Бранясь про себя, я покидаю трассу и заезжаю на заправку. Престона следовало бы проигнорировать, но он видел, как я уходила из ресторана с Джеком, и мне любопытна его реакция. Я беру телефон и читаю его сообщения. Первые пришли раньше, но их я пропустила.

«Утром я был у твоего дома, тебя не было».

«Ты провела ночь с ним?»

«Елена, ты сошла с ума? Он нехороший человек».

И последняя: «ПОЗВОНИ МНЕ».

Позвонить ему? Я фыркаю, вспоминая обиду и злость, накопившиеся после потраченных на него месяцев; я воображала, что он меня понимает, но это оказалось заблуждением. Мы познакомились, когда он заявился в библиотеку – в костюме и галстуке, с обаятельной улыбкой на смазливой физиономии. Недавний выпускник юридического факультета, он устроился на работу в дядюшкину фирму. Он не пожалел на беседу со мной целого часа, и я посчитала его теплые карие глаза лучшим, что видела в Дейзи с тех пор, как сюда вернулась. Он ушел с двумя аудиокнигами Стивена Кинга и моим номером телефона, и в городишке быстро начали о нас шептаться. Секс не исключался, но я не торопилась: всему свое время.

И что же?

В городок нагрянула моя сестрица, и все кончилось.

Я меняю его имя на «Юрист-кобель» и еду дальше.

Тейлор Свифт блеет «Тебе бы успокоиться», под ее блеяние я заезжаю на булыжную дорожку перед моим белым домиком в два с половиной этажа на Ист-Мейн. Это строение ста с лишним лет от роду и площадью пять тысяч квадратных футов мне завещала бабушка. Все в нем приходится постоянно подновлять и ремонтировать, включая гараж, где я прячу от любопытных глаз свой автомобиль. Зато деревянный дом полон южного очарования, все так же кокетливо белеет, как сто лет назад, и гордится пряничной башенкой справа. Рядом с кустом азалии блестит железная табличка «Краса Дейзи, 1925 г.». Дом принадлежал трем поколениям моей семьи. Широкую веранду сторожат горделивые колонны, во дворе – магнолии по обеим сторонам. Сам дом охраняют две огромные плакучие ивы. К крыльцу ведет дорожка из серо-голубой брусчатки. Видя все это, я неизменно испытываю радостное чувство, помогающее бороться с тяжестью на душе. В те дни, когда городок особенно настойчиво сводит меня с ума, возвращение домой становится сладостным бальзамом.

Тофер открывает дверь и бежит мне навстречу, прыгая через две ступеньки. На нем узкие джинсы, футболка (на этот раз – с головами участников рок-группы REM), черные кроссовки, он держит на руках извивающегося розового Ромео в связанном мной красном свитере.

– Где ты была? – Он не ждет ответа и продолжает, гневно глядя на Ромео: – Твой Адский Свин сжевал носы у моих винтажных кед. Светло-салатовых, высоких! Представляешь, сколько они стоят?

Я закатываю глаза. Тофер – мой тощий ровесник с буйной белой шевелюрой, выглядящий так, словно только что пришел с калифорнийского пляжа с доской для серфинга под мышкой. На самом деле он наш, южанин, самую малость сумасброд с массой превосходных качеств. Мы познакомились на спектакле в Культурном центре Дейзи, когда я только сюда вернулась. Режиссер поставил «Неверленд», он играл Питера Пена, я – Венди. Вскоре у него истек срок аренды крохотной квартиры, и он переехал ко мне. У меня слишком много места: шесть спален, четыре ванные комнаты, акры чудесных плавных холмов позади дома.

– Кажется, ты принес эти кеды с благотворительной распродажи. Разве они хоть что-нибудь стоят?

Он ухмыляется:

– Неважно, где и сколько я за них заплатил. Светло-салатовый – мой цвет, милая. Он мне очень идет. Адского Свина надо учить послушанию.

Ромео хрюкает и недовольно смотрит на Тофера, но тот не собирается отдавать его мне.

– Какой милый свитерок ты на него натянул! – говорю я.

Он ежится.

– Так холодно же!

Что бы он ни говорил, розовый поросенок ему нравится – пусть совсем немного.

– Ладно, наплевать на кеды! – Он целует меня в обе щеки и озабоченно оглядывает с головы до ног. – Утром пришла эсэмэска от Грега. Он пишет, что простудился, поэтому не ответил, когда ты написала ему вчера вечером, что опаздываешь. Пишет, что сожалеет, что вы не встретились, просит прощения, собирается тебе позвонить, бла-бла-бла-бла-бла-бла. Я огорчен, вы так друг другу подходите!

– Простудился? – Я бы предпочла, чтобы он слег с чем-нибудь посерьезнее.

– Он предлагает договориться снова.

– Нет уж, хватит с меня. Сейчас не время. Я пока что не готова с кем-то встречаться.

Его светло-голубые глаза скользят по моей мятой юбке, по блузке, он с понимающей улыбкой опускает Ромео на землю. Поросенок семенит за нами. Тофер берет меня под руку.

– Забудем про Грега. Но встает вопрос: где ты провела всю ночь? Убеди меня, что ты не оплакивала Престона в каком-нибудь сыром углу.

Я обиженно поджимаю губы и сердито парирую:

– Цитата из тетушки Клары: «Престон – кусок дерьма в чаше для пунша». Правда, я видела его вчера в «Милано», он был с Жизель. Похоже, это модное место встреч в День святого Валентина. У меня было там свидание с другим человеком.

Он показывает мне большим и указательным пальцами, как близок был к тому, чтобы мне напакостить:

– Мне вот столечко не хватило, чтобы позвонить твоей матери, когда ты не вернулась домой.

Я замираю.

– Предатель! Берегись, я зарежу тебя во сне, если ты посмеешь ей намекнуть…

– Чур меня, чур! Я пошутил. Она внушает мне страх. – Тофер ухмыляется. – Так кто же счастливчик?

Чувствуя, что густо краснею, я беру Ромео на руки и чешу его за ушком. Он тычется пятачком мне в ладони и шумно вздыхает – так я трактую этот вид его хрюканья.

– Неважно.

– Подцепила кого-то в баре?

Держи карман шире!

Я перевожу взгляд на заведение Cut‘N’Curl через улицу – салон красоты моей матери и тети Клары. Весь городок ходит туда делать прически и обмениваться свежими сплетнями. На стоянке салона теснота, как всегда по субботам. В десять утра, открывшись, они наверняка обратили внимание, что моя машина отсутствует. Если они спросят, я могу ответить, что ездила по делам. Вот только тетя Клара – моя ближайшая соседка, а мимо ее носа и комар незамеченным не пролетит.

– Туда никто не заходил. Они еще в неведении, – ободряет меня Тофер с хитрым видом. – Но учти, если ты не расскажешь мне, что происходит, мне придется зайти к ним, чтобы подровнять челку, и обмолвиться, что одна библиотекарша не ночевала дома.

Я игриво шлепаю его по руке и вхожу в дом. Меня, правда, покидает напускная дерзость.

Для него я – открытая книга.

– Хватит скрытничать, Елена. Будь собой. Подумаешь, интрижка со случайным мужчиной…

– С чего ты взял?

– У тебя на голове черт знает что, одежда вся мятая и, ко всему прочему, – аппетитно распухшие губы.

– Какое у тебя бурное воображение!

– Просто я знаю, что такое заниматься сексом всю ночь. – Друг улыбается, на загорелом лице сверкают белоснежные зубы. Что с того, что на дворе февраль: он поклонник загара и валяется в шезлонге даже в разгар зимы.

Я кладу сумочку на диван и падаю в выгоревшее синее кресло, кружевное покрывало для которого сшила бабушка. Я никак не соберусь поменять в доме мебель, в основном из-за нехватки денег. К тому же мне нравится старая, она хранит воспоминания.

– Ну, кто это был? Неужели кто-то с сайта знакомств?

– Нет, – бормочу я. – Это был Джек Хоук.

От удивления он разевает рот.

– Тот самый, квотербек «Тигров»? Который любого сломает в два счета? Самый настоящий Джек Хоук?

– Самый настоящий.

Он так светится от восторга, что можно не включать свет.

– Погаси свою улыбку, – ворчу я, растирая себе затылок: только возвращения головной боли мне не хватало! Я опускаю Ромео на пол, сначала он бегает кругами, а потом скрывается в маленькой палатке – своем домике в углу гостиной. Слышно, как он там возится, устраиваясь поудобнее. – Это было ужасно.

– Ты про секс? Черт, а я-то уже грезил о нем наяву…

– Прекрати! – приказываю я. – Я хочу обо всем этом забыть.

– Как же это случилось? – Он садится напротив меня на старый бархатный диван и закидывает ногу на ногу. – Вот как я это вижу: ты сидишь вся такая печальная у стойки, горюешь, что Грег не пришел, глядь – этот горячий качок тут как тут, видит твои черные туфельки и постепенно понимает, что ему очень повезло…

Если бы все было так, я бы, наверное, не мучилась.

– Не совсем так.

– Хватит надо мной издеваться, давай подробности!

Я качаю головой:

– Я сама села к нему за столик.

Тофер наклоняется вперед:

– Значит, ты его подцепила? Вот это да! Предвкушаю захватывающий рассказ. Колись, Елена!

– Какой ты надоедливый!

– А вот и нет.

– А вот и да.

– Ладно, возможно, не без некоторой склонности надоедать. Зато я позаботился о свине…

– Его зовут Ромео.

– Неважно. Выкладывай, Елена, умоляю! Сама знаешь, после того, как мы с Мэттом расстались, чужая любовная жизнь – главная пища для моей души.

Я вздыхаю. Он старается не вспоминать Мэтта. Мне понятно, что его тревожит: он переживает за меня с тех пор, как Престон ушел к Жизель.

– Ладно, слушай. Я села за столик к Джеку, потому что приняла его за Грега. На нем тоже была синяя рубашка, он был один, хмурый. Сам знаешь, я не смотрю футбол. Дейзи – такой маленький городок, что у нас даже команды своей нет. А у меня нет телевизора. – От смущения я закрываю ладонями лицо. – Обхохочешься! Казалось бы, я должна была его узнать, видела же я трансляцию матча где-нибудь в баре… Его лицо показалось мне знакомым, но это только укрепило меня в мысли, что он – Грег, синоптик из телевизора…

Тофер покатывается со смеху.

– Ты переспала с самым сексуальным, самым распущенным обормотом во всем Нэшвилле! Ты что, не догадываешься, что его всю жизнь преследуют женщины? Говорят, Джек из-за этого нанял охрану. – Он хватает со столика свой блокнот. – Надо это записать. Я вставлю этот эпизод в свой Великий Американский Роман…

– Так себе идея, – бормочу я, вспомнив про соглашение о неразглашении, потом вскакиваю и принимаюсь расхаживать взад-вперед. Тофер провожает меня глазами и хмурится.

– Собираешься снова с ним увидеться?

– Нет, повторения не будет.

Он с унылым видом откидывается на диванные подушки.

– Тебе хоть понравилось? Что там у него ниже пояса? Пропорционально размаху плеч?

У меня вспыхивают щеки и зудит все тело от воспоминания об оргазмах минувшей ночи. По этой части ему и вправду нет равных. Первый раз – на кухне, когда он стоял на коленях; второй раз – на полу в спальне, когда он был сзади; ну и в третий раз, когда мы, наконец, добрались до постели…

Я набираю в легкие воздух и не тороплюсь выдыхать.

– Лицо у тебя сейчас краснее стоп-сигнала, – зубоскалит Тофер.

– Хуже всего то, что Джек скрыл от меня, кто он на самом деле, и смылся до того, как я проснулась.

Он морщится, захлопывает блокнот.

– О-па! Эта информация не для дневника. Каков подлец!

Я тяжело дышу, опять вспоминая, как позорно принимала Джека за Грега.

– Он обмолвился о блоге, я решила, что он видел мои эскизы, а на самом деле он принял меня за блогершу, которых не счесть… – Я морщу лоб. – Что ему стоило сказать, что я обозналась? Зачем было это скрывать?

Друг пожимает плечами и игриво поднимает брови.

– Ты была в своем развратном наряде?

– В том, что с единорогом.

Он присвистывает.

– Как мило!

– Он присвоил мои трусики.

– А вот это никуда не годится. Их надо вернуть.

Тофер знает, как для меня важна моя работа и как я обожаю придумывать и шить разные вещички, которые хотела бы надеть сама. Мои изделия – полная противоположность плохо сидящему, безразмерному ширпотребу с прилавков. Я создаю уникальное белье, от которого глаз не оторвешь, – причудливое, сексуальное. Оно предназначено для дерзких женщин с хорошей фигурой.

Неодобрение на лице Тофера превращается в скорб- ную гримасу, причем скорбь усугубляется на глазах. Он встает и, волоча ноги, приближается ко мне.