– Вызывай, – сквозь зубы произнесла та. – А меня не трогай! Коновал… Тебе сказали, что надо делать, ну так и делай.

С матерью было бесполезно спорить. Она не доверяла Игнату ни в чем и никогда. Он обманул ее с самого своего рождения, появившись на свет мальчиком, а вовсе не девочкой, которую она так ждала, а значит, Игнату нельзя было доверять.

«Скорая» прибыла через десять минут.

Фельдшер оказался знакомым Игната, и это тоже взбесило мать. Она автоматически не доверяла и друзьям сына. Женщина потребовала вызвать себе другую «скорую». Эту же, прибывшую на вызов бригаду, она назвала «неправильной». Она злилась и кричала, утверждала, что Игнат специально подпилил стул, чтобы она упала.

С ней возились довольно долго, пытаясь успокоить, уговорить съездить на рентген в больницу – подозревали перелом руки и, возможно, сотрясение мозга. Не сразу, но уговорили. Фельдшер потом отозвал Игната в сторону и сказал, что хорошо бы проверить мать на возрастные изменения…

Игнат кивнул, хотя знал, что мать вела себя так всегда. Он уже ничему не удивлялся и не возмущался.

В больнице мать, наконец, позволила себя осмотреть. Ни сотрясения, ни перелома у нее не нашли, хотели оставить на некоторое время, понаблюдать, но мать не позволила. Потребовала себя выписать. Игнат все это время находился рядом с ней, терпеливо ждал.

Потом отвез мать домой.

– Ты сегодня не идешь никуда? – строго спросила Лариса Игоревна.

– Нет, мама, я сегодня не дежурю.

– Тогда помоги мне. Мне неудобно без сопровождения, что я, одинокая какая… Через два часа музыкальный вечер у нас в парке, потом танцы. Почетный гость – Вилен Сильнов, я обещала ему быть на вечере.

– Мама, может быть, ты побудешь сегодня дома, отдохнешь? – предложил Игнат.

– Я обещала, – опять сквозь зубы произнесла Лариса Игоревна.

Она не подчинялась Игнату совершенно, она не хотела ничего слушать, никакие уговоры – поберечь себя хотя бы сегодня – не действовали на нее.

Наоборот, возражения Игната действовали на нее словно красная тряпка на быка, только еще больше заводили. Чем спокойней был сын – тем больше сердилась мать. И так было всегда…

– Хорошо, мама. Я отведу тебя на вечер, а потом помогу добраться до дома. А завтра мы решим, что делать дальше.

– А что делать? Ничего не делать. Зачем что-то делать!

Игнат отвел ее на вечер в парк.

Сегодняшнее представление посвящалось композитору Вилену Сильнову, восьмидесяти четырех лет. Известному автору песен, которые были популярны в прошлом, да и сейчас их охотно исполняли в ресторанах.

Вилен напоминал сытого, здорового младенца – такой же лысый, круглощекий и веселый, с задорным пухом на макушке. Только одетый во фрак. Вилен был в восторге от матери и целовал ей руки.

«Да что ж такое, – думал Игнат, сидя неподалеку от веранды, где танцевали пожилые пары, и мать с Виленом в том числе. – Как же мне удрать отсюда? Как уехать из Кострова? И, главное, с матерью ведь невозможно нормально поговорить. Вот просто невозможно, и все тут!»

К Игнату подходили несколько раз – и дамы, подруги матери, и кто-то из местной администрации. Все восхищались Ларисой Игоревной и свысока наказывали Игнату беречь ее. Он вежливо улыбался, кивал и ничего не чувствовал при этом. Ни любви, ни ненависти. Ни раздражения к людям. Об Алисе он тоже старался не вспоминать.

Он думал о своей работе и о том, что бы еще усовершенствовать в его ингаляторе, позволяющем людям обрести полное дыхание.

* * *

Дарья себе места не находила. Она, когда нервничала, испытывала потребность в движении, в разговоре, в каком-то действии…

Вот и в этот раз, поссорившись с Игнатом, Дарья сначала помыла все полы и окна в доме, сварила сложный обед из трех блюд, а затем, поздно вечером, побежала к Игнату, чтобы еще раз попросить у него прощения.

На него это всегда благотворно действовало – когда Дарья являлась мириться первой.

Но в этот раз чего-то не получилось. Дарья позвонила ему, попросила выйти. Не в дом же ей заходить, ведь там Лариса Игоревна. Игнат выйти отказался и заявил, что все бесполезно и мириться он не намерен. Сообщил, что, как только уладит дела с матерью, то уедет из города.

Дарья испугалась и принялась рыдать. Игнат в ответ сказал, что слезы не помогут, ему очень жаль, но он твердо решил уехать, и все тут. Затем связь прервалась, вероятно, он нажал на «отбой».

Дарья рыдала всю ночь, а на следующий день отправилась к Катерине, своей старшей сестре. Она в тяжелые моменты жизни именно к Катерине бежала за утешением, как и в детстве когда-то.

Сестра жила за городом, она работала бухгалтером при огромном агрохолдинге, где выращивали овощи, фрукты и зелень; этими дарами природы питалась вся область, часть уходила в соседние регионы и даже в Москву.

Агрохолдинг – своего рода завод, по сути; с полями, парниками, садами, где трудились наемные работники.

Это была какая-то другая, новая жизнь, непонятная Дарье. Она с детства думала, что все сельскохозяйственные товары поставляются в город из деревни, крестьянами.

Оказывается, не совсем так. Да, еще существовали фермерские хозяйства, напоминающие прежний, старый быт, но помимо них были и такие вот сельскохозяйственные предприятия, «заводы» на земле – агрохолдинги.

Мир изменился. Живя в городе, никто и не задумывался, откуда берутся продукты на полках супермаркетов…

Последние пару лет Дарья и в своей специальности стала сомневаться. Она работала учительницей географии в школе, и чем дальше, тем сильнее распространялось дистанционное обучение.

А что, если скоро и вовсе учителя станут не нужны? Их заменят специальные программы… Дарью подобные перспективы пугали. Она пока еще не понимала, что происходит, становится жизнь лучше или, наоборот – хуже, сложнее…

И в этом, новом, незнакомом мире оказаться вдруг одной, без надежного мужского плеча рядом – страшно.

Катерина уже ждала Дарью, в доме сестры пахло яблоками и корицей.

– Привет, родная. Штрудель испекла… Мои-то в отъезде, через неделю только вернутся. – Катерина говорила о своем муже и сыновьях, давно уже взрослых.

– И хорошо, посекретничаем вдвоем, как раньше… – обняла ее Дарья.

– Что случилось, на тебе лица нет, – забеспокоилась Катерина.

– Кажется, Игнат меня бросил, – пожаловалась Дарья и разревелась.

Потом, уже за столом, начала рассказ о том, что произошло.

– …Игнат вдруг заявил, что устал. Ему, как он выразился, надоела моя двойственность.

– Двойственность? Это что-то новенькое! – удивилась старшая сестра.

– Он говорит, что я все понимаю, но ничего не делаю. Что я обманула его – с детьми, например. Но я не обманывала! У меня своих трое, помню, как тяжело было с ними, еще маленькими, и тут четвертого рожать? Я хотела подумать, осознать…

– Не надо было ему ничего обещать с самого начала. Отвечала бы – «посмотрим, как получится». Но и он тоже хорош, взял женщину с тремя детьми, какой еще четвертый?

– Вот, Игнат тоже о том – почему я отказалась официально с ним расписываться? Но, если мы распишемся, то как с наследством-то? А мои дети как?

Поначалу Катерина мало что понимала из рассказа сестры. Но потом, постепенно, ее лицо приняло какое-то грустное выражение… словно она, наконец, сделала выводы и эти выводы оказались совсем неутешительными.

Дарья взмолилась:

– Катя, ну скажи, что ты об этом думаешь? Он гад? Он разбаловался? У него другая?

– Тут сложно сказать, – пожала плечами старшая сестра. – У вас с ним с самого начала как-то… и правда не по-настоящему было. Когда вы не пойми кто друг другу – ни муж, ни жена… Ни отец он твоим детям и ни отчим. Брак, конечно, тоже мало что гарантирует, но вот при подобном сожительстве, когда все на тоненькой ниточке висит и ничего определенного годами не происходит… то это тоже плохо. Это другая крайность, понимаешь. Ниточка, в конце концов, порвалась.

– И что делать теперь? – испугалась Дарья.

– Он хороший мужик-то, твой Игнат. Надо было тебе замуж идти, когда он предлагал.

– Но дом…

– Плевать на дом, человек важнее, – сдержанно произнесла Катерина. – Вот что тебе этот дом?! Дети все равно из него разлетятся. Люда вон уехала, скоро и Маша с Колей тоже уедут.

– Понимаешь, я еще за девочек боялась, как, чужой мужчина рядом…

– Ты же Игната хорошо знала. Он не маньяк, не тайный извращенец.

– Но все пишут…

– Вот именно, «пишут»! Да, в соцсетях только об этом и пишут, но ты же с живым человеком жила, ты его видела…

– И передач столько об этом, и в новостях! А у меня девочки…

– Тогда вовсе не надо было с мужчиной связываться, – устало произнесла Катерина. – Ты вот и в этом тоже… действительно двойственная. Нет, нет, не хочу сейчас на тебе топтаться, обвинять только тебя… И Игнат, наверное, тоже в чем-то виноват, не проявил вовремя настойчивость… Хотя какая настойчивость. Тебя же не переупрямить!

– Он тряпка, он не мужик! – вырвалось у Дарьи.

– Ага, теперь тебе его обвинить надо, чтобы полегчало? Он не тряпка совсем. Он тебя слушал и шел навстречу. Принимал твои условия… Но ты его просьб упорно не замечала, игнорировала. Ты Игната не слушала и не слышала.

– Да он мне ничего не говорил! – возмутилась Дарья.

– Все он тебе говорил, только без нажима и шантажа, без этого «бычения», свойственного альфа-самцам. А ты что, хотела, чтобы Игнат по столу стукнул кулаком да рявкнул? Вот только тогда это бы стало считаться настоящим разговором, по-твоему? Но он же, Игнат, не такой… Он говорил с тобой, как нормальный воспитанный человек говорит с другим нормальным воспитанным человеком…

– Ничего он мне не говорил! Все внезапно случилось, раз – и он заявил, что устал и хочет уйти. Ничего не предвещало же!

– Даша, Даша… Ну я же тебя знаю… И Игната тоже неплохо успела изучить, – мягко произнесла Катерина. – Я, вообще, думаю, что он из тех людей, что долго терпят, а потом взрываются, и все, уходят с концами. Люди бывают двух типов в основном. Есть те, кто постоянно выясняет отношения, на каждом шагу, а есть такие, как Игнат…

– Так ты думаешь, что все пропало? – с тоской произнесла Дарья. – Я его потеряла, Игната больше не вернуть?

– Попробуй еще раз объясниться с ним. Согласись со всеми его условиями – разумеется, с теми, которые и тебя устраивают… Себя тоже не надо ломать, в угоду-то… Покажи ему, что ты его слышишь.

Дарья вздохнула. Смахнула слезы с лица, попыталась улыбнуться:

– Ты такая умничка…

– Нет, милая, я очень-очень простая. И по статьям в интернете, по советам блогеров не живу. Стараюсь своей головой думать. Я тебя отчасти понимаю. У тебя девочки… Две девочки и мальчик. Ты хотела их обезопасить и потому держала Игната на расстоянии. Сколько матерей, которые ради «штанов» в доме пожертвовали своими детьми. Но годами (годами!) держать порядочного человека на вторых ролях…

– Он сказал, что его очень обижало, что я его выставляла из дома, когда он заболевал, – призналась Дарья. – Но это же нормально и правильно…

– Ох, тут трудно судить, – покачала головой Катерина. – Если при каждой простуде мужика отселять, то… Я не знаю, это как все время давать ему понять – ты никто, твоя жизнь и твое здоровье второстепенны.

– Ага, он с разной заразой работает, я должна детьми рисковать?!

– Так и не связывалась бы с ним вообще!

– Он тоже так сказал! – истерично рассмеялась Дарья.

– Послушай, если бы он чем-то таким серьезным заболел… очень опасным – тогда да, наверное, надо человека отселить на время, пока не выздоровеет. Туберкулезом там, или чем-то подобным… А при каждой простуде из дома гнать – это перебор. Вот если у тебя кто-то из детей заболевал, ты его, этого ребенка, от других деток отселяла? А если ты сама заболевала, ты – бежала прочь из дома?

– Но это другое!