Потсдамская площадь находилась к югу от Бранденбургских ворот, в том месте, где смыкались три зоны – советская, американская и британская. Она имела долгую историю, в семнадцатом столетии она являлась городской окраиной, перекрестком пяти дорог у Потсдамских ворот. В девятнадцатом веке здесь был возведен железнодорожный вокзал, и площадь стала крупным пересадочным пунктом. Тут всегда бурлила жизнь, сновали люди. На площади появилась станция подземки, росли отели, увеселительные заведения, предприятия общественного питания.

Сейчас практически вся площадь лежала в руинах, была завалена мусором.

Как ни странно, в вечернее время продолжали работать рестораны, кабаре и варьете. Там гремела музыка, танцевали и развлекались люди. Район считался средоточием местной проституции.

Но днем тут все выглядело уныло. Царил неубиваемый запах копоти и гниения трупов. Люди к нему уже привыкли.

Восточная часть площади использовалась как склад для хранения стройматериалов. Там гремели самосвалы, рычали бульдозеры.

В западной части Потсдамерплац работал стихийный блошиный рынок. Не сказать что власти приветствовали его появление, но особо работе не препятствовали. Сюда заглядывали не только советские патрули, но и британские, американские. До них никому не было дела. На рынке всегда было людно. Среди военных сновали подозрительные личности, в кулуарах заключались сомнительные сделки.

Сюда поступали продукты, украденные с армейских складов, и продавались по сумасшедшим ценам. В армиях союзников отмечалось такое же воровство. В этом советские интенданты и снабженцы были неоригинальны.

На рынке постоянно терлись американские и британские военные, мелькала советская форма. Но в основном сюда приходили простые берлинцы в надежде приобрести продукты, обменивали на еду припрятанные ценности.

В северном конце площади выстроилась очередь к советской полевой кухне. Посуду немцы приносили с собой. Розовощекий крепыш в поварском колпаке ловко орудовал поварешкой, вываливал кашу в протянутые миски. Но удовлетворить потребности всего района он не мог.

– Граждане, каша капут! – объявил боец, скрестив руки над головой.

Над очередью прошелестел горестный вздох. Люди неохотно расходились, шли на рынок. Здесь продавали и обменивали практически все: старую и новую посуду, картины, одежду, одеяла, книги, школьные учебники, предметы мебели, патефоны, древние телефонные аппараты. Кто-то продавал полуразобранный мотоцикл, кто-то – мешки с крупой, стыдливо прикрытые довоенными календарями. В продуктовых рядах народ разбирал страшноватую мелкую картошку с глазками, капусту, морковь. Вдоль рядов блуждали толпы людей, одни приценивались, другие делали покупки.

Наступила эпоха натурального обмена. Хотя в ходу по-прежнему были и деньги. Это рейхсмарки – за неимением других, английские фунты стерлингов, американские доллары, советские рубли.

Градов расставил людей. К услугам рядовых красноармейцев он решил не прибегать, обжегся уже. Романовский занял западный участок площади, Грамарь стоял на юге, где продавались семена и сыпучие продукты. Капитан Нагорный обосновался в восточной части рынка, делал вид, что приценивается к товару.

Все подчиненные были в форме. В противном случае Влад не смог бы выявить их в толпе.

Обмундирование тут никого не смущало. В присутствии военных люди даже чувствовали себя спокойнее, но на всякий случай не пересекались взглядами с советскими солдатами и офицерами.

Градов бродил по центральному ряду, делал вид, что присматривается к товару, а сам наблюдал за лицами людей. Иногда он как бы невзначай крутил головой, искал своих товарищей и не всегда их находил. Что-то постоянно заслоняло ему обзор.

Подползли черные тучи, и дождь усилился. Люди поднимали воротники, раскрывали зонты, натягивали на головы капюшоны. Другие бродили по рынку как ни в чем не бывало, не замечали воды, льющейся с неба.

Влад извлек из вещмешка плащ-палатку, накинул на голову и плечи. Торговцы спешно натягивали над товаром брезентовые тенты. На рынке стало свободнее. Дождь зарядил надолго. Тучи уплотнились, усилился ветер. Исчезли коробейники с табачными изделиями.

Продавцы опускали глаза, когда Градов смотрел в их сторону.

К майору привязался какой-то щуплый безумец.

Он шел, прихрамывая, за ним по пятам и бормотал на ломаном русском:

– Продай форму, продай форму.

Влад не выдержал, резко повернулся, положил руку на кобуру. Предпринимателя как ветром унесло.

Дождь, как ни странно, пошел на спад, но продолжал моросить. По рынку в серой хмари сновали размытые силуэты.

Влад притормозил у лотка. Торговец сразу возбудился, стал навяливать весь ассортимент – галстуки, шляпы, германские кепи военного образца.

Майор отмахнулся. Взгляд его скользил по рядам. Романовский смотрел на командира и горестно вздыхал. Грамаря Градов не засек, но вычислил Нагорного в дальних рядах. Капитан перелистывал книгу, из-под бровей следил за обстановкой.

Во всем происходящем не было смысла. Если «крот» и собирался встретиться на рынке со связным, то вряд ли им что-то могло помешать. Засечь мимолетный контакт практически невозможно. Пересекутся взгляды, прозвучит пароль, одна рука сунет в другую записку. Потом люди разойдутся как в море корабли.

Отчаяние пощипывало нервы майора.

«Неверный способ мы избрали, другим путем следовало идти», – подумал он.

Под навесом в глубине ряда военный с погонами сержанта тискал девку в платочке. Барышня не возражала, сдавленно хихикала. Корыстный интерес тут, разумеется, присутствовал. Немцы ошибочно полагали, что все русские теперь богатые. У них всегда водятся дензнаки, консервы, тушенка. Можно и потерпеть ради хорошего дела.

Видимо, барышня и была инициатором встречи. Она лопотала с придыханием, смотрела в глаза красноармейцу с щенячьей преданностью. Когда Влад проходил мимо, боец опустил руки, сделал постное лицо. Женщина обернулась и тоже замолчала. Она была худая и некрасивая.

Влад не стал вступать в разборки. Дело житейское, сами решат. Да и венерических заболеваний у солдат после его вмешательства меньше не станет. Когда он обернулся, женщина уже тянула ошалевшего бойца к строениям, расположенным на краю рынка. Любовь их постигла, не иначе.

Это еще не самое худшее. Немок наши солдаты пользовали на каждом шагу и далеко не всегда спрашивали разрешения. Сладить с этим бедствием было невозможно, оставалось лишь констатировать факты и копить заявления от пострадавших, которые шли в комендатуры сплошным потоком. Эти бумаги там назывались на английский манер – аффидевитами. Военные чиновники старались составлять их правильно. Иногда они помогали сделать бесплатный аборт.

Взгляд Градова споткнулся о советского офицера. Тот стоял спиной у лотка с матерчатыми изделиями, перебирал платки. Видимо, для сестры, жены, матери. Он был в фуражке, в брезентовой накидке с опущенным капюшоном. Рядом встал какой-то местный в пальто из потертой кожи.

Влад напрягся.

Берлинец потянулся к шапке из каракуля, стал мять ее, потом положил обратно, оторвался от прилавка, двинулся дальше.

Градов расслабился. Он был уверен, что эти двое не разговаривали и ничего друг другу не передавали. Мужчина в штатском споткнулся, выругался по-немецки. Офицер, перебиравший платки, вздрогнул, посмотрел ему в спину, затеял общение с торговцем, принялся жестикулировать.

В какой-то момент он повернулся. Их взгляды встретились. Лицо было незнакомое, какое-то иссушенное, с тонким носом.

Офицер нахмурился и спросил:

– Все в порядке, товарищ? Вы как-то странно смотрите на меня.

– Прошу прощения, задумался о своем, – сказал Градов, простовато улыбнулся и двинулся дальше.

Это было не то. Человек с грешками за душой отреагировал бы иначе, будь он даже эталоном хладнокровия. Офицер за его спиной начал торговаться, значит, человек честный. Мог бы забрать платки на своих условиях или вовсе ничего не платить.

Снова усилился дождь. Поредела толпа на рынке.

В этот момент Влад и обнаружил, что Грамарь с южной стороны подает ему знаки. Обычно невозмутимый, он был явно возбужден, мялся с ноги на ногу, тыкал пальцем себе за спину.

У майора екнуло сердце. Что такое?

Романовский тоже напрягся, стал озираться. Влад мотнул головой. Мол, туда!.. Молодой оперативник понятливо кивнул, стал пробираться к южному выходу. Капитан Нагорный на восточной стороне не сразу оторвался от своей книги. Чего он там изучал? Труды великих германских мыслителей? Наконец-то он поднял глаза, уперся в злобный командирский взгляд, сглотнул и тоже долго не тормозил.

Все трое с разных концов площади устремились на юг. Когда они вышли из рядов, Грамаря там не было. Он откатился к разрушенному зданию увеселительного заведения и снова семафорил. Оперативники припустили через пустырь, собрались на углу. Прихрамывающая молодая женщина в чудной шляпке испуганно шарахнулась от них и двинулась в обход.

– Мужчина лет пятидесяти, – зачастил Грамарь, – высокий, в шляпе, потертый коричневый плащ, под ним костюм с галстуком. Рожа худая, нос острый. Уходил с рынка очень испуганный, часто озирался. Шмыгнул в этот переулок.

– Ты обратил на него внимание только потому, что он испуганный, как тебе показалось, уходил с рынка?

– Есть другие варианты, товарищ майор? – с обезоруживающей простотой воскликнул лейтенант. – Это было единственное, на что я обратил внимание. У вас и того нет.

Вот черт. Это и есть та самая простота, что хуже воровства! Но выбора действительно не было. Грамарь бормотал, что с этим типом определенно что-то не то, у него интуиция, он нормальный сотрудник. Мол, вы же знаете, товарищ майор!

Градов отмахнулся, шагнул в переулок. Там, как назло, было полно народа. С этого края площадь подпирали жилые строения. Брели какие-то люди в штатском, тащили сумки и сетки. У продовольственного магазина разгружался старый «студебекер». На двери заведения висела табличка, извещающая, что оно закрыто.

Оперативники влетели в переулок, стали вертеть головами.

– Да где же он, мать его за ногу? – пробормотал Грамарь. – Полминуты назад вошел в этот переулок, далеко уйти не мог.

Сбежать этому типу было некуда. Магазин закрыт, других дверей или проулков в обозримом пространстве не было.

Оперативники двинулись вперед, заняв всю ширину переулка. Усилился дождь, небо потемнело. Влад замялся. Грузчики втаскивали в боковую дверь тяжелый ящик. А если он тоже сюда проскочил?

– Товарищ майор, вот же он! – прохрипел Грамарь. – В нише стоял, а теперь удрать норовит!

Фигурант убежал довольно далеко, пока оперативники выясняли отношения за водосточной трубой. Долговязая личность торопливо уходила, прижимаясь к стене здания. Мужчина воровато озирался, глаза его бегали, он был действительно испуган.

Клиента закрыла группа берлинцев, следующая в попутном направлении, но он оторвался от нее и предстал перед офицерами контрразведки Смерш во всей красе! Субъект обнаружил погоню, застыл, омертвел от страха. Он явно не был профессионалом и опыта шпионской работы не имел, иначе стащил бы с головы свою дурацкую шляпу!

«Дилетант какой-то», – подумал Влад, отстраняя с дороги зазевавшуюся старушку.

Люди волновались, прижимались к стенам.

Догнать этого типа было несложно. Однако он вдруг сорвался с места, перебежал по диагонали открытое пространство и шмыгнул в узкий проулок. Офицеры сорвались за ним.

Чертов грузовик выехал в переулок и перекрыл дорогу. Только этого не хватало! Водитель, очевидно, был туп и слеп. Оперативники уперлись в борт «студебекера».

– Убери машину, кретин! – дурным голосом выкрикнул Нагорный.

В одной руке сверкало удостоверение, другой он сжимал пистолет. Люди, находившиеся поблизости, хлынули врассыпную.

«Снова панику сеем», – мелькнула мысль в голове Влада.