мягкий стул, обитый красной, с золотым орнаментом, тафтой. Раскрывала лежащую на журнальном столике книгу и начинала…
Тембр бабкиного голоса менялся – становился выше, протяжнее. Максиму всё время чудилось, что вот-вот, и она перейдет на пение. Бабка отмечала карандашом фразы, которые он должен был выписывать в специально отведенную тетрадку.
– Макси-и-им! – голос садовника вновь выдернул из нахлынувших воспоминаний и показался громоподобным. – Слышишь? Предназначается только тебе.
Максим отпрянул и уперся спиной в дверь. Иван Семенович стоял на стремянке и протягивал конверт.
– Что это? – Максим подошел поближе. Под ложечкой заныло.
Большой плотный конверт. Коричневая бумага. Красная сургучная печать. Сверху бабкиным почерком написано «Максимушке, когда меня не станет». И дата. Ровно за три дня до смерти.
– Я не в курсе, – садовник с кряхтением спустился с лестницы. – Алиса Витальевна просила, чтоб ты без свидетелей открыл.
«Что-то он не договаривает», – Максим пристально вглядывался в лицо садовника:
– От чего она умерла?
Иван Семенович устало вздохнул:
– Поздно уже разговоры разговаривать. Всё завтра. Пошли. – Дождался, когда Максим выйдет, закрыл на ключ бабкину комнату и добавил: – Домой пойду. Утром к семи буду.
Максим встрепенулся:
– Гостевые комнаты свободны.
– Уговор у нас с Алисой Витальевной был. Давно еще. Я живу в своем доме.
Максим проводил садовника до калитки. Вернулся к себе. Сунул бабкино письмо в письменный стол и, не раздеваясь, лег на кровать поверх покрывала.
«Жесть. Еще немного и зареву», – со злостью смахнул слезы, вспоминая, когда последний раз так накатывало.
В колледже. Тьютор отправил в библиотеку за учебниками. Максим отвлекся, разглядывая огромный читальный зал, и на вопрос «книгохранителя» «What's your ID?8», громко ответил: «What's the idea? I don't have them yet!»9, чем вызвал радостный смех стоявших рядом студентов.
«Слишком длинный и непонятный день».
Вспомнилась цитата из «Хроник Нарнии», переписанная красивым почерком под присмотром бабки:
– Плакать неплохо, пока ты плачешь. Но рано или поздно слезы заканчиваются, и тогда надо решать, что же делать, – Максим перевернулся на бок, поджал ноги и закрыл глаза.
Глава 2
Он проснулся от настойчивого стука. Окинул комнату рассеянным взглядом, соображая, где находится. Сквозь неплотно задернутые ночные шторы пробивалось солнце, оставляя яркую полоску на кейсе гитары. Нераспакованный чемодан привалился к платяному шкафу. Из расстегнутого рюкзака свисали вещи. На письменном столе, в бутыли, декорированной салфетками, – большой букет сухих физалисов. Бабка любила эти цветы, называя «разбитыми сердцами». По осени собирала в саду охапками и расставляла по комнатам в хрустальных вазах.
Максим взял с тумбочки мобильник и взглянул на экран:
«Ого! Полпервого. Ну я и дрыхну». – Вскочил с кровати, натянул штаны, босиком подбежал к двери и отпер щеколду.
На пороге стоял Иван Семенович в темно-сером костюме и при бабочке. Выбритый, густо пахнущий одеколоном.
– Добрый день. Через час выезжаем.
– Куда?
– К нотариусу.
Максим взъерошил густые волосы:
– Забыл, – и начал оправдываться: – Обычно рано встаю, а тут…
– С дороги не грех поспать.
На кухне раздался звон разбитой посуды. Иван Семенович недовольно поморщился:
– Жанна Яковлевна.
«Домработница», – в памяти Максима мгновенно всплыл облик плотно сбитой курносой женщины. В детстве он ее побаивался.
После завтрака садовник, как обычно, отвозил бабку на лекции в консерваторию. Максим сидел на кухне, жевал ароматный оладушек, макая его в пиалу со сметаной, и нахваливал стряпню Жанны Яковлевны:
– Вам на шоу поваров надо выступать, – он старался усыпить бдительность домработницы.
– Ешь, ешь, – она улыбнулась, обнажив верхние десны, и подложила Максиму добавки.
«На пирата похожа. Зубы, наверно, специально вставила, чтобы надежнее золото спрятать», – Максим брезгливо поморщился, увидев, как Жанна Яковлевна помешала суп, зачерпнула ложкой из кастрюли дымящуюся жидкость, подула на нее и шумно втянула губами.
«Сколько раз бабушка просила из общей посуды не пробовать! Не буду ее борщ!» – он соскочил со стула, бочком подошел к большой деревянной кадке, стоявшей у батареи. Приподнял накрахмаленную тряпицу, отщипнул кусочек липкого теста и незаметно запихнул в рот, облизнув пальцы.
– Спасибо, Жан Якливна!
– Иди, уроки делай, – она собрала со стола грязные тарелки и загрузила в посудомойку.
Максим добежал до своей комнаты и нарочито громко хлопнул дверью. Осторожно, стараясь не скрипеть ступеньками, поднялся на второй этаж. Минуты три наблюдал за домработницей, прячась за перилами:
«Котлеты жарит».
Он преодолел коридор, вдыхая терпкий чесночный запах, юркнул в гостиную и включил телевизор. Сразу убавил звук. Компьютер бабка строго по часам выдавала и то после проверки домашнего задания. А в одиннадцать передача про животных!
Максим переключил на детский канал, забрался с ногами на кожаный диван и мгновенно переместился вместе с диктором в саванну.
Африканские слоны, радуясь долгожданным дождям, набирали воду в хоботы и окатывали друг друга. У самого берега торчала рельефная морда крокодила.
– Берегись! – предупредил Максим об опасности зазевавшуюся антилопу.
– Та-а-ак! – раздалось за спиной.
Максим ойкнул и вжал голову в плечи, словно кровожадный хищник только что клацнул зубами около его шеи. Перед ним возникла Жанна Яковлевна и уперла руки в бока: