Павел Павлович смотрел на каменное лицо мэра и видел проступившие капельки пота на его гладкой лысине. С одной стороны, он понимал, куда клонит градоначальник, а с другой, было непонятно, откуда такая безоговорочная вера в безгрешность вагона. Он хорошо знал и Изольду Михайловну, и Елену Андреевну, отдавших предприятию не один десяток лет, и не мог поверить, чтобы такие опытные и безупречные сотрудники совершили такие детские ошибки, а уж тем более пошли на преступление. Мэр города тем временем продолжал:

– Приказываю вам отстранить от работы на новом вагоне всех водителей со стажем и поставить исключительно молодых сотрудников, умеющих обращаться с электроникой и понимающих принцип её работы.

– А вы не боитесь, что молодые сотрудники, будь они хоть трижды гениями в компьютерной среде, по неопытности натворят ещё больших бед, чем эти самые сотрудники со стажем? – спросил Павел Павлович.

– А вот если и они начнут творить беды, то я буду ставить вопрос перед думой о рассмотрении уже вашего опыта и ваших способностей по осуществлению руководящей работы на предприятии.

– Запугиваете?

– Никоим образом, Палыч, запугивание не в моей компетенции.

– А в чьей оно компетенции? Красильникова?

Мэр помолчал, вытирая пот со лба, а затем продолжил раз говор, игнорируя заданный вопрос:

– Не геройствуй, Палыч. Неужели тебе не хочется, чтобы всем вокруг, в том числе тебе, было хорошо? Зачем ты рвёшь задницу за тех людей, которые тебя чуть под монастырь не подвели?

– Потому что я, в отличие от вас, ценю людей, а не вагоны. Я, в отличие от вас, работал вагоновожатым и знаю всю соль этой профессии. И, наконец, я, в отличие от вас, всего в своей жизни добился сам, своим потом. И, кстати говоря, той должности, с которой вы меня хотите сейчас снять и на которую, прошу заметить, не вы меня назначали. Ну и самое последнее, на закуску, я, в отличие от вас, не лизал задницы олигархам.

Павел Павлович, решив, что терять ему уже нечего, встал с кресла и направился к выходу. Как говорится, умирать – так с музыкой, уходить – так красиво.

– Сядь на место! – заорал мэр. – Никто тебя не снимает, пока, по крайней мере. А насчёт задницы – ты говори, да не заговаривайся. Я понимаю, что у нас свобода слова в стране, но оскорбления пока не узаконены.

Директор сел обратно в кресло, а мэр подошёл к окну.

– Пойми, Палыч, нельзя нам сейчас пальцы гнуть. Не в том мы сейчас положении. Ещё месяц-другой – и ты с твоими финансовыми показателями не сможешь вовремя платить людям заработную плату А ещё через пару месяцев встанет вопрос о рентабельности трамвая в городе. Я, к сожалению, не смогу потом вытащить тебя из финансовой дыры, а губернатор головы нам обоим открутит за то, что проспали уникальную возможность реабилитироваться перед Красильниковым, и пойдём мы с тобой по блату вертухаями на зону работать. Так что, дорогой мой, если ты так болеешь душой за людей, то хотя бы ради них сделай так, как требует Красильников, хотя бы на первое время.

Крыть было нечем, а потому пришлось директору подчиниться, и уже на следующий день внутри предприятия вышел приказ о допуске на управление новым трёхсотым вагоном исключительно молодых специалистов со стажем работы не более двух лет. Опытные кадры, естественно, возмущались, но дальше слов дело не сдвинулось. Молодняк, потирая руки, готов был молниеносно вступить в бой с капризной машиной и доказать, что старшему поколению место дома на диване перед телевизором, а не в управлении современной техникой, которая в их устаревших руках превращается в груду металлолома.

Одним из таких молодых, кому выпала честь первому осуществить исполнение директорского приказа, был водитель Кирилл Балгорин с восьмимесячным стажем. Кирилл имел два высших образования и, соответственно, две специальности помимо трамвайной. Первая специальность носила название «инженер-программист», по ней он успешно проработал пять лет в солидной фирме. И если бы не проблемы с налоговой полицией, в результате которых фирму пришлось закрыть, а работников распустить, он работал бы там и по сей день. Вторая специальность, на которую были брошены силы, – это журналистика. Правда, успеха в этом деле он не добился из-за большой конкуренции и отсутствия связей. Теперь настал черёд третьего пути – работа вагоновожатым. Да и не путь это был, если честно, а, скорее всего, временное заполнение паузы, возникшей по не зависящим от него обстоятельствам, которые пока не позволяли трудиться по дипломным специальностям. Две неприятные истории, случившиеся на новом вагоне, не оставили Кирилла равнодушным. Он шёл к новому трамваю не с целью кому-то что-то доказывать, а с желанием подробно во всём разобраться. Хотя в его двадцать семь лет геройствовать, может быть, уже и поздновато, но расставить точки над известной буквой не поздно никогда.

Стояло обычное декабрьское утро. Снега ещё не было, но ночные заморозки уже успели покрыть землю инеем и нарисовать на стёклах трамваев различные узоры. Депо проснулось и засуетилось. И в этой ежедневной суете, протекавшей по однообразному сценарию, было что-то очень важное и необходимое для каждого работника. Казалось, не будь этой суеты – и могут случиться страшные и непоправимые вещи. Какие именно, никто не знал, но каждый был твёрдо уверен, что они обязательно будут. Невозможно было уже представить утреннее депо без сигнальных трелей, которые издают трамваи при проверке рельсовых тормозов; также стали уже родными и музыкальными звуки, исходящие от железных ящиков с песком, когда на них с грохотом падает закрывающаяся крышка. Скрип вёдер в руках водителей, идущих за водой для уборки кабины, – это вообще целый оркестр. В повседневной жизни весь этот шум и скрип не вызывает особого интереса и воспринимается многими с раздражением, но здесь, в депо, ранним утром эти звуки перестают быть просто звуками как таковыми, они превращаются в таинственный язык, понять который способны только трамвайщики.

Кирилл, не спеша идущий по депо, пока ещё не вникал в эти языковые красоты. Для него они являлись обычным повседневным шумом. Подойдя к вагону, он остановился и принялся внимательно его осматривать. Его взору предстал красно-белый красавец со слегка приплюснутой кабиной. Две пары фар, словно четыре глаза, будто осматривали своего нового хозяина очень внимательно и скрупулёзно, и создавалось впечатление, что этот взгляд не очень одобрителен. Внезапно закружилась голова, и мурашки по спине промчались секундной ледяной волной. Потом всё прошло. Перед глазами уже была обычная электрическая машина, не выражающая никаких эмоций. Кирилл потряс головой, словно пытаясь прогнать внезапно пришедшее наваждение, и шагнул внутрь вагона.

В салоне тоже не было ничего сверхъестественного, за исключением удобных пассажирских сидений кресел, плафонов на потолке, расположенных над каждым из них. В центральной части потолка красовался встроенный плоский кондиционер. Поручни были окрашены в приятный салатовый цвет и пока ещё не затёрлись многочисленными руками. Слегка омрачали картину лишь три пассажирских кресла в конце салона, которые были когда-то повреждены и обшиты куском совершенно другой ткани, а также два слегка погнутых поручня возле кабины. В самой же кабине было не менее комфортно и красиво. Ровно посередине пульта управления красовался небольшой плоский экран. На самом пульте был абсолютный минимум кнопок и переключателей. Кирилл насчитал их ровно восемь штук. Было пять переключателей, представляющих собой реверс, запуск вагона, питание компьютера, открытие-закрытие дверей, включение-выключение фар, а также три кнопки, отвечающие за экстренный тормоз, пантограф и сигнал. Остальные же рычаги управления, такие как отопление, калорифер, подача песка, ремонт, кондиционер, освещение салона, моечная машина, указатель поворота, жёсткая сцепка, стеклоочиститель и многие другие, имели сенсорный вид и располагались на экране монитора. Водитель прикасался к ним крайне редко, поскольку они приводились в действие в основном компьютером, реагирующим на температуру окружающей среды, смену времени суток, направление движения и выпадение осадков.

Изучив содержимое кабины, Кирилл запустил вагон. Экран загорелся светло-синим цветом, означающим загрузку компьютера. После загрузки запустился диалоговый режим с водителем. Компьютер попросил прикоснуться электронным браслетом, надетым на запястье, к штрих-коду на экране. Потом произвёл сканирование радужной оболочки глаза и отпечатка указательного пальца на правой руке. После этого приступил к проверке оборудования. Была проверена работа рельсового, колодочного и динамического тормозов, потом запустилась проверка состояния высоковольтных и низковольтных предохранителей, проанализировано состояние токоприёмника, аккумуляторной батареи и подвагонного оборудования. Компьютер проверил работу дверей в салоне, функционирование и экстренное открытие дверей кабины. После полного комплекса проверки, занявшего около десяти минут, на экране высветилась надпись:

«Трамвайный вагон номер 300 технически исправен и готов к эксплуатации. Желаем вам хорошего рабочего дня».

– Эх, если бы ты ещё и кабину автоматически мыть умел, цены бы тебе не было, – вздохнул Кирилл и, взяв ведро в руки, отправился за водой.

Рабочая смена прошла без сучка и задоринки. Трамвай плавно скользил по рельсам, как нож по сливочному маслу, не подавая никаких намёков и повода на возникновение нестандартных ситуаций. В таком же духе прошёл второй рабочий день, за ним третий и, наконец, четвёртый. Всё было тип-топ. Но Кирилла это не особо обрадовало, поскольку ощутимых зацепок, которые могли бы хоть немного пролить свет на ситуацию, он не получил. А потому на пятый день, который являлся выходным, он решил навестить Изольду Михайловну в надежде услышать от неё какие-нибудь важные детали. Неизвестно, что на самом деле двигало Кириллом в данный момент – искренняя жалость к коллеге или так и не использованное журналистское чутьё, но желание разгадать эту чёртову загадку настолько прочно засело в его голове, что вытеснило практически все другие желания и потребности. Купив большой торт, он отправился на первое в своей жизни интервью, если так можно выразиться.

Жила Изольда Михайловна, как выяснилось, у чёрта на рогах, в пятидесяти километрах от города в посёлке под названием «Длинный». До этого, когда работала в трампарке, она проживала с мужем в центре города. Но после случившегося они решили переехать в посёлок, где у супруга имелся небольшой земельный участок с домиком, доставшийся в наследство от бабки. Раньше это имущество использовалось исключительно в садово-огородных целях, теперь волей судьбы превратилось в полноценное место жительства. Добираться до него нужно было на рейсовом автобусе, который проделывал путь туда и обратно только три раза в день: утром, в обед и вечером. Кирилл купил билет на утренний рейс в надежде доехать обратно на вечернем. Автобус – старый допотопный пазик – утрамбовывал людей, словно квашеную капусту в чане. Держась одной рукой за поручень, а другой держа коробку с тортом, Кирилл, сдавливаемый с двух сторон, уже морально был готов к тому, что сладкому гостиницу к концу поездки придёт капут. Но благодаря одной доброй бабушке, которая, сжалившись, вызвалась подержать лакомство на своих коленях, судьба кулинарного шедевра оказалась не такой плачевной. Вся сорокаминутная поездка была наполнена громким базарным гамом, исходящим от пассажиров, в большинстве своём – людей пенсионного возраста. Обсуждалось и критиковалось абсолютно всё подряд, начиная с чудовищного закона о повышении пенсионного возраста и заканчивая ценами на сахар и муку. Особо рьяные участники автобусного митинга, считавшие, что только их мнение является единственно верным, а потому обязательно должно быть услышано всеми остальными, увеличивали нагрузку на голосовые связки и, не стесняясь в выражениях, навешивали на многих известных личностей разные эпитеты.