– Говори, – с достоинством повелел отец, утвердительно кивнув. – Но прежде пусть к нам присоединится мой младший сын. Я хочу видеть его среди равных ему. Сидаль, займи положенное тебе по рождению место!

Остальные чувства, вспыхнувшие румянцем на щеках, вытеснил восторг, нахлынувший на Сидаля, когда он под взглядами полусотни знатнейших мужей вошел в заветный Полукруг и сел рядом с Рийоном. Отец нарушал правила специально ради него? Искал его поддержки? Хотел показать семейное единство? Как бы то ни было, сейчас он был здесь, и он сидел рядом с братьями! В трудный для Царства момент семья нуждалась в нем.

Одинокий приторианец вскинул голову, и взгляд его стал вдохновенным:

– Уважаемый Приториорат, я бы скверно исполнил свой долг или даже счел его неисполненным вовсе, если бы не напомнил досточтимому Совету, что изначально Вечность все же выбрала исполнителем своей воли не Властителя Земли. И все мы знаем имя того, кого она предпочла взамен всем остальным!

Имен друг друга притории, как повелось с древности, на Совете не называли, так как все слуги Вечности были перед ней равны, а жаль… Сидалю хотелось бы узнать, как звали этого человека! Если младшему Аскуро не изменяла память, его часто видели в обществе Скараменти. Вроде какой-то его родич.

А молодой человек тем временем продолжал говорить, и голос его рвался под самые своды:

– …и выбор сей оказался верен, ибо само время доказало его правоту! Немногим дано мужество сражаться, когда враг в большинстве, стоять насмерть, когда истекаешь кровью, знать, что за спиной – Вечное Царство и нельзя отступить, понимая, что никто не придет на выручку и шансов спасти свою жизнь нет! Мало того, полководец стал первым в истории римерианином, для которого открыли Врата Вечности, чтобы выйти навстречу врагу, в то время как он мог преспокойно дожидаться подмоги, не покидая стен крепости. Так признаем же во всеуслышанье, что Тансиар Аскуро пал смертью храбрых, закрыв своей жизнью и жизнями своих людей Багряный Бастион!

– Это Джулиано Ллеато, – коротко пояснил Рийон, наклонившись к младшему брату. – Племянник этра^[47] Чиаро.

В отличие от Сидаля Властитель Ветра был введен в Совет более двух столетий назад и заседал там достаточно долго, чтобы знать всех его членов поименно. Брат вообще был талантлив, вот только расточал он свои таланты исключительно на вино и подруг. Разумеется, за две сотни лет в Эссельсе сменилось по меньшей мере четыре поколения приторианцев, неизменными в нем оставались только члены семьи Аскуро, возраст самого старшего из которых равнялся времени, за которое успевают родиться и умереть порядка двадцати поколений людей.

Выходит, Джулиано – сын сестры Батисто Скараменти, чей муж занимал кресло в Совете и недавно скончался, иначе молодой человек не смог бы претендовать на это место.

Сидаль смутился, подумав про себя, что ему и вправду следует серьезнее заняться генеалогией и выучить если не всех представителей знатных семей, то хотя бы их глав. Отныне он тоже член Совета, а это обязывает. Вот Чиаро наверняка знал всех приториев не только пофамильно, но и по именам. Младший Аскуро не раз замечал, как легко и непринужденно брат вступал в диалог с тем или иным придворным, когда последний обращался к нему. Чиаро… Они все говорят и думают о нем, как о живом, а его – нет! Это какая-то жестокая шутка! Или немыслимая подлость… А, может, и то и другое? Брат больше не появится, улыбаясь своей знаменитой улыбкой, не взъерошит младшему светлую шевелюру, не расскажет что-нибудь до жути захватывающее и интересное. Его нет и больше не будет. Но как такое возможно? Как?!

Младший из Сыновей Вечности посмотрел на бывшего наставника Альентэ – Батисто Скараменти победно улыбался, не сочтя нужным скрывать свое торжество.

– Отец недоволен, – Рийон стрельнул глазами направо от себя. – Подобная дерзость Скараменти дорого обойдется. Странно, никогда не замечал за ним склонности к необдуманным поступкам! Если, конечно, у него нет запасного козыря в рукаве. Да и парень его… либо совсем рехнулся, либо знает, что делает – одно из двух. Вот только в этой семье сумасшедших с роду не водилось, в отличие от нашей. Однако Джулиано говорит, а мы почему-то молчим…

– Так вот как это нынче называется? – Послышался откуда-то из ближних рядов хрипловатый голос.

Младший приторий повернулся лицом к вставшему немолодому мужчине.

– Что именно имеет в виду уважаемый? – вежливо обратился к нему племянник Батисто.

– Ну, это же очевидно, молодой человек. Полководец, пусть даже один из лучших, совершил непростительную ошибку. Он проявил малодушие и самоуправство, нарушил прямой приказ, завел людей в ловушку и оставил там умирать.

– Оставил умирать и сам остался! Однако почтенному приторию не к лицу бросаться подобными обвинениями, не так ли, мэтр Эскамас? – смотря прямо в глаза старшему, спокойно проговорил Джулиано. – Для начала пусть досточтимый приторий приведет убедительные доказательства своих утверждений, прежде чем произносить их вслух. Уважаемый там присутствовал? Слышал собственными ушами распоряжения, которые отдавал Альентэ? Видел исход сражения?

Именуемый мэтром равнодушно пожал плечами:

– Мне достаточно и того, к чему его решения привели. Да, наш доблестный полководец отразил множество атак на границе Римериана. Он защищал нашу родину бессчетное количество раз. Его единственная вина заключается в том, что он не смог устоять перед чарами чужеземки.

А вот это уже было интересно. Обвинять Альентэ за поражение при Багряном Бастионе – еще куда ни шло, оно напрямую касалось безопасности границ Римериана и его жителей. Хотя многие бы еще поспорили, было ли поражение поражением или оно стало подвигом, обессмертившим имя полководца, когда Сын Вечности отдал свою жизнь, защищая собой жизни простых солдат из гарнизона Багряного Бастиона. Но вот вмешиваться во внутрисемейные дела Аскуро до сей поры не позволялось никому.

– Хочу напомнить почтенному приторию, о ком он позволяет себе говорить, – сверкнул глазами Джулиано. – Анаис Каэно является супругой Наследника и нашей царицей, а всем нам известный полководец не проиграл ни одной битвы за Римериан, досточтимые притории! – племянник Батисто Скараменти медленным взглядом обвел представителей Совета. – Ни одной!

– До сего дня, – нехорошо улыбнулся его оппонент, и пошло-поехало.

Приторианцы сцепились не на жизнь, а на смерть, и Сидаль догадался – это вступили в открытый бой две противоборствующие по взглядам партии Эссельса. Однако младшему из Детей Звезд казалось странным другое. То, что притории не сошлись во мнениях, было, как говорили, делом обычным, а вот то, что ни отец, ни братья, как верно подметил Рийон, ни слова не сказали в защиту члена своей семьи, пусть и погибшего, удивляло. Будто единодушно набрав в рот воды, царственные братья и Владыка молча взирали на завязавшийся диспут и не торопились прекращать спор двух приториев.

– Да, Трион идеальный кандидат… – игнорируя очередные ядовитые высказывания мэтра Эскамаса, в полголоса подтвердил Рийон. – Он будет беспрекословно выполнять все, что ему велят, тут отец не ошибся. По части исполнительности и покорности ему нет равных. Вот только из него такой же воин, как из тура – жеребец. Пока брат развернет своего боевого коня, он словит спиной дюжину стрел и пропустит всю битву. Хотя думать-то как раз за него будут другие. Нет, решительно, грациозно танцевать, охотясь на добычу, отведено гепардам, а валить быков и ломать им хребты – львам. Каждый должен знать свое место и, что еще важнее, оставаться на нем. Но отец не привык отступать от намеченного, и ему нужно соблюсти видимость…

Сидаль еще раз посмотрел на Триона. Властитель Ветра будто в воду глядел. Хмурый, как бурелом, и молчаливый, как стена, неразговорчивый старший брат никому не скажет поперек и слова, с ним будет проще. Не то, что с Чиаро. Рядом с конем, на котором ездил Третий сын Владыки, принадлежащий Тансиару Ньевэ казался пушинкой, белым невесомым перышком. Снежный красавец не вернулся домой, оставшись на поле боя вместе с хозяином. Их не разлучила даже смерть…

Трион Аскуро тяжело, грузно поднялся. Могучего телосложения, ширококостный и плечистый, кандидат на роль Первого Воина внешне действительно производил внушительное впечатление. И даже более чем. Если бы брат родился животным, то непременно стал бы медведем или быком. Чиаро же всегда больше напоминал то ли птицу, то ли кошку, то ли скакуна – легкого, неудержимого, свободного…

– Я готов принять то, что угодно возложить на меня Вечности и Силам.

Определенно, с ним переговорили заранее, и он согласился на все, ведь выбора у него нет, но, Силы! Разве он не видит, что эта должность не для него? Что она создана для того, кто, обнажив клинок, мчит своего коня наперегонки с ветром и судьбой? Для того, кто смеется им в лицо? И кому они улыбаются в ответ?

– Да будет так! – важно провозгласил осанистый приторий, объявивший волю Совета в самом начале. – И ты, зовущийся Трионом Аскуро, именуешься отныне и до своей смерти…

Величественную речь и не менее величественный, поставленный на многих Эссельсах голос бесцеремонно прервал непонятный шум. Внушительных размеров врата, которые во время Совета держали закрытыми, распахнулись и явили изумленным взглядам помощника Верховного темполийца. Ворвавшийся в зал Совета и нарушивший тем самым неписаные устои храмовник чуть ли не бегом бежал через огромный зал, потрясая чем-то перед собой, при ближайшем рассмотрении оказавшимся ритуальным клинком, который использовался при посвящении представителей членов семьи Аскуро в воины. И, как ни странно, при всем при этом жрец успевал вещать ровным, отчетливым тоном:

– Трион Аскуро не может стать Альентэ и не станет им до тех пор, пока жив тот, за кем это право было закреплено самой Вечностью и Четырьмя Великими Силами!

Храмовник обернулся и посмотрел куда-то назад, подал знак, и слуги, как оказалось, вошедшие за ним, расставили на принесенном низеньком столике шесть небольших серебряных кумганов.

– В этих сосудах – кровь Сыновей Вечности, которую я беру в свидетели, – объявил спятивший темполиец, указывая перстом на закрытые кувшины. – А это Дитя Звезд, – рука служителя остановилась на все еще стоявшем в изумлении Трионе, – есть и будет только тем, кем оно является до срока, который никому не ведом. Не меньше, но и не больше. Вот оно, слово Вечности. Узрите и покоритесь Ее воле, ибо нет ничего превыше и священнее ее!

Жрец поднял за ручку второй кувшин, нагнул его и подставил под скатившуюся тоненькую струю принесенный клинок. На молочно-белый пол, сорвавшись с лезвия, упали несколько алых капель. Храмовник благоговейно замер, затаив дыхание. И спустя какие-то мгновения, заставившие весь зал замолчать, над клинком воспарила ярчайшая кроваво-красная звезда с восемью лучами, играя и переливаясь на скупом свету.

– Право, подтвержденное кровью! – вытянув над головой меч, непонятно чему возликовал темполиец. – Остывшая кровь не может воззвать к Силам!

– Чью кровь ты пролил, священник? – низкий, будто осипший голос вставшего с трона отца вынудил Сидаля вздрогнуть. – Здесь не Темполий, и это не лучшее место для твоих ритуалов!

– Место не имеет значения, – возразил Владыке бесстрашный темполиец. – Оно не меняет данности. Вечность не ошибается. Вечность всегда права!

– Что же тогда получается? – зачастили неминуемые вопросы.

– Как это возможно?

– Обман?!

– Кровь не лжет! Но тогда…

– Этого не может быть! Свидетели утверждают…

– Ашесы…

– Крылатая гвардия…

– Неужели Тансиар Аскуро…

По рядам мужчин, встающих, чтобы лучше рассмотреть опаленную багрянцем сталь и до сих пор переливавшуюся над ней всеми оттенками алого звезду, словно прошла живая волна.

И в тот же миг высокие двойные двери вновь распахнулись, пронзая длинным столбом света, словно мечом, утонувший в безмолвии зал.