– Завтра будет завтра, а сегодня я свободен. Как птица! – не очень уверенно стоя на ногах, Альентэ развязно рассмеялся, мотнул головой, и черные пряди закрыли глаза и острые скулы, а Нааяру стало не по себе. Сколько можно это терпеть? И почему озноб пробирает до костей? Если полководец вдруг погибнет в очередном сражении, вся женская половина города Черного Дерева без сомнения наденет траур. Но когда тебя любят все – в действительности тебя не любит никто.

– Неужели нам нечего обсудить? – Воин бесцеремонно развалился на небольшой кушетке у огня и движением головы откинул назад волосы.

– А о чем с тобой сейчас можно говорить? – подавив тяжелый вздох, посмотрел на брата Наследник, сидевший за столом.

– Действительно… Если о достоинстве, долге и чести – то определенно не со мной. А вот если о любви, верности и священных узах брака – то уж точно не с… Между прочим, нам вроде бы обещали мир, – заметил полководец. – Разве мы женили тебя не для этого? Или мы слишком хитры, чтобы сохранить его, хотя бы на короткое время?

– Мир, мир… – раздраженно повторил Эдэрэр. – Все только и делают, что толкуют о нем, хотя должны думать о войне.

– Выходит, до пепельных дошли слухи? – поднял бровь Альентэ.

– О чем ты, Силы тебя побери, говоришь? – переспросил Нааяр, но его глаза медленно начали наливаться кровью. Когда-нибудь теряют терпение даже самые терпеливые.

– Поберут когда-нибудь, не отвертятся!

– Не шути так.

– А я и не шучу. Мой тебе совет: смени тактику. Ты получишь нечто большее, чем то, на что привык рассчитывать. Или для тебя достаточно безотказно действующего сатринита?

Если Эдэрэр и был удивлен, то скрыл это.

– Откуда ты узнал?

– Принуждать женщину, – брат скривился, не сочтя нужным ответить, – как по́шло и тривиально.

– Кто тебе это сказал?! – Наследник медленно поднялся из-за стола.

– Сам догадался. Поведение твоей жены на свадьбе говорило само за себя. А то, что я не лезу в политику, которая мне до глубины души противна, и не замечаю некоторых вещей, еще не значит, что я их не вижу.

– Ты не понимаешь… Они же скоты, звери! – старший брат встал и нервно заходил взад-вперед. – Они несут с собой лишь хаос и разрушение. Я говорю не только об Эбене и Римериане – обо всей нашей культуре! С ними по-другому и нельзя. Дашь палец, а они оттяпают всю руку! Их уже и так слишком много в Эбене, а с каждым днем становится все больше и больше! И они пришли сюда не с пустыми руками, они вооружены! Я говорил об этом отцу, он слушать не стал. Мы совершили страшную ошибку, когда пустили их на нашу землю. Когда нога пепельного ступила на камни Эбена, пришел конец всему!

Так уж и всему? А, может, конец станет началом чего-то другого? Кто знает. Но вот уж точно, с кем говорить об этом бессмысленно, так это с Наследником.

– Престолу не о чем беспокоиться, – пожал плечами Тансиар. – В Эбене его надежно охраняют альтерийцы. Вакка неплохо справляется. К тому же его Альтера обладает полным доверием тех, кого он защищает.

Нааяр сочувственно улыбнулся.

– Альентэ не может быть сразу в двух местах.

– Было время, когда Наследники становились Первыми Воинами и уходили на Стену, – задумчиво заметил Чиаро. – А потом что-то изменилось, и они перестали охранять Черту лично и начали командовать из столицы, не вылезая из дворца. К примеру, наш дед Дориолан преспокойно сидел себе в Заблудшем, пока его солдаты из последних сил отражали штурм ахенов^[28] на Алом Бастионе, а хинеты тем временем почти взяли Червонный^[29].

– Отец отца не мог собой рисковать. Он был одним из Пяти, и тебе это прекрасно известно.

– Ах, ну да, конечно, – скривил губы Чиаро. – Как я мог забыть? Сыновья Вечности предпочитают не рисковать своими драгоценными шкурами, особенно когда им грозит Ритуал^[30]! Только тогда становится непонятно, зачем было жертвовать уймой народа, если наши дражайшие предки все равно пустили в ход Силы?

– Они должны были попытаться, но дикари стали слишком сильны…

– Весомый довод, не поспоришь.

– Не забывай, что ты тоже один из Четырех, – напомнил Эдэрэр. – И что рано или поздно придет время…

– … и мы все умрем, – подхватил Тансиар, поигрывая оказавшимся у него в руках кинжалом и ловя им проблески огня. – Не утруждай себя, я помню, для чего рожден, но иногда мне очень хочется об этом забыть. Забыть обо всем…

– Я рад, что у Альентэ такая хорошая память. Тьерна никогда не станет нам другом, равно как и мы ей. У Римериана нет и не может быть друзей и союзников – только его интересы. Ашесы же используют время, на которое мы разрешили им войти в Эбен, с пользой – узна́ют наши слабые стороны. Они уже увидели наши укрепления, количество солдат и их расположение, наше оружие и настроения, царящие в столице. Вот только дикари в отличие от нас не обременены благородством…

– Вот как? – чуть не рассмеялся Тансиар, чем снова заслужил укоризненный взгляд брата. – А мы, стало быть, им обременены? Как интересно! Тогда зачем Эссельс вообще пустил пепельных за наши стены? Если бы их не было в Эбене – не было бы и проблемы.

Глаза Нааяра сузились:

– Не всегда открытым проявлением силы можно получить главное.

– Да ну? Странно слышать это, особенно от тебя, – сощурился Альентэ. – А как же посольство?

– Как бы то ни было, оно не задержится в Эбене надолго. А клятвы, данные чужеземцам, для меня ничто.

Если верить ашесам, нарушение данных перед Вечностью обещаний ударит в первую очередь по тем, чьей кровью они были скреплены. Предрассудки, заблуждения, старые сказки или предостережение? Но ни Владыка, ни Эдэрэр не верят пепельным и их обычаям. Это было бы разумно, если не считать того, что клятвы на крови испокон веков существовали и в Римериане.

Наследник пренебрежительно фыркнул:

– Неужели ты веришь в эту ересь?

– Я – верю, – спокойно ответил Чиаро и спросил. – А что будет с твоей женой? Она станет заложницей?

Щека брата едва заметно дернулась.

– Ее судьба – последнее, что меня волнует.

– И как в таком случае вы собираетесь сломить сопротивление наших так называемых союзников, если они его окажут, а они окажут, если не силой?

– Есть один выход, – уклончиво произнес Наследник и замолчал. Он не собирался раскрывать все свои планы сейчас. – Тьерна как сорняк, и мы вырвем его с корнем.

– Надеюсь, вы поставите меня в известность, когда примете окончательное решение.

– Уверяю тебя, ты узнаешь об этом первый, – хмыкнул Нааяр.

Еще бы! Щепки полетят во все стороны.

– Итак, мы обсудили все, что ты хотел?

– Можно сказать и так, – нетрезво протянул Тансиар, и Эдэрэр понял, что с ним было уже бесполезно разговаривать.

После того как дверь за ушедшим братом закрылась, вся напускная наигранность, а с ней и кривая усмешка исчезли с лица Чиаро. Проводив брата равнодушным усталым взглядом, Альентэ еще долго смотрел на черные створки, за которыми скрылся Эдэрэр, щурясь и слушая, как трещат поленья в камине.

* * *

Сидаль проскользнул в комнату любимого старшего брата, которую освещало багряное пламя, уютно подрагивавшее и прыгавшее по полу, стенам и потолку. Рядом горело еще несколько свечей, а на столе лежала привычно раскрытая книга. Чиаро сидел на корточках у огня и что-то жег.

– Ты пришел говорить о войне? – брат повернул к вошедшему голову. В беспощадно-правдивых глазах застыла насмешливая улыбка, а огонь отражался и играл в ставших алыми зрачках. – Так говори. Но если ты тоже собрался читать мне нотации, то лучше уходи, пока не пожалел об этом.

Сидаль решил последовать совету старшего брата:

– Вы идете завтра? На Черту?

– Да, – Тансиар заразительно зевнул и поморщился. – Эссельс решил так. Но раз уж ты здесь, почему бы тебе не налить нам… – брат внезапно помрачнел и добавил. – Хотя нет, не надо. Я хочу запомнить этот вечер. – Тени и свет попеременно плясали на лице Альентэ. – Некоторые вещи нужно запоминать.

Тансиар уже собрался и отбудет с рассветом, Сидаль видел это по тому блеску, который появлялся в глазах брата перед боем.

– А я думал, что с войной покончено, – растерянно проговорил братишка. – Раз теперь у нас с ашесами мир…

Полководец посмотрел на младшего. Это длилось не дольше секунды, после чего он произнес:

– Ты никогда не умел лгать, и сейчас делаешь это безобразно. Удивительно, как ты умудрился вырасти в нашей семье и так и не научиться красиво, незаметно и достойно соврать…

Забавное сочетание «достойно врать»! И все бы ничего, но как-то жутко не по себе. Да и его старший брат, обычно немногословный, язвительный и не склонный к философским разговорам, так странно ведет себя сегодня.

– Говори, зачем пришел?

Когда ты не можешь что-то объяснить – лучше молчать и не волновать своими смутными предчувствиями других, если не хочешь, чтобы тебя подняли на смех. Но Сидаль больше чем когда-либо был убежден, что Чиаро смеяться не будет. Он выслушает и запомнит все до последнего слова. Он может насмехаться над высшими силами, подтрунивать над приториями, язвить отцу и Наследнику, но к своему младшему брату у него какое-то совершенно особенное отношение.

– Не уходи завтра, – с жаром выпалил маленький брат. – Не уходи! Или дай мне пойти с тобой!

– Ты шутишь?

– Но остальные же идут с тобой! Трион, Рийон, Орьен…

– Он прошли обряд и обязаны защищать Стену. Как и я. – Огонь благодарно принял очередную порцию бумаг.

Тансиара Силы признали достойным оберегать Руайом первым, поэтому он и стал Альентэ. Получив из рук отца и Верховного темполийца меч с эбеновой рукоятью, принадлежавший еще Дориолану, он дал клятву стоять на страже границ и интересов Римериана до конца света или до последней капли крови. И это было совершенно справедливо – Чиаро был прирожденным воином. Кому еще, как не ему, можно было доверить рубежи? А вот сам Сидаль оказался не готов. Он так ждал того дня, так рассчитывал на то, что и над ним засияет Звезда^[31], но Силы не увидели в нем защитника, не прислушались, не приняли его стремления служить Вечному Царству: золотое пламя лишь на несколько мгновений задержалось над клинком и погасло. Или просто желание самого Сидаля было недостаточно сильным? Да нет же! Он хочет быть воином, хочет! Конечно, не как Чиаро, таким можно только родиться, но и он не уронил бы имя Аскуро! Ну почему Вечность так несправедливо поступила с ним? Он же уже достиг возраста, в котором уходят на Стену! Он может драться! И он не хочет ждать, не хочет надевать рясу и становится темполийцем! При одной мысли об этом у Сидаля начиналась тихая паника. Он уважал храмовников, чтил Вечность, возносил ей молитвы, но самому становится одним из них отчаянно не хотел. Мало того что Силы крайне редко отвергали достигшего необходимого возраста, Сидаль очень переживал из-за того, как он теперь выглядел в глазах Совета. А как стыдно было, когда Чиаро, как ему потом рассказывал Рийон, выступил на Эссельсе после его, Сидаля, неудачного посвящения и настоял, чтобы младшего из братьев, которому полагалась защита Порфирового и Гранатового Бастиона, освободили от этой обязанности до тех пор, пока он будет готов. Тансиар заявил, что ему не составит труда продолжать охранять обе твердыни. И это несмотря на то, что Альентэ вообще не должен был уходить на Черту. Как, впрочем, и брать на себя чужие обязанности! Первый Воин несет ответственность за всю цепь рубежей, защита каждой отдельно взятой крепости – задача младших братьев или подчиненных Первого Воина.

– Слава Силам, ты пока не представляешь, как ценна свобода. – Подошедший к Сидалю брат потрепал младшего по светло-русой голове. – Когда тебя оставляют в покое и дают свободно вздохнуть, пускай хотя бы на один короткий миг. Береги свою свободу, малыш, и радуйся ей!

– Я знаю, что это твой долг, – не унимался Сидаль. Похоже, в их семье этого никто не умеет. – Ты всегда побеждал. Но в этот раз… я не знаю, – младший понизил голос, – и мне страшно!