– Нет, я пережил, правда. – Было чувство, что он оправдывается. – Это ведь давно было, словно в прошлой жизни. Осенью ещё, Лиза тогда как с цепи сорвалась, так и напрашивалась на неприятности. На работе практически не появлялась, всю ночь по клубам, по барам, я даже не знал, с кем она ночует… – Горько ухмыльнулся. – Валера тоже недолго выдержал такой жизни. Ты ведь помнишь Валеру?

Я, не задумываясь, кивнула, Григорий Степанович повторил моё движение, только совсем безжизненно, слишком безразлично.

– Он и сам объяснить не мог, что с ней происходит, и однажды просто сказал, что устал. Что ему жена нужна, а не блудливая шлюха. Лиза тогда рассмеялась ему в лицо, кричала, что он ей сто лет не нужен. Ты не подумай, – кинул на меня торопливый взгляд, – при мне всё было, не придумываю ничего.

– Мне Лиза сказала, что это он её бросил…

Зачем-то добавила я, наверно, просто не знала, как реагировать и что говорить. Не было у меня нужных слов.

– Это уже потом она его во всём обвинила. Потом… честно, я не знаю, когда её упустил. Дома пытался запирать… Бесполезно всё.

– Извините, если что не так, я действительно не знала…

– Это ты меня прости, – похлопал он меня по ладони, которая так и лежала по центру стола, я её одёрнула, но Григорий Степанович понял. – Наверно, чем-то подобным всё и должно было закончиться. Только, – он поглубже вздохнул, – только…

– Не нужно…

– Знаешь, а мне ведь даже не с кем поговорить. Оказалось, что кроме тебя у неё и друзей-то не было. Так…

– Всё образуется, вот увидите…

– Ты просто не видела её сейчас. Вот, две недели как из больницы забрал. Честно, даже не знаю, что и делать…

– Так плохо?

– Она как не живая. Ни с кем не разговаривает, врачи говорят, что это психологическое, ведь говорить она может. Это тогда, сразу, вместо крика только рот открывала и беззвучно плакала… Не узнавала никого. А когда появились силы сопротивляться… Она даже не понимала, что уже всё закончилось, что больше её никто не обидит, словно и не видит перед собой ничего. Брыкалась, выкручивалась из рук, падала на пол, сбивая только зажившие колени в кровь. Врач говорил, что внутри всё отбито, она практически инвалид. Практически…

– Но ведь есть реабилитация… медицина… сейчас такой уровень.

– Только при условии, что есть желание. – Пожал он плечами и уголок губ дёрнулся, словно пытался поползти вверх. – А она не хочет. Не может терпеть эту боль…

– Знаю, я вряд ли пойму, но могу зайти к вам. Просто поддержать!

– Не стоит, Галь. Не нужно. Иногда она бывает агрессивна, сиделки не справляются, поэтому дома круглосуточно дежурит санитар… В твоём положении это просто небезопасно.

– Но ведь нельзя оставлять так!

– Не думай, я не сдался. – Улыбнулся Григорий Степанович. Практически как раньше. – Просто сейчас очень сложный период. Мы готовимся к пластике, нужно время, нужно терпение, Лиза, правда, отказывается. Только я её не слушаю.

– Ей тяжело, это нормально. Нужно найти хорошего психолога. Я хожу на курсы, там есть группы и для жертв пострадавших от насилия. Это помогает. Помогает не бояться.

Пытаясь подавить своими эмоциями апатию Григория Степановича, настаивала я, подпрыгивая на месте от досады.

– Она не хочет. Она закрылась в себе. Врач говорит, что Лиза ещё не готова, что ещё очень рано… не знаю.

– А их поймали? Тех, кто это сделал? – Вдруг пронзила меня отвратительная мысль. – Их ведь наказали, так?

– Никто ничего не видел, Галя. Никто. Ничего. Не видел. – Словно заученную фразу повторил он. – Или просто не хотел видеть. – Добавил устало и вздохнул.

– Но это не правильно, нужно бороться! Чтобы Лиза знала! Чтобы… – Задохнулась я потоком воздуха и закрыла рот, пытаясь перевести дух, но Григорий Степанович достаточно жёстко и категорично покачал головой, опустил веки.

– Я не знаю, что это значит, но иногда, во сне, она говорит… шепчет одно и тоже слово: «Я заслужила, я заслужила…». И мне страшно Галя, потому что она винит в этом себя. Не тех животных, которых ошибочно считают людьми, а себя, понимаешь?!

– Не знаю! – Я отклонилась к спинке стула, нервно притянув ноготь к губам. – Давайте, ну, я не знаю… устроим ей эмоциональную встряску! Соберёмся все вместе, чтобы она понимала, что не одна. Лиза просто запуталась в своей обиде, в этом унижении. А мы соберёмся вместе. Я Валере позвоню, уверена, он не откажет. Антон, Дина, Марина…

– Антона нет, Галя. – Прошептал Степан Григорьевич, а я не обращала на это внимание, уже была полностью погружена в свою задумку.

– Так мы позвоним ему! Пусть приедет. Мы друзья, просто каждый слишком увлёкся личной жизнью, так бывает, когда строишь новые отношения, но ведь друзья, на то они и друзья, чтобы всегда приходить в трудную минуту… Где он?

Я даже телефон достала, собираясь набрать его номер. А ведь и действительно, уже месяца четыре как не звонит, а я и не задумывалась…

– Его нет. Совсем нет. – Я посмотрела на него, слушая механический голос автоответчика, извещающего, что абонент временно недоступен.

– Не доступен. – Согласилась, подозрительно косясь на телефон. – Ничего, я завтра обязательно…

– Тебя наверно не было в городе на Новый год, я правильно понимаю? – Я посмотрела на Григория Степановича, не понимая, к чему тот ведёт, но при этом промолчала.

– Да, мы ездили с мужем отдыхать, но при чём…

– Антон умер. Самолёт, на котором он летел в Таиланд, не приземлился, и покоится где-то в океане. Его больше нет.

– Нет… – Покачала я головой, понимая, что этого просто не может быть.

– Теперь я понимаю людей, которые приносят плохие вести, Галя. Но это действительно правда. Все газеты, телевидение, радио пестрило сообщениями о смерти наследника. Я был у Бориса, так, он тоже не верил. Точнее, не поверил бы, если бы не разговаривал с Антоном перед самой посадкой, если бы не проводил его на самолёт, если бы… – Глядя на меня уставшими глазами Григорий Степанович, поджал губы. – Его просто нет. И… Галя, насчёт Лизы… не дави на неё. Не приходи. По крайней мере, пока. Я прошу тебя. Так всем будет лучше и тебе в первую очередь.

На этом он подозвал официанта и оплатил счёт, стараясь не смотреть в мою сторону. А я находилась в прострации. Мир вокруг рушится, а я этого даже не замечала. Посмотрела в одну сторону, в другую… За окном мирно прогуливались прохожие… Подступившая тошнота подавляла меня, заставляла вспомнить о том, что я жива. Я – жива! От пробежавшегося озноба меня передёрнуло, резко заболела голова и пришлось закрыть глаза руками, потому как радужные круги перед ними приобретали всё более чёткое очертание.

– Не хочу. Я так больше не хочу…

– Девушка, вам плохо?

Подняв голову, я увидела миловидного паренька в фирменном фартуке.

– Извините… воды, если можно. – Промямлила губами, которые отказывались шевелиться. Пальцы на руках онемели и я не могла ими пошевелить, а на лбу выступил холодный пот.

Спинка стула казалась спасительной стеной, которой мне сейчас так не хватало. Я пыталась дышать глубже, но тошнота то и дело подступала к горлу вновь. Я посмотрела на только что принесённый стакан воды.

– А можно с лимоном? – Попросила, понимая, что мой голос практически не слышен. Попыталась прокашляться, но парень услужливо кивнул и уже через полминуты передо мной стоял другой стакан. Сделав два глотка, я смогла вдохнуть свободно. Достала из сумочки телефон, пытаясь найти в списке вызовов нужный.

– Алло, Егор Владимирович? Это Галя. – Бормотала невнятно.

– Слушаю.

– Я сейчас в торговом центре на Столичной, тут на первом этаже кафе. Не могли бы прислать человека меня забрать. Неважно себя чувствую.

– Я сейчас Шаху позвоню, он где-то недалеко. – Стандартным текстом отозвался Кречетов, заставляя меня пожалеть о том, что как всегда ему позвонила.

– Нет, нет, не стоит. Я подожду. Не хочу, чтобы Дима волновался.

– Галя! – Рыкнул тот предостерегающе.

– Ладно. – Проворчала. – Звоните кому хотите. Я буду здесь.

– Жди.

Не прошло и пятнадцати минут как на пороге кафе возникли две единообразные фигуры. Парни из Диминой охраны, которая вдруг усилилась за последние пару месяцев. Да, наверно это было хорошо, потому что я пока так и не пришла в себя, не определилась, как отношусь к тому, что случилось и вообще, зависла на стадии отрицания.

Ребята сопроводили меня до автомобиля и отвезли домой, где, сидя в одиночестве, я в полной мере ощутила всю ничтожность человеческой жизни. Наверно, это была небольшая истерика, потому что я не помнила толком, что происходило за последний час. Я переходила из одной комнаты в другую, никак не могла найти место для раздумий. Точнее, было такое чувство, словно я что-то ищу и никак не могу найти. Были слёзы. Были рыдания. Было чувство пустоты и полнейшей ничтожности. И, в конце концов, мне было его жаль. Жаль молодого здорового парня, у которого, быть может, впереди были открытия и достижения, были свои цели и мечты, любимая музыка и футболка, приносящая удачу. И как глупо всё это закончилось. Нереально, словно и не с нами было. Я помню его улыбку, уверенный взгляд, как он грустил. А теперь ничего этого нет. Его нет, и больше никогда не будет. Что я чувствовала? Частичка меня умерла вместе с ним. Да. Сейчас я уже готова была поверить. Готова признать, но не могла смириться! Не могла понять, как такое произошло. Почему? Почему с ним? Этот Новый год… Мы собирались провести его вместе где-нибудь на берегу у тёплого океанского прибоя. «Мы». А теперь есть только я. И у меня существует другое «мы», своё. И семья, и будет ребёнок, и есть любящий муж… Ведь всё это могло быть и у него.

– Вот ты где.

Взволнованный голос мужа заставил меня резко дёрнуться. Тревожный взгляд внимательно прошёлся по фигуре, дважды возвращаясь к животу и, наконец, поднялся к глазам. Дима плотно сжал губы и сделал пару шагов навстречу, наверно, ожидая от меня того же. Но мои ноги идти отказывались. Впрочем, желания идти к нему тоже не было. Я всматривалась в его глаза, которые пытались внушить спокойствие в уверенную стойку, в строгий разворот широких плеч.

– Что здесь делаешь? – Уточнил он, понимая, что я веду себя странно. Пришлось оглянуться: я стояла в его мастерской напротив большой картины со своим изображением. Почувствовала резь и усталость в глазах: я смотрела на неё, не отрываясь, пытаясь уловить что-то. Что-то такое, что с появлением Димы исчезло бесследно. Почему-то почувствовала себя вором, который попался на месте преступления.

– Что-то случилось? – Снова спросил он и сделал ещё один шаг вперёд. Прищур на глазах приобрёл угрожающий вид, подбородок чуть вздёрнулся вверх, как и каждый раз, выдавая недовольство. – Ты плакала?

Дима приблизился вплотную и едва ли его волновали выставленные вперёд ладони. Он просто подавил это вялое сопротивление, и, удерживая за подбородок, повернул моё лицо к свету.

– Ты плакала. – Произнёс утвердительно с лёгкой ноткой задумчивости. – Галя?..

Я снова встрепенулась, только в этот раз Дима крепко прижимал меня к себе. Слёзы непроизвольно покатились по лицу, а он, не выдавая эмоций, просто смотрел на влажное лицо, на тёплые солёные ручейки, на дрожащие губы. Смотрел и ждал ответа.

– Галя?..

Повторил, а в этот момент мои зубы застучали, а тело сотрясалось от сильного озноба. Одновременно с которым разливалось колючее тепло. Болезненное. Горькое. Словно отравленное.

– Тише, малыш, т-шш. Всё хорошо. Я с тобой, я рядом. – Принялся он приговаривать, поглаживая меня по волосам. И эта жалость… уже к самой себе, окончательно добила меня, заставляя не просто плакать, а пополам согнуться, заглушая рыдания вопли.