Я присела на ближайшую скамейку, подставляя лицо капризному осеннему солнцу. Мне было о чём подумать. Связана ли картина со вчерашним происшествием в Лериной квартире? Возможно, да. По крайней мере, в этом был убеждён мой муж. В связи с этим он настаивал на разговоре с Лерой о немедленном возврате ей картины. Я не была настроена так же решительно и попробовала объяснить, что у Леры аврал: вскрыли квартиру, заливает сосед сверху, да к тому же ещё и начат ремонт. Муж на это парировал, что ремонт ремонтом, а у нас – Машенька. В итоге мы сошлись на том, что я пообещала серьёзно поговорить с подругой. Но как с Лерой можно говорить серьёзно?

Сама я сильно сомневалась даже в самом факте взлома квартиры. Лера даёт ключи от квартиры кому попало. Не удивлюсь, если выяснится, что это дело рук кого-нибудь из её знакомых. Хотя… даже неясно, что именно было этим «делом». У Леры обычно такой беспорядок…

Да и действительно, кому могла понадобиться картина? Это же копия, не оригинал. Хотя, как говорят, доверяй, но проверяй. У меня дома нет оборудования, чтобы это проверить. Но на первый неискушённый взгляд – это всё же копия. Качественная копия, созданная лет пять-семь назад. Не сто лет назад. А картина Моне, конечно, старше ста лет. Однако сам художник, сделавший копию, похоже, считал работу архиважной. Почему?

Думаю, стоит почитать поподробнее про эту картину. Хорошо, что я прихватила с собой несколько книг и свои ещё студенческие конспекты по импрессионизму. Пока Маша спит, попробую немного разобраться в этой ситуации, а заодно освежить память. Кстати, неплохо было бы и самой освежиться – выпить воды с газом. Достаю всё необходимое из сумки, прикреплённой к ручке коляски, чтобы не таскать всю эту тяжесть на себе. Заодно проверяю время. Без пятнадцати час. Ого, мы уже гуляем целый час. А пропущенных звонков нет? Нет. Я вздыхаю и уже второй или третий раз за этот час набираю телефон Леры.

Ну конечно! Её телефон вне зоны действия сети. С Лерой это часто случается. И как всегда, не вовремя. Я знаю наверняка, что она просто забыла его зарядить. Но всё равно немного начинаю за неё беспокоиться. И с каждым пропущенным звонком мне всё меньше и меньше хочется, чтобы картина оставалась у нас дома. С другой стороны, как не попробовать разобраться во всём самой?

Пока мы гуляли в парке, у меня окончательно и бесповоротно созрел план. Когда Маша проснулась, мы уже были на полпути в реставрационную мастерскую, где реставратором работала моя подруга Рената. На всякий случай я кинула Ренате эсэмэску, что мы с Машей хотели бы к ней заглянуть, получить справку по поводу одной картины. Рената сразу ответила, что будет рада с нами повидаться. Всё складывалось удачно. И я со спящей Машей даже успела заглянуть домой, чтобы прихватить картину.

Небольшая заминка возникла лишь по дороге в мастерскую. Машина коляска не из маленьких и не из самых лёгких, а нам нужно было свернуть с широкой основной дороги на маленькую узкую дорожку и преодолеть небольшую горку. Это требовало некоторых усилий с моей стороны. Я старалась действовать постепенно. Тише едешь, дальше будешь. За это время несколько прохожих успели нас обогнать. Что ж, я ничего не имела против обгона.

«Ну, кажется, всё. Теперь можно прибавить шагу», – подумала я, когда подъём закончился, и взглянула на часы. И хотя о точном времени мы с Ренатой не договаривались, что-то заставило меня поторопиться. И я свернула на более широкую тропинку, огибающую череду парадных, казалось, построенных из того самого кирпича, по которому Элли шла в Изумрудный город. Однако стоило мне подумать о времени, как пожилая женщина, идущая впереди меня, встала как вкопанная, преградив нам дорогу.

За секунду до этого прозвучал сигнал домофона, оповестивший о выходе кого-то из парадной, и теперь женщина с любопытством изучала выходящих из дома людей. Прямо посреди дороги. Как же это некстати! Решив, что если постараюсь, то смогу обойти её справа, я решительно сделала шаг в сторону и… чуть не столкнулась с велосипедистом, появившимся, казалось бы, из ниоткуда.

«В следующий раз надо будет пойти другим путём, – мелькнуло в голове, пока я прислушивалась к бьющемуся сердцу. – Хорошо, что не сделала на шаг больше!»

Тем временем велосипед синего цвета растаял вдали. А я, немного отдышавшись, продолжила движение в сторону мастерской, где нас ожидала Рената.

– Привет-привет, девчонки! – обрадовалась нам Рената. – Хотите чаю? Машенька, ты такая большая уже!

Мастерская подруги казалась мне чуть ли не самым уютным местом на земле (после дома, разумеется). И очень интересным. Здесь было много вычурной антикварной мебели, которую нужно было подлатать, а возможно, и подарить новую жизнь. Мебель – это страсть Ренаты. Она даже сама сделала себе стол из сломанного гарнитура и выложила на нём очень красивый мозаичный узор. Рисунок получился настолько сложный, что не сразу обратишь внимание на скрытые ящики и тайники в столе. И как раз на нём всегда находится место для небольшого заварного чайничка, вкуснейшего и разнообразного печенья и, конечно, одной или двух лишних чашек чая на случай внезапных гостей. В другой части мастерской находятся картины. И они всегда тщательно спрятаны от влаги, света и посторонних глаз. Но иногда у подруги можно увидеть и предметы из других материалов. Сегодня мой взгляд первым делом выхватил фарфоровые часы, украшенные фигурками влюблённых пастуха и пастушки, а также двух кудрявых овечек.

– Привет, ты не обидишься, если чай мы попьём как-нибудь в другой раз, а сейчас только оставим вот эту картину? – сразу приступила к делу я. – Нам обедать просто пора. У Маши режим.

– Какую картину? – заинтересованно спросила Рената.

– Вот эту. Копию «Дамы в саду» Клода Моне.

– А что именно тебя смущает в ней? – спросила подруга, беря картину обеими руками в защитных перчатках. Я заметила, что длинные волосы она убрала наверх и за счёт этого казалась намного выше меня. Хотя мы практически одного роста.

– Смущает – пожалуй, не совсем то слово. Не совсем ясно, а ты… не можешь её проверить? Посмотреть слои…

– Хочешь, чтобы я проверила, нет ли под слоем десятилетней краски картины XIX или даже XVII века?

– Именно этого я и хочу.

– А как срочно тебе это нужно?

– Я бы заскочила к тебе сегодня вечером с тортом…

– К вечеру? – удивилась подруга.

– Постараюсь достать твой любимый «Северный мёд»… – извиняющимся тоном добавила я.

– Умеешь ты меня уговорить, ладно. Так и быть, отложу свои дела.

– Спасибо тебе большое!

– Не за что. Тогда до вечера.

– До вечера! Машенька, скажи тёте Ренате пока и помаши ручкой.

Маша осторожно помахала рукой. А я с облегчением передала картину Ренате. Подруга – мастер своего дела. Хорошо, что её реставрационная студия-мастерская находится недалеко от нашего дома. Думаю, к вечеру что-нибудь да должно выясниться.

Придя домой, я сразу бросила в кипящую воду немного мяса и заранее порезанные овощи. Потом вытащила из коляски недовольную ожиданием Машу и понесла её умываться и переодеваться. Заинтересовав Машу книжкой с большими картинками и звуковыми эффектами «Как говорят животные», я посадила её в манеж, а сама отправилась на кухню – измельчать овощи. Следующие пару часов были заняты исключительно Машей. Только в четыре часа у меня появилось время, чтобы наконец продолжить поиск информации по картине Моне.

Закончив поиск, я сопоставила факты, которые удалось узнать. Итак, что мне удалось выяснить, вспомнить и прочитать об этой картине:

Во-первых, полное наименование картины «Дама в саду Сент-Адресс» – по названию места, где она была написана в 1867 году. В Сент-Адрессе находилось имение семейства Лекард – родственников Моне. На картине была запечатлена не Камилла, как я раньше ошибочно считала, а Жанна Лекард – жена кузена Клода Моне.

Во-вторых, эта картина успела попутешествовать. Она участвовала в четвёртой выставке импрессионистов. Затем долгое время находилась в собственности семьи Лекард, дальше волею судьбы попала в галерею небезызвестного Дюран-Рюэля – организатора первых выставок импрессионистов, где её на закате XIX века покупает русский купец и знаменитый коллекционер П.И. Щукин. В 1912 году он продаёт картину брату – С.И. Щукину. Далее революция и национализация, всё принадлежит народу. Картина становится музейным экспонатом.

В-третьих, нельзя обойти стороной материал и размеры картины. Материалы, соответственно говоря, это холст и масло. Размеры оригинала 82 на 101 см. Он сейчас экспонируется в Государственном Эрмитаже. На постоянной выставке, посвящённой русским коллекционерам – И.А. Морозову и братьям Щукиным.

И наконец, в-четвёртых, во время рентгеноскопических исследований холста была выявлена фигура мужчины, расположенная немного правее дамы. Наверное, видение художником картины, как это часто бывает, изменилось в процессе работы. Именно этот факт днём и подсказал мне идею обратиться за помощью к Ренате.

Перечислив про себя наиболее интересные факты, я немного успокоилась. Маша ходила за мной по пятам. Иногда, чтобы отдохнуть, она пыталась схватиться за меня или опиралась на диван. С каждым шагом Маша становилась всё увереннее, на неё было приятно смотреть. Я залюбовалась ей. В этот момент раздался звонок. К моему приятному удивлению, это была Рената. Неужели ей уже удалось что-то выяснить?

– Алло, Рената?

– Наташа, привет! В общем, можешь забирать свою картину.

– Здорово! Сейчас примчусь. Тебе удалось что-нибудь найти?

– К сожалению, нет. Прости. Чуда не произошло.

– Ничего страшного! Тортик с собой всё равно захвачу! До встречи!

– Спасибо, но ты знаешь, это необязательно. До встречи!

– Обязательно! Пока!

Я была страшно разочарована. Надеюсь, Рената по голосу этого не заметила. Но, как говорится, отсутствие новостей – это тоже хорошие новости. Теперь осталось только забрать картину. Сейчас с работы как раз должен вернуться Серёжа. Попрошу его посидеть с Машей, пока я сбегаю в реставрационную мастерскую.

Ждать пришлось недолго, и потому я успела одеться и выйти из дома, пока на улице ещё не успело стемнеть. Любимая кондитерская, казалось, ждала именно меня. Внутри никого – за исключением девушек-продавщиц. Они слушали радио и болтали, а увидев меня, сразу приветливо заулыбались – наша семья частый гость в этом магазине.

– …Около двадцати полотен так до сих пор и не найдено, – объявили по радио, – музейные работники называют это кражей века.

«Да, грустно, – подумала я, – а потом опять эти шедевры чудесным образом найдутся на помойке или окажутся подкинутыми чьей-то дрожащей рукой. На что только не способны люди! И главное – ради чего?»

– Добрый вечер, – обратилась я к девушкам, решив поразмыслить о «краже века» в другой раз. – А «Северный мёд» ещё остался?

– Добрый вечер. Вам повезло, это последний.

– А он свежий?

– Сегодня привезли.

– Тогда я возьму.

– Вам с собой?

– Да, боюсь, сразу весь торт я не съем, – улыбнулась я, – я сегодня не в форме…

– Что-нибудь ещё? Из новинок у нас золотые круассаны, чизкейк с малиной и голубикой и…

– Спасибо, больше ничего не надо.

– Оплата наличными или по карте?

– По карте.

Пока шла из кондитерской, вспомнила историю, которая всегда мне вспоминается при упоминании круассанов.

Дело было в школе, в старших классах. К нам тогда перевелась новенькая, совершенно помешанная на йоге. На самом деле, я не против физической активности. Но она постоянно всех донимала, даже настаивала, чтобы мы ходили на занятия по йоге и фитнесу! И ещё спрашивала у всех подряд: «Какая у вас любимая позиция в йоге?»

Когда новенькая спросила у Леры, последняя сделала такое лицо, что мне пришлось подавить смешок. Чуть помедлив, Лера ответила.

– Моя любимая поза из йоги, это поза Куру-Асс-Ана.

Новенькая нахмурилась, пытаясь вспомнить такую позу.

– Что-то не припомню, ты не могла бы мне показать?