– График контрольных работ есть в программе, отступать от которой я не планирую. Всё, что касается промежуточных проверочных и самостоятельных работ, то о них я буду предупреждать заранее, шпаргалки написать успеете. Хотя я бы вам всё же посоветовала внимательно отнестись к предмету уже сейчас. Вся наша работа будет похожа на один огромный алгоритм длиною в целый учебный год и тем, кто начнёт совершать ошибки уже сейчас, могу только посочувствовать. Это не грамматика, где любое правило стоит самостоятельно. Здесь каждая предыдущая задача будет ступенькой к следующей. На этом всё. Спасибо за внимание, вы свободны.

Я опустила голову вниз и растёрла внезапно занывшую шею, устало прикрывая глаза.

– Что? – Почувствовав чужое присутствие рядом, вскинула взгляд и практически не удивилась тому, что Татарин снова навис над столом.

– Журнал, Наталья Викторовна. – Проговорил наглец так, будто только за этим и подошёл, будто не рассматривал мгновение назад с голодным оскалом. – Вы так и не заполнили журнал.

– Давай сам! – Обрадовалась я открытию, а он покачал головой, не желая поддаваться.

– Понятия не имею, как это делается. – Застыл с неестественно широкой улыбкой на губах, а я с наигранным сожалением вздохнула и подвинула журнал к студенту.

Татарин пытался придавить меня испытующим взглядом, как вдруг передумал и внимательно посмотрел в графы, подтянул к себе ближе методичку.

– Ну, ты долго?! – Заглянул в опустевшую аудиторию Чиж, числившийся в списках, как Кирилл Чижов. Ещё один, топтавшийся за его спиной, предпочёл остаться в тени.

Татарин не сказал ни слова. Он только посмотрел так, что жизнерадостный Чижик потемнел с лица и виновато попятился, осторожно прикрыв за собой дверь. Я откинулась на спинку стула и теперь с неприкрытым интересом наблюдала за тем, как Татарин продолжил своё занятия, будто и не было этой секундной вспышки внутри, будто не он только что пожелал другу исчезнуть, раствориться, будто не он спустил на того всех чертей, удерживаемый от унизительных слов лишь моим присутствием.

– Значит, ты здесь главный. – С утверждением произнесла я, глядя, как парень старательно выводит на удивление ровные, аккуратные буквы.

Он лишь усмехнулся, не поднимая на меня глаз, не удостоив ответом.

– И что это сегодня за выходка? – Я припомнила его стремление обратить на себя внимание. – Творческий эксперимент? – Неуверенно предположила, пытаясь вывести на эмоции, личное задеть, затронуть. – Чего ты хочешь? – Я деловито бросила фразу и в этот момент он на меня всё же посмотрел. Твёрдо, уверенно. Заставляя подавиться собственными словами.

– Сколько ты стоишь, кукла? – Небрежно бросил Татарин и скривился от понимания, что я тоже продаюсь. Как все. Как любой, как каждый. Продаюсь, только нужно назвать верную цену.

И я не обиделась. Ни за вопрос, ни за то понимание, что отобразилось на его лице.

– Смотря, что ты хочешь мне предложить. – Ожидаемо ответила и так же, как и он любил сам, нагло впилась в парня взглядом.

Красивый, молодой, горячий. Наглый, дерзкий, с агрессивной сексуальной энергетикой. Он давил, он топтал, он подчинял себе! Прочесть меня хотел и этим делал больно. Жалил своим дыханием, уничтожал взглядом. И, казалось, прикоснись он ко мне сейчас… пусть даже мимолётно… ни я, ни он сам не выдержали бы, лопнули от напряжения, взорвались от столкновения сил и желания не стать поигравшим.

– Что ты хочешь мне предложить, дружок? – Подсказала я, на что парень впился в меня взглядом, будто прицениваясь, будто готовился вскрыть мою голову и прочесть все, даже самые непристойные мысли.

– То, что можно купить за деньги, ничего не стоит. Так что уж точно не деньги. – Проговорил он сдавленным шёпотом, а я, не желая поддержать это уединение, интимность момента, надумала укусить.

– Ну да, особенно если учесть, что их у тебя нет.

– Особенно, если учесть, что их у меня нет. – Эхом отозвался Татарин и безумным показался в это мгновение. Взгляд безумный и улыбка такая же. – Дай время и я решу этот вопрос. – Заверил он, пообещал.

– Записал тему? – указывая на журнал, я головой кивнула, а Татарин осторожно отодвинул его от себя, тут же, за мной следом переключаясь, и малейшим намёком не указывая на секундное помутнение рассудка.

– Обращайтесь. – Невозмутимо улыбнулся он и помог сложить мои конспекты, учебники. – Я провожу. – Бодро вызвался он, приметив моё замешательство в коридоре, когда вместе вышли. – Зачем вам это нужно? – окликнул вопросом, когда вырвалась вперёд, и я обернулась, осыпая его проклятьями за то, что в принципе со мной снова заговорил.

– Что именно? – Резко остановилась я, развернувшись к парню всем корпусом.

Уловив этот протест, смакуя момент и моё напряжение, Татарин сдержал улыбку. Сделав ещё несколько шагов, он прижался плечом к стене, поглядывая так, будто ситуация его забавляла.

– Морока эта с преподавательством… – он склонил голову набок, прицениваясь к своим словам и моей на них реакции. – Это не ваше. Не подходит по темпераменту.

– Зачем? Для самоутверждения, разумеется. Когда-то меня именно из этого института хотели исключить, а я справилась. Чем не повод для гордости?

– Кому и что доказать пытаетесь?

– Никому конкретно. Разве что себе… Что сильнее обстоятельств, в частности.

– Наплюйте на обстоятельства, Наталья Викторовна. Жизнь нужна, чтобы наслаждаться, а не для того, чтобы что-то кому-то доказывать.

– Наслаждаться на ровном месте и в гордом одиночестве? – Хмыкнула я с вызовом, он же оставался абсолютно спокоен, безразлично плечами пожал.

– А вы по сторонам оглянитесь, глядишь, и приметите кого. – Хитро прищурился, а я, недовольная тем, что мальчишка начал подобный разговор, категорично головой качнула.

– Рядом со мной только ты. И что?

– Да ничего. Может, именно в этом смысл?

– Ты сейчас о той простой истине, что лучше синица в руках?

– А вы сомневаетесь в том, что синица? Что? Ещё и на дятла похож?

– Не на дятла. Не на птицу вообще. На пса брошенного. Голодного, облезлого, озлобленного. А ведь не пёс ты ещё, Татарин. Щенок. И не власти тебе хочется, верно? А чего? Ласки, любви, заботы? Ты сам-то это осознаёшь, нет?

– Что же вы вот так сразу полёт фантазии обрубили, Наталья Викторовна? – он неодобрительно покачал головой. Притворства в этом жесте было гораздо больше, чем он показать хотел, но смысл того, что это мелочи, я уже уловить успела и позволила ему подобную шалость.

– А потому что не нужно со мной в такие игры играть. – Процедила я сквозь зубы, понимая, что вот она, его душа. Во всей красе. Развёрнутая.

Скривилась в отвращении, что и свою собственную маску сбросила, а оттого не заметила, как Татарин пошёл на меня, как попытался морально прижать, придавить.

– Я сказала тебе: расстояние вытянутой руки! – Озлоблено прошипела я, а он только воздух ртом хватал, наслаждаясь страхом, что учуял. Снова покачал головой. Снова мои слова пришлись ему не по вкусу.

– Расстояние вытянутой руки? – Татарин прищёлкнул языком, мысленно уничтожая эту дистанцию. – Как это? Сколько? – Пакостно ухмыльнулся. – Моей руки или вашей? С глазомером проблемы. – Пояснил, будто в оправдание, а я на такой необходимый сейчас шаг отступила, пытаясь отыскать выход из западни собственных страхов.

Вытянула руку вперёд, обозначая границы допустимого, и тут же почувствовала его тепло. Реальное, пульсирующее и… такое манящее… Такое, что самой от этих мыслей страшно стало. А он уловил. Быстро. Стремительно. Ещё до того, как эта мысль успела расправить крылья. Его глаза вспыхнули и погасли, поддаваясь подавляющему контролю. Татарин на мгновение прикрыл глаза, чувствуя, как мои ногти впиваются в его грудь, и решительно выдохнул. Подался вперёд, заставляя уже кистью в него упираться, сдерживая буйный мальчишеский напор. В ладошку стучалось горячее сердце, и я плавилась под этими звуками. И верить им хотелось. Таким открытым, таким ярким, манящим. Чтобы для меня это сердце стучало. Вот такая тварь… Использовать и выбросить. На большее пока не способна.

Я одёрнула руку, будто обожглась, и сжала зубы, не желая поддаваться минутной слабости.

– Не делай так больше. – Проговорила ровно и, казалось, именно этот тон взбесил его больше. Взбесил, возмутил, задел за живое. Он не хотел, чтобы было так, и всем своим видом этот протест демонстрировал.

Мальчишка передёрнул плечами, оставляя благоразумие где-то позади них. Резанул колючим, внушающим опасения взглядом. Тем самым, что при встрече выворачивал меня наизнанку. Сделал резкий выпад вперёд, прижимаясь вплотную, и так застыл, ожидая, что же отвечу. Внушая тем самым, что сама провоцирую, что виновата, что ситуацией вроде как владею, хоть и неумело, а я терпеливо прикрыла глаза, не зная толком: сейчас ударить, заставляя опомниться, или как привыкла, гораздо позже и обязательно в спину.

– Я же тебя просила. – Осторожно выдохнула, а он угрожающе зарычал.

– Если бы просила, я бы услышал. – Прошептал, а когда я подняла на него взгляд, улыбнулся. Дерзко, с вызовом. – Но ты просить не захотела. Привычно для себя самой решила приказать. А бродячие дворовые щенки вроде меня к командам наглых породистых сучек не обучены. Не реагирую на команды, выполнять их не могу. Только любить умею. А любовь эту нужно ещё заслужить. Лаской, заботой, вниманием. И вот тогда даже голос повышать не придётся. Из шкуры вылезу, а что прикажешь, выполню. И дороже этой любви ничего у тебя не будет. Как условие? Потянешь?

– Что ты несёшь, Татарин?! – пытаясь привести его в чувства, я оттолкнула, а мальчишка взвился, прижал меня к стене, наваливаясь всем весом. Инстинкты взяли верх и он провёл ладонью по моему бедру, заставляя колотиться от бешенства. – Пошёл к чёрту, ублюдок! – Вырвалась я и шагнула в сторону, нервно сглатывая. Татарин же, крепко зажмурился и осторожно выдохнул.

– А ведь всё может быть по-другому. – Спешно проговорил он, будто, и, правда, пытался в этом убедить. – Только жизнь свою пересмотреть нужно, ценности в ней.

– Ты меня жизни будешь учить, щенок? – Удержалась я от желания дать увесистую оплеуху. А злость и обида клокотали внутри, заставляя совершать ошибки, заставляя метнуться к нему, прижаться сильнее, чем секунду назад. – Ты?! – Ворот его футболки в кулак сжала, пытаясь встряхнуть.

– А это уже дискриминация, Наталья Викторовна. Дискриминация по возрасту, не так ли? – Довольно оскалился он и отступил, стряхивая мой кулак с воротника футболки. Я послушно отошла, безвольно опуская руки. – И в этом вы вся. – Смешливо добавил он. – В окружении условностей, ограничений, правил. Но ведь другая же! – Последнее выкрикнул, нервно растёр лицо ладонью, сбрасывая маску безразличия. – Своенравная, гордая, дерзкая! Плохая девочка, которая прячется в футляр кроткой и воспитанной. Но ты не такая! Я вижу это… знаю! Оттого сейчас и бесишься! – Гневно прошипел он в моё лицо, глядя, что молчу, что уступаю.

– Думаешь, ты лучше? Думаешь, сам всю жизнь сможешь плевать на мнение других, да?

Татарин нервно тряханул головой.

– Уверен, что так и будет. – Заявил, а я рассмеялась.

– Да уж, достижение… своего преподавателя трахнуть! Ведь этого хочешь?

– Тише, Наталья Викторовна. – Приложил он палец к губам, нависая надо мной, запахом своим окружая, обезоруживая, своей силой, которой намного больше, чем казалось мне изначально. И сила эта, мощь, пульсирует в нём, заставляя приклониться любого, кто приблизится. – Пусть это останется между нами.

– Дурак ты, Татарин. – Отмахнулась я, заставляя себя забыть всё, что сказано, что происходит, что чувствую.

А что я, собственно, чувствую? Вероятно, то, что где-то не хило так дала маху, строя планы на долгую счастливую жизнь. Вот, смотрю на него сейчас, слушаю, и понимаю, что не сходится. Алгоритм решению не подлежит. А Татарин и эти мои мысли считывает, словно сканер.

– И всё же вы дали мне время. – Нахально улыбнулся он.

– Что? – Нахмурилась я, не понимая, что имеет в виду.

– Время на то, чтобы подобрать ключи, чтобы разгадать тайну.

– Ты о чём сейчас, дитя горькое? – Склонила я голову набок, ухмыляясь его самоуверенности.

Не думая о том, как сейчас выгляжу, я протянула руку и провела по его коротким волосам, взъерошивая их.