Имад скрипнул зубами, но овладел собой. Осторожно выглянул за портьеру. Ковры и подушки уже убрали из зала и поставили стол – не такой длинный, как прежде у франков, но и не маленький. Застелили его чистым покрывалом. Лекарь стоял рядом, раскладывая на полотне свои инструменты. Эмир не сразу узнал его: франк (Имад решил звать его так) завязал голову платком, скрыв пол-лица, – одни глаза смотрели строго из-под насупленных бровей.

Ярукташ с другим евнухом привели Мариам. Она шла, покачиваясь и придерживая живот обеими руками – было видно, что находится под воздействием сонной травы. По знаку лекаря евнухи уложили роженицу на стол. Она встрепенулась было, но франк положил ей ладонь на лоб и что-то забормотал. Глаза Мариам закрылись, и она расслабленно откинулась на покрывало. Франк возложил два пальца на шею Мариам, подержал немного, а затем поднял руку женщины. Отпустил. Рука безжизненно упала на стол.

По знаку лекаря Ярукташ распустил тесьму на шелковых шароварах роженицы и стащил их до колен. Второй евнух помогал, приподымая безжизненное тело. Затем оба укрыли Мариам покрывалом до самого лона. Отступили на несколько шагов. Франк омыл руки в большой медной чаше, затем этой же жидкостью стал мыть женщине живот. Трепещущими ноздрями Имад уловил запах – уксус!

Эмир не заметил, как в руках лекаря появился нож; увидел уже рану, наискосок прорезавшую живот Мариам. Лекарь схватил щипцы, быстро зажал ими края разреза сначала с одной, затем другой стороны, растащил их в стороны. Затем сунул руку в разверстое чрево и вытащил нечто красное и окровавленное, как тушка свежеободранного ягненка. Имад услышал звонкий шлепок, затем тихое мяуканье. В следующий миг звонкий плач прорезал напряженную тишину зала.

От стены к столу метнулась женщина в черном платье и белом платке, Имад тут же узнал ее – Зейнаб, старая повитуха; когда-то она принимала его самого. Руками, обернутыми шелковыми пеленами, Зейнаб выхватила ребенка у лекаря и убежала. Когда эмир пришел в себя, франк уже зашивал рану, ловко махая иглой.

Имад вышел из галереи и спустился в тронный зал. Некоторое время (он и сам не понял, сколько) стоял, невидяще глядя в стену. Очнулся от топота ног.

Ярукташ, запыхавшись, влетел в зал. Широкая улыбка сияла на круглом жирном лице.

– Сын! У тебя родился наследник, господин! Зейнаб сказала, что он настоящий богатырь, как и его отец! Здоровый! Укусил кормилицу за грудь – так сосал!

«Иди к Мариам!» – хотел приказать Имад, но язык не повернулся. С вестником о наследнике (первом и самом желанном!) говорить строго запрещал обычай.

– Земли за Кедроном, армянин, жирные и плодородные! Сколько глаз видит! Твои родственники-христиане будут молиться за тебя!

Евнух склонился в поклоне до самого пола и тут же убежал. Имад неосознанно побрел к балкону, вышел и облокотился на перила. Внизу шумел суетливый Эль-Кудс: купцы торговались с покупателями, медленно брели по улице волы, таща открытую повозку, груженную мешками с зерном, бежали по своим делам люди, неспешным шагом ехала вдоль улицы конная стража. Эмир вдруг понял, что он различает каждого из попавших в поле зрения людей: цвет их одежды, выражение лиц… Звуки тоже были разными: визгливый скрип несмазанных колес, резкие крики людей, глухой топот лошадиных копыт…

«Я назову его Юсуф! – решил Имад, улыбаясь самому себе. – Несравненный будет доволен, да продлит Всевышний его дни! Салах-ад-Дина не будет, когда сын станет мужчиной – повелитель слишком стар. Однако память о нем будет вечной, а сын будет знать, что его назвали в честь освободителя Сахеля от неверных. И что родился он в Эль-Кудсе, вскоре после освобождения города от франков. С таким именем и с такой родословной ему придется стать великим. У него не знатный отец. Но кто теперь вспоминает, что Салах-ад-Дин из простого рода, к тому же курд?! Отпрыски великих Фатимидов, которые ранее в сторону господина смотреть не хотели, теперь ползают перед ним на животе и рады, когда он удостаивает их взглядом. Алла Акбар!»

Эмир радостно засмеялся. Впервые за последние дни…

1

Птица парила над Тмутараканью, раскинув громадные треугольные крылья. Выписывая круги над древним городом, она словно высматривала добычу, то опускаясь ниже, то взмывая в недоступную синеву. Два всадника в ярких халатах и меховых шапках наблюдали за ее полетом, задрав головы.

– Третий раз прилетает, – сказал один, качая головой. – Не к добру.

– И опять человека в когтях держит, – подтвердил второй. – Зачем, если схватила добычу, сюда лететь?

– Может, бросит его?

– В прошлый раз не бросала, и сейчас не бросит!

– Тогда что хочет?

– Вдруг человек ею командует? Она его носит, а он высматривает здесь? Лазутчик…

– Кто может такую птицу приручить, а? К ней подойти страшно! Отсюда смотреть – с орла величиной, а до нее две сотни шагов! Человек в ее когтях как червяк!

– За морем Хвалынским, за горами живут люди, которые, как говорят купцы, приручили животных величиной с гору. Ноги у тех зверей как деревья, клыки кривые и длиннее наших сабель раз в пять, а спереди толстый хвост, которым этот зверь хватает врагов, бросает себе под ноги и топчет. Если таких чудовищ приручили, почему птицу нельзя?! Не к добру… Лазутчик высмотрит все, а потом врагов наведет.

– Надо убить!

– Стрела не достанет, – с сожалением сказал всадник, рассказывавший про страшных зверей. – Пытались в прошлый раз. Как только начали стрелять, птица улетела к морю. Она всегда улетает туда.

– А если подождать ее у Дива? Там гора…

– Скачем! – без промедления отозвался второй всадник.

…Закончив выписывать круги над Тмутараканью, птица и в самом деле направилась к морю. Всадники, притаившись у подножия громадного каменного идола на высоком скалистом берегу, терпеливо поджидали ее. Когда птица, снизившись, показалась над ними, оба натянули луки. Щелкнули тетивы, и две стрелы, свистнув опереньем, пронзили крылья чудовища. Всадники завопили от радости. Птица странно заклекотала, и, выпустив струю сизого тумана, быстро скользнула в синюю даль над морем. Вторично всадники стрелять не стали – слишком далеко. Туманное облачко, выпущенное птицей, опустилось к земле и накрыло обоих.

– Ну и вонь! – сказал один из всадников, откашливаясь. – Глотку перехватило!

– У наших животных другой воздух из кишок! – подтвердил второй. – Мы, наверное, подстрелили саму птицу Рух.

– Ух ты!

– Кто еще может носить человека в когтях? Теперь она здесь долго не появится!

– Почему?

– Мы ранили ее, она выпустила ветер от страха. Не полетит больше!

– Мы расскажем об этом всем!

– Конечно! Кто в орде сможет похвалиться, что ранил птицу Рух? Хан даст награду!

Всадники, довольные, зарысили к городу. Если б они задержались ненадолго, то узрели бы необычное. Со стороны моря в небе показалась маленькая точка, которая, все увеличиваясь, скоро превратилась в недавно обстрелянную птицу. Она скользнула под скалистый берег и села на пустынном пляже, засыпанном обкатанными морем камешками – прямо под каменным идолом. Человек, приземливший на берегу мотодельтаплан, отстегнул ремни и стал торопливо развинчивать крепления каркаса. Сверху, от проема пещеры, к нему спешили люди.

– Опять? – спросил седой кряжистый мужчина, вытаскивая стрелу из разрисованного под орлиное оперение крыла дельтаплана. – Говорил же: не снижаться в зону поражения!

– Я и не снижался! – сердито ответил пилот, складывая трубы каркаса. – На берегу, в засаде подкараулили. Здесь! – он кивнул вверх. – Охотнички хреновы! Выследили… Лечу себе спокойно, никого не трогаю, произвожу видеосъемку, а они… Пришлось включить мотор и дать понюхать выхлопных газов.

– Где они сейчас?

– Ускакали… Доблестью своей хвалиться.

– Хорошо, что целили в крылья, – задумчиво произнес седой, трогая пальцем остро отточенный наконечник стрелы.

Подбежавшие мужчины – все в одинаковых, защитного цвета комбинезонах – помогли пилоту сложить дельтаплан и затащить его в пещеру. Спустя несколько минут берег стал пустынен, как часом, днем, годом, столетием раньше…

А вот у другого входа в ту же пещеру за небольшим раскладным столом, который полностью укрывала разложенная карта, спустя некоторое время сидели трое мужчин в защитных комбинезонах. Уже знакомый нам седой чертил красным карандашом на карте прямую толстую линию.

– Примерно здесь промежуточная посадка, – сказал, ставя жирную точку. – Высадишь исследователей – и сразу обратно! – седой строго глянул на давешнего пилота. – Строго по радиомаяку, без отклонений! Три часа туда, три обратно, еще минимум два понадобится, чтобы сначала собрать в темноте автожир, а затем разобрать и перетащить его сюда, – седой покосился на стоявшую неподалеку винтокрылую машину, укрытую брезентом. – Надо, чтобы с рассветом на берегу моря уже ничего и никого не было.

– Справимся, Игорь Иванович! – бодро заметил мужчина с живым моложавым лицом, третий в этой компании. – На тренировках получалось.

– Если бы все и всегда получалось, как на тренировках! – вздохнул седой. – Тебе ли, майор, не знать?

– Может, в первый рейс с топливом? – спросил пилот. – Оставлю канистры с радиомаяком, а назавтра полетим с исследователями. За день, думаю, канистры не растащат.

– Еще как растащат! – возразил Игорь Иванович. – Засаду устроят, как сегодня, и возьмут тепленькими. Сегодняшний урок не впрок? Там каждый – охотник…

– Летим ночью, без сигнальных огней…

– А звук? Вокруг пустая ковыльная степь восьмивековой давности! Ни городов, ни дорог, ни машин с самолетами… Звук летящего автожира слышен на десяток километров! Нет, Дима, все по плану. Поскольку автожир не в состоянии преодолеть за один раз нужные полтысячи километров и вернуться обратно, а это тысяча в оба конца, используем точку подскока. Сначала люди, а следующей ночью – канистры с топливом. Высаживаешь исследователей, они сразу – вперед. Им необходимо отойти от места высадки километров на пять, еще лучше – десять. Пока не выпала роса, да и трава, примятая людьми, успела подняться. С рассветом исследователи находят укромное место, прячутся. Там, по всем данным, зона лесостепи – укрытие обеспечено. Пережидают день и только затем включают радиомаяк. Если будут проблемы, дают сигнал тревоги. В таком случае начнем спасательную операцию днем, – седой снова вздохнул. – Не дай Бог, конечно. Следует помнить, что имеем дело с враждебно настроенным к нам местным населением.

– Пулемет бы мужикам! – вздохнул пилот. – Или автомат.

– И базуку в придачу… Мы здесь, Дима, как воры в чужом доме. Вломились в пещеру, взломали проход в прошлое, неизвестно кем устроенный, а потом начнем из автоматов пулять? В двенадцатом веке от Рождества Христова?! Неизвестно, чем кончится.

– Телюк с Ноздриным уже побывали в прошлом, – возразил пилот, которого звали Димой. – И ничего.

– Они попали туда без оружия и даже одежды!

– Тем не менее, сумели выжить и вернуться, – с завистью сказал тот, кого седой назвал Алексеем.

– Потому и летят снова, – назидательно заключил Игорь Иванович. – Знают язык, обычаи, умеют носить местную одежду, разговаривать с жителями. Случись попасть в плен, осведомлены, как себя вести. Рвать рубаху на груди и демонстрировать половцам приемы каратэ не станут.

Седой с саркастическим видом покосился на Диму. Тот понурился.

– Вот так, товарищи офицеры, – спокойно продолжил Игорь Иванович. – Знаю, как хочется вам, Алексей Федорович, и вам, Дмитрий Александрович, хотя бы одним глазком увидеть древний Киев. Пройти по его улицам, поговорить с местным людом… – седой снова вздохнул. – Я тоже многое отдал бы… Может, и получится… Позже. На нынешнем этапе успех экспедиции обеспечивают Телюк с Ноздриным. Кстати, где они?

– Спят! – кивнул Алексей Федорович на палатку в отдалении. – Набираются сил – им работать ночью.

– Нервы у мужиков стальные, – завистливо сказал пилот. – Я не смогу.

– Придется! – твердо ответил Игорь Николаевич. – Отдыхайте, капитан Колбин! Вечером вы нужны бодрым. Мы с майором Егорычевым продолжим.

Колбин встал и, заученно дернув головой, отправился к ближней палатке.

– Зря ты! – тихо сказал Егорычев, когда Дмитрий скрылся в палатке. – Все равно не уснет.