Ангербода спокойно смотрела на подругу, подавляя зарождающуюся тревогу. Что, если её не будет здесь, когда Локи соизволит явиться? Неужели она не увидит его, пока по весне не оттают перевалы?

– Как мы доберёмся до твоего жилища? – спросила она. – У меня нет ни лыж, ни снегоступов, и двигаться я буду медленно.

– Ты можешь поехать на моих санях.

– Мне не хватит места на санях, если мы заберём все припасы с собой.

– Мы возьмём с собой столько, сколько поместится в санях, помимо тебя. Здесь в пещере достаточно холодно и сухо, так что до твоего возвращения продукты протянут.

– А как же козы?

– До весны с ними всё будет в порядке. Они ведь животные. Подумай об этом, – ответила Скади. – Неужели ты и правда хочешь провести всю зиму здесь, в ожидании, невзирая на то, какому риску подвергается твоё дитя?

Ангербода тяжело опустилась на скамью.

– Ты права. Конечно, права. А я веду себя глупо. Просто я… – она побарабанила пальцами по бедрам, затем указала на живот, – …ещё не привыкла к мысли об этом. Хотелось бы с кем-то разделить эту ношу.

– Разве не в этом смысл женитьбы? – Скади усмехнулась. – Ну и муженёк у тебя!

Колдунья поёрзала, не поднимая взгляда от рук, потому что не могла отрицать, что и сама думала о том же.

– Ну, у тебя есть я, – произнесла Охотница.

– Это не то же самое. Ты же не он.

Скади бросила на неё испепеляющий взгляд.

– Конечно. Я всего лишь твой друг. Разве я что-нибудь значу?

– Я не это имела в виду…

– Конечно. – Глаз Скади дернулся. – Подожди-ка. Он что, не в курсе, да?

Ангербода покачала головой.

– Я ещё не видела его с тех пор.

Ётунша со стуком поставила чашку на стол и встала.

– Молись, чтобы я никогда с ним не повстречалась, а то ему придётся несладко. Давай бери, сколько сможешь унести, и уходим. – Она помолчала. – Но не поднимай слишком много, не забывай про ребёнка. Выбирай что полегче. Я захвачу мешок, который только что принесла, и отнесу его обратно в сани – он самый тяжёлый.

– Скоро тебе придётся помогать мне обуваться, – задумчиво произнесла Ангербода.

– Ещё немного, друг мой, – ответила Скади, – и кому-нибудь уж точно бы пришлось.

Ведьма сложила самые тёплые шерстяные платья в дорожную корзину, надела плащ и капюшон, затем вышла вслед за подругой наружу и закрыла дверь в пещеру, вдобавок нагромоздив перед ней камни, ветки и сухую траву, чтобы, когда выпадет снег, вход был скрыт от посторонних глаз.

Когда приготовления подходили к концу, на ветку дерева рядом с головой Ангербоды уселся сокол и уставился прямо на неё. Она взглянула на Охотницу, которая перекладывала груз на санях, бормоча что-то себе под нос, а затем снова на птицу и прошептала:

– Ты вовремя.

– Из-ви-ни, – произнёс голос Локи у неё в голове. – Произошла одна история с великаном и золотыми яблоками. Дело, в котором я мог быть замешан, а мог и не быть…

– Я уезжаю на зиму, – сообщила Ангербода.

Она была не в настроении выслушивать рассказы о его проделках, хотя и знала, что ему не терпится поведать о том, что случилось. Если бы он появился хотя бы на полчаса раньше, она провела бы всю зиму устроившись в его объятиях. Но теперь было уже слишком поздно, и, если бы он раскрыл себя, Скади, вероятно, проткнула бы его одной из своих лыж.

Локи, казалось, почувствовал волны мрачной решимости, исходящие от Охотницы, потому и сохранил свой соколиный облик.

– Это я вижу. А куда ты собралась?

– В горы.

– Бр-р-р, зачем тебе туда ехать?

– Меня пригласили. И, кстати, Скади поклялась расправиться с моим отсутствующим мужем за то, что он оставил меня зимовать в одиночестве. Так что на твоём месте я бы осталась птицей.

– Мне очень жаль, – сказал он, слетая вниз и усаживаясь ей на плечо. – Тогда я навещу тебя в горах.

Ангербода покачала головой.

– Будет сильная непогода. Сделай себе одолжение и проведи зиму в Асгарде.

Новость о ребёнке готова была сорваться с её языка, но она сдержалась; не так ей представлялся миг, когда она ему об этом сообщит. Выразительности даже в животном обличье Локи было не занимать, но ей хотелось посмотреть на его лицо, когда он узнает, – так точнее и проще можно понять, как он ко всему этому относится.

После разговора со Скади Ангербоде отчаянно хотелось узнать, не совершила ли она ошибку, согласившись стать его женой. Его реакция на беременность сказала бы о многом.

– Я вернусь, как только сойдёт снег, – добавила она.

Сокол качнул головой, ласково клюнул её в щёку и улетел.

К этому времени Скади уже была готова отправляться; она жестом позвала Ангербоду садиться в сани и затем убедилась, что та хорошо укутана в меха. Переход должен был занять два дня, и каждая пройденная миля удаляла бы её от родного дома. И Ангербода вдруг осознала, что прошлая зима, проведённая с Локи, – пусть он и находился в облике кобылы, – пролетела совсем быстро, а все зимы до неё и вовсе не запомнились.

Грядущая же зима протянется так долго, как никогда ещё за всю её долгую жизнь.

Они остановились на ночь в огромном доме Гимира, и Ангербода снова имела удовольствие общаться с Гёрд, которая приходилась дочерью Гимиру и его жене Аурбоде; и хотя Скади называла её своей кузиной, на самом деле их отцы были в дальнем родстве.

Дочь хозяина, казалось, не замечала, что колдунья в тягости, и Скади не стала упоминать об этом, так что на следующее утро они снова отправились в путь, оставив часть припасов в качестве благодарности за гостеприимство. Что ж, теперь сани стали легче.

На следующий день они добрались в Тримхейм, дом Тьяцци, отца Скади, и никого там не застали, за исключением нескольких оленей, пасущихся возле складов, достаточно ручных, чтобы свободно бродить вокруг. В отличие от жилища родителей Гёрд, здесь не было ни слуг, ни даже лая сторожевых собак у ворот.

– Нам с отцом много не нужно, – сказала Охотница, когда Ангербода обратила на это внимание. – Об этом все знают, и те, кто живёт недалеко, нас не беспокоят.

Скади, казалось, не особенно удивилась отсутствию отца. Выгружая содержимое саней в один из амбаров, она угрюмо бормотала себе под нос что-то о погонях за дикими гусями, золотых яблоках и поисках бессмертия. Услышав про золотые яблоки, Ангербода вспомнила слова Локи, но решила оставить эту информацию при себе. Увы, ей не пришлось долго ждать, чтобы выяснить, какое отношение эти фрукты имеют к отцу Скади: через две недели после их прибытия в дверь Тримхейма постучалась кузина Гёрд, замёрзшая и раздражённая.

Как только они пригласили её внутрь и налили ей кружку эля, чтобы согреться, она поведала им о том, что ей сказали родители, которые, в свою очередь, тоже узнали от кого-то ещё: отец Скади, Тьяцци, погиб от рук асов во время похищения богини Идунн и её золотых яблок, дарующих вечную молодость.

– Что же произошло? – спросила Ангербода, потому что сама Охотница была слишком ошеломлена этой новостью, чтобы говорить.

– Тьяцци захватил в плен одного человека по имени Локи и угрожал ему, пока тот не согласился придумать способ похитить для него Идунн, что он и сделал, – начала рассказывать Гёрд.

Ведьма была почти рада, что её муж намекнул на свою причастность к этому случаю; иначе она могла бы заметно вздрогнуть и выдать себя при упоминании его имени.

– А потом, говорят, чтобы вернуть её обратно асам, – продолжала Гёрд, – Локи влетел в эту самую комнату, превратил Идунн в орех и улетел обратно в Асгард.

– Я и не знала, что других существ он тоже может перевоплощать, – подумала Ангербода, задаваясь вопросом, была ли эта часть истории правдой.

– Но Тьяцци последовал за ними в облике орла, и асы наслали на него огонь, когда он прибыл в Асгард, тем самым убив. – Гёрд уставилась в свою чашку. – Мне очень жаль, кузина.

Скади не проронила ни слезинки. Она просто сжала кулаки на коленях и уставилась на них. Ангербода положила руку ей на плечо, и некоторое время все молчали.

– Кто этот Локи? – затем тихо спросила Охотница.

– Кровный брат Одина, примкнувший к асам, – сказала Гёрд. – Он такой же ётун, как и мы трое, и говорят, что он постоянно доставляет богам всякие неприятности, но потом сам же всё и исправляет, как и в этот раз.

– Выходит, он предатель, – выплюнула Скади. – Асы ненавидят нас. Они смотрят на нас свысока. Зачем кому-то может понадобиться присоединиться к ним?

– Полагаю, выгоды ради, – заявила Гёрд. – Должна же быть какая-то польза от того, чтобы жениться на одной из них или породниться с ними, как это сделал он.

– Отныне этот Локи в списке тех, кому я непременно перережу глотку, если когда-нибудь встречу, – произнесла великанша. Она повернулась к ведьме и добавила: – Вместе с твоим никчёмным мужем.

Ангербода решила не упоминать, что это один и тот же человек.

– О, так ты теперь замужем? – поинтересовалась Гёрд. – Почему же ты не прикрываешь волосы, как принято у замужних женщин?

– Это совсем недавно произошло, – призналась колдунья, хотя, по правде говоря, она совсем забыла об этом обычае. – У меня не было возможности приготовить себе головной убор.

Гёрд, казалось, это оскорбило.

– У моей матери их много про запас имеется. Я принесу один для тебя на следующую нашу встречу.

Уже почти стемнело, так что Скади пригласила Гёрд остаться на ночь, и та согласилась. Вскоре после этого гостья уснула на груде мехов, постеленной в углу, и подруги получили возможность поговорить наедине, расположившись у очага в центре залы. Помолчав некоторое время, Ангербода спросила:

– Как ты?

Ётунша лишь молча покачала головой. Тогда колдунья подошла, села рядом с ней на скамью и взяла её за руку.

– Я очень, очень сожалею о твоей утрате, друг мой.

И как бы я хотела сказать, что мне жаль, что именно мой муж приложил руку к смерти твоего отца.

– Я отомщу за него, – сказала Скади, дрожа, и на глазах великанши – к огромному облегчению Ангербоды – появились слезы; колдунью весьма тревожило, что та не оплакивала отца. – Когда оттают перевалы, я отправлюсь в Асгард, вооружённая своим мечом, щитом и одетая во все доспехи, что у меня есть, и отомщу за него.

– Возможно, они чем-нибудь возьместят тебе своё злодеяние.

– Или, возможно, я проткну их всех насквозь, прежде чем они успеют произнести хоть слово. – Слёзы потекли по лицу Охотницы, она повернулась к Ангербоде и спросила: – Откуда у тебя тот шрам? Это были они, не так ли? Они тебе его оставили?

– Да, – тихо призналась ведьма. – Но это было очень давно. В другой жизни.

– Так не бывает. И давность не имеет значения, покуда ты не следишь за ходом времени, – вздохнула Скади. – Я направлюсь в Асгард в одиночку, как только отвезу тебя обратно в Железный Лес. И ты никак меня не остановишь. Я должна это сделать.

– Я понимаю, – ответила Ангербода, но это была лишь полуправда с её стороны: она считала, что асы должны предложить Скади возместить потерю отца, и была уверена, что боги так и поступят. Но понятие мести было ей чуждо. Во всяком случае, отчасти. Пока.

И ведьма провела зиму свернувшись калачиком у очага в Тримхейме и слушая рассказы Скади, потому что самой ей было особенно нечего поведать. Охотница много путешествовала на лыжах и была знакома почти со всеми, кто жил в пределах недели пути от её жилища, да и знала про них почти всё. И всё же иногда ведьма слышала, как во сне подруга что-то бормочет или плачет о своём отце. А поскольку зимой по большей части нечем заниматься, кроме как спать, то за это время она увидела от Скади больше проявлений эмоций, чем за всё предыдущее знакомство.