– Вишапы, насколько мне известно, каменные алтари наших предков. Когда-то, еще при моем дедушке, их ставили на скалах, и у воды, и молились им. Вот только кому, я уже не припомню. Наверное, каким-то природным духам. Тогда люди верили, что даже камень способен их слышать, – улыбнулся довольный собой Ансгар, возвращаясь к нудной теме.

После урока я наведался в зал совета, высидел собрание, и даже поучаствовал в обсуждении одного вопроса. Я не завтракал и сильно проголодался. За обедом мама и Ален не скрывая отвращения наблюдали, как я, наплевав на правила этикета, заливаю в себя содержимое тарелок. Естественно, мне сделали замечание. Извиняясь с набитым ртом, я покинул зал и отправился в библиотеку.

Хранитель книг обычно раскладывал их по алфавиту, и поэтому я начал с «В». Забравшись на лестницу, я перевернул весь раздел, не особенно заботясь о порядке. Возвратившись, хранитель схватился за сердце: часть полок были пустыми, книги разбросаны по столам. Отчаявшись найти что-то нужное, я начал приставать к нему с расспросами, отвлекая от беспорядка, который сам же и навел.

– Юноша! Я понятия не имею о чем вы! Посмотрите какой бардак! Ах! На букву «В» лежат книги совершенно другой буквы! Вы меня убиваете! Просто убиваете!

– Я знаю кое-что об этом, – зазвучал звонкий голосок Матильды позади меня, и я обернулся.

Девушка с важным видом прошла мимо меня и скрылась между шкафами. Я сгорал от нетерпения и уже собирался последовать за ней, но она показалась с книгой в руках, и я опустился обратно на стул. Она положила передо мной книгу, и я зашуршал страницами, пытаясь понять, что там написано; но это была какая-то белиберда. Матильда терпеливо подождала, пока я сдамся, широко улыбнулась, и присела рядом со мной.

– Эта книга написана на старом языке предков.

– Ты его понимаешь? – с надеждой спросил я, девушка кивнула.

– Отец научил меня. Смотри, – указала она пальцем на картинку, изображавшую вытянутую оттесанную с краев рыбу, – это и есть вишап. – Я фыркнул. – Вишап – это камень. Его изображали в виде змеи или рыбы. Чаще всего рыбы, – вела она по буквам, медленно читая содержимое страницы. – Вишапам поклонялись древние, как духам воды. Считалось, что дары духу помогали с урожаем, разливом рек и водоемов.

– Что там еще? – нетерпеливо поторапливал я девушку.

– Заметки. Имя неразборчивое. Вот, – тыкнула она в следующий абзац. – Он жил отшельником близ скал и был жрецом племени. Как давно это было… – отрешенно протянула Матильда.

– Да, да… давненько, – тараторил я. – И что же он пишет?

– «Дух воды, земли, огня и ветра явился мне в полночь, – прочла девушка. – Он был грозен и могуч. Скала дышала, сердце ее билось, и она пошла, будто имела ноги. – Матильда прыснула со смеху, и я толкнул ее в бок; она продолжила: – Громадная голова его была о двух рогах, глаза горели, будто солнце само, а чешуя была цвета пролившейся крови!»

– Цвета крови…

– Жуть какая, – отвлеклась Матильда, и я вновь ее поторопил: – «Голос его проник в мой ум и завладел им. Я противился. И чем дольше я держал его на расстоянии, тем сильнее сходил с ума. Я увядал. Целебные травы не могли мне помочь. И тогда я перестал противиться и познал истину. И была она страшнее всего, что я когда-либо видел и слышал…» – Матильда неожиданно хлопнула в ладоши, и я подпрыгнул на месте. – Отлично! – рассмеялась она. – Духи это очень увлекательно, но мне пора на конную прогулку! – захлопнула она книгу, пододвинула ее ко мне, и легкой походкой покинула библиотеку.

* * *

Я думал о духе воды. Мне казалось странным, что жрец поклонялся куску камня, но чудище из моих снов тоже не было повседневным явлением. Жрец противился влиянию духа и увядал, как и мой отец. Единственным выходом для него было принятие. Интересно, что он такого узнал?

В тот вечер я ужинал в своих покоях, предварительно выслушав длительное назидание о манерах. Впрочем, меня это мало заботило: все мои мысли занимало чудовище. После ужина я вышел на балкон и вдохнул прохладный воздух долины, ветерок трепал мне волосы, людской гул ласкал уши. Я любил это место. Закрыв глаза, я наслаждался моментом, и вдруг припомнил слова Матильды: «Его изображали в виде змеи или рыбы».

– Змея, – протянул я, воссоздавая в памяти вид чудища и его чешуйчатую мягкую кожу. – Он похож на змею, но имеет огромное тело, лапы и хвост… Он – дракон.

Я не верил в драконов, ведь не был мечтательным юношей. Да, я часто предавался размышлениям или грезам о девушках, но чтобы верить в мифических существ? Я мог представлять каким будет мир через десять, двадцать лет во времена моего правления, как разовьется королевство, какие обширные территории присоединит; и как я буду мастерски владеть мечом (хотя я уже неплохо в этом преуспел к своим тринадцати годам). Так что, особенно богатой фантазией я не обладал, и мой разум разрывался на части: одна полностью отрицала дракона, другая – верила в него и страшилась.

Ложась спать, я приготовился встретиться с золотыми глазами, но он не явился. Не пришел он и на следующий день, и через неделю. Я был сбит с толку и совершенно растерян. Казалось бы все наладилось, но я терзал себя сам. Чувствовалась незавершенность: будто он затих и готовится к внезапному появлению. Встретиться с ним лицом к лицу в реальности – вот что повергало меня в настоящий ужас.

Так как мысли о драконе меня не отпускали, то я нашел о нем книгу. На ветхих страницах говорилось о существах населявших планету во времена древних людей. Они были разными: добрыми поднебесными, болотными отшельниками, злыми и беспощадными жителями подземелья. Глотая строчки, я представлял, как они сражаются за пищу и самок, нападают на деревни и похищают прекрасных принцесс (в моих фантазиях роль принцессы неизменно отводилась Матильде). Пролистав книгу до конца, я обнаружил приписку: «Ересь умалишенного». Два слова. Всего два коротких слова превращали удивительную историю в выдумку! «Я схожу с ума. С чего это я решил, что они существуют?»

Ален готовился отправиться на время в Бретань: графство без него простаивало. Совет предлагал соединить наши земли, но пока он регент, это вряд ли возможно, ведь народ мог взбунтоваться. Я захотел поехать с ним, и он с радостью согласился, мечтая познакомить меня со своими дочерьми. В детстве мне казалось – Ален идеальная партия для моей мамы. А затем я узнал, что он женат, и мечты разбились. Помню, как я игнорировал графа, и тогда он впервые поговорил со мной по-мужски. С тех пор мы были лучшими друзьями, и с годами я уважал и любил его все сильнее.

Маршрут проходил через несколько городов Нормандии, реку Орн, и многочисленные земли Бретани. От долгой поездки верхом у меня болело и ныло все тело, ног я и вовсе не чувствовал. Преодолев реку в том месте, где смогли перейти лошади, мы остановились на ночлег. Неподалеку возвышались скалы, образовывая между собой узкое ущелье, через которое войско собиралось перебраться с рассветом (с вершин часто сыпались камни, и ночью на такое путешествие никто не решался).

Рыцари установили шатры, разожгли огонь. Коротая время до трапезы, я спустился к реке, набрал ледяной воды в ладони. Мельком взглянув на свое отражение, я содрогнулся: с поверхности водяной глади на меня смотрели два золотых глаза с вытянутыми зрачками. Я затаился, рассматривая жуткую золотую радужку, моргнул, и видение испарилось. Конечно же разум отметал любые попытки поверить, и я убедил себя, что с недавних пор богатое воображение и страх издеваются надо мной.

Отужинав, рыцари слушали баллады у костра и перешучивались. (Ален общался с подданными на равных, но с некоторой присущей ему жеманностью.) Утром нам предстоял изнурительный день пути, и мужчины стали разбредаться на ночлег. Я тоже отправился в шатер, но уснуть не смог. Докучавшее беспокойство нарастало, и к середине ночи оно достигло своего пика.

Накинув меховую накидку, я вышел на улицу, и, обогнув уснувшего на посту стражника, взял факел и побрел к реке. Я отчаянно жаждал вновь увидеть драконьи глаза. Боялся ли я их? Еще как! Однако страх пересиливало любопытство. Оно и привело меня к воде. Нагнувшись, я снова взглянул на отражение, и увидел в нем себя (глаза у меня были совершенно обычными). Ощущая легкость на сердце и капельку разочарования, я сделал шаг назад, и тут картинка на водной глади изменилась: на вершине скалы, что ближе к реке, стоял рыба-камень, его бордовый глаз отражал лучи солнца.

Изображение рыбы что-то во мне всколыхнуло, и я испытал сильнейшую тягу к скале. Переставляя противившиеся ноги, я все дальше и дальше удалялся от лагеря. Лезть на вершину по темноте было смертельно опасно, – но с рассветом войско отправится в путь, и я никогда не узнаю, существует ли каменная рыба. Я просчитывал шансы, решение окрепло, и ноги сами перестали противиться.

Меха пришлось скинуть у подножия. Карабкаясь, я зажимал факел подбородком, и с него капала горючая смесь, попадая на камни по которым я и взбирался. Ладони покрылись ожогами и ободрались. Я вспотел, а затем продрог, ведь ночи уже были холодными. Делая передышки на пологих выступах, я замерзал еще сильнее во время простоя. Когда я добрался до самого верха – уже светало; силы меня практически покинули. Отдышавшись, я огляделся, отмечая правдивость видения: посреди вершины стоял высокий продолговатый плоский камень, по форме напоминавший рыбу.

Пошатываясь, я приблизился к нему, чтобы лучше разглядеть. Камень возвышался метра на три, но за счет расположения и острозубого края скалы не был заметен с земли. На самом верху у него была высечена линия, визуально отделявшая голову от тела, а вместо глаза в углублении сверкал бордовый многогранный камень, преломлявший свет и рассеивающий цветные лучи. На теле мастер изобразил плавники и чешую, а хвост закрепил в выемке скалы, вокруг которой выдолбил крестовину в круге.

Рассматривая изваяние, я и не заметил, как совсем ослаб и повалился. Инстинктивно ухватившись за камень, я удержался на ногах, а мои израненные ладони соприкоснулись с поверхностью, оставляя на ней кровавые следы. Я устало опустился на землю, прислонившись к нему спиной, дыхание было прерывистым. Рыба начала подрагивать, и я сделал над собой усилие, чтобы отползти в сторону. Тряска усилилась, и рыба со скрежетом повернулась вместе с выдолбленным в скале крестом; отпечатки моих ладоней лучились в тон рыбьего глаза. Камень повернулся трижды и остановился в том же положении, что и занимал изначально. Рыбий рот отворился, выпуская бордовое облако, сиявшее множеством огненных искр. Облако осторожно подплывало ко мне, будто могло меня видеть.

Я попятился, оказавшись на краю скалы, и мог сорваться в любой момент; с земли меня заметили воины и что-то выкрикивали. Еще через мгновение они начали восхождение. Сосредоточившись на их крошечных фигурках, карабкавшихся по острым выступам, я боялся взглянуть в сторону облака, но чувствовал, что оно там. Собрав всю свою волю в кулак, я взглянул в сторону опасности, и облако взметнулось, молниеносно ударяя мне в грудь. Я соскочил с выступа, каким-то чудом успев ухватиться за него рукой. Потемнело в глазах, горло жгло, брызнули слезы. Я открывал рот, издавая хрипящие звуки, пальцы соскальзывали, и тело вот-вот сорвалось бы вниз, но меня перехватила чья-то сильная рука.

…Из-за моей, как выразился регент, «идиотской выходки», им пришлось задержаться у подножия на сутки. Мои содранные до мяса ладони покрыли густым слоем мази и перевязали чистой тканью. Все утро лекарь охал надо мной, сокрушаясь о том, как я неосмотрительно себя вел:

– Ваша матушка будет опечалена. Только посмотрите, как сильно вас помотало на этой горе, – ворчал он, протирая испачканные в целительной мази пальцы. – Вы же молодой король… – встретился он со мной взглядом и остолбенел. – Ваши глаза…

Я был так напуган, что мог умереть на месте; в груди начинало покалывать. Лекарь протянул мне зеркало: радужка приняла красноватый оттенок, а зрачки больше не были круглыми, и напоминали закручивавшуюся спираль.