Убийство по расписанию - Николай Леонов

Сначала Разделкин подумал, что данная публика быстро рассосется. Спустится с крыльца, попрощается с профессором и отвалит. Наверняка это группа студентов, у которых Шанин ведет практические занятия или что-то в этом роде. Но нет, профессор шел в направлении парковки, а вся толпа следовала за ним.

Разделкин растерялся. Что делать? Подойти, не обращая внимания на толпу, или отложить задуманное и попытаться застать профессора одного? Лезть вперед прямо сейчас ему не то чтобы не хотелось. Просто Александр понимал, что в присутствии зрителей не получит того эффекта, на который рассчитывал. Евгений Иванович тем временем дошел до парковки, пару минут постоял там, отвечая на многочисленные вопросы, которыми засыпали его студенты, затем сел в машину и уехал. Разделкин же так и остался стоять на тротуаре.

Попытку встретиться с профессором один на один он предпринимал еще несколько раз. Однако ситуация постоянно повторялась. Шанин выходил на улицу с коллегами, со студентами, с группой представительных людей в костюмах. Разделкин снова и снова откладывал задуманное.

Наконец-то он застал Шанина одного и не смог двинуться с места. Ноги его точно свинцом налились, он не мог сделать ни шагу. Профессор снова уехал, а Разделкин еще долгое время стоял, смотрел на дорогу и убеждал себя в том, что в следующий раз он не облажается.

Вернувшись в тот день домой, Разделкин долго не мог уснуть, все думал, почему так и не подошел к профессору. Передумал? Перетерпел? Или просто обстановка оказалась неподходящей? Он так и не пришел ни к какому выводу, решил возобновить попытки спустя неделю и уснул.

Александр кое-как выдержал только три дня, потом снова поехал к институту. Оказалось, что слежка за профессором вошла у него в привычку. Он уже не стремился во что бы то ни стало взглянуть тому в глаза, успокаивал себя тем, что рано или поздно это обязательно сделает.

Однажды бывший хирург нанял такси, проследил за профессором до дома и узнал его адрес. Теперь он мог выбирать, где именно ждать этого человека, возле института или у подъезда дома.

Месяца три спустя Разделкин знал распорядок дня Шанина как таблицу умножения. Жизнь профессора оказалась на удивление монотонной. В шесть тридцать утра он выходил из дома, садился в машину и ехал в НИИ. Дальше по обстоятельствам. Если на этот день не было назначено никаких встреч, то Евгений Иванович оставался в институте до восьми. В противном случае он покидал его в десять, но к двум часам всегда возвращался.

Выходные Шанин, как правило, проводил дома, пару раз ездил с женой в соседний район, как понял Разделкин, к друзьям. Театров супруги не посещали, у себя гостей не принимали, по музеям не ходили, жили тихо, можно сказать, незаметно.

В какой-то степени Разделкин был разочарован. Ему куда проще было ненавидеть профессора, когда он представлял себе его жизнь полной развлечений. Но реалии часто отличаются от того, что рисует нам наше воображение, особенно нездоровое, воспаленное.

Однажды Александр занимал пост возле дома Шанина. Тот, как и всегда, припарковал машину около подъезда и пошел в соседний магазин. Тут Разделкин решил, что пора. Он сорвался с места, последовал за профессором, в магазине снова оробел, притормозил, взял из общей пирамиды корзину и медленно пошел вдоль продуктовых прилавков и витрин.

Профессора он увидел в отделе молочной продукции. Тот рассматривал этикетку на банке со сметаной. Разделкин подошел ближе. Сейчас от Шанина его отделяли какие-то два метра.

«Подожди еще минуту, – подбадривал себя Александр. – Потом иди».

Минута прошла. Разделкин сделал шаг вперед и уже открыл рот, чтобы произнести одну из злых фраз, заготовленных заранее. Тут профессор поднял голову и встретился с ним взглядом. Мститель застыл. Вот оно, свершилось! Сейчас Шанин узнает его!

– Простите, молодой человек, вы мне не поможете? Не могу рассмотреть срок годности, – обратился к нему Евгений Иванович. – То ли этикетка затерта, то ли со зрением проблемы появились.

Профессор протянул Разделкину банку, тот взял ее в руки, но на этикетку даже не взглянул.

– Что-то не так? У вас, наверное, тоже проблемы со зрением, – совершенно спокойно проговорил Шанин. – Не беда, попрошу продавца. В конце концов, это его работа. Простите за беспокойство, молодой человек. Удачного дня. – Профессор забрал из рук Разделкина банку и пошел разыскивать продавца.

Александр так и остался стоять с поднятой рукой и недоумением, написанным на лице. В висках у него стучало, ноги стали ватными.

Дикая по своей абсурдности мысль сверлила мозг:

«Шанин меня не узнал! Как? Как такое вообще возможно? Столько месяцев судебных тяжб, масса крови и нервов. В итоге прошло всего шесть лет, и этот тип забыл обо мне! А как же поломанная жизнь? Да хрен с ней, с моей жизнью. Как Шанин мог забыть лицо человека, который вроде бы убил его мать? »

Неизвестно, сколько Разделкин простоял бы в отделе молочной продукции, если бы не вмешательство охранника. Поведение этого покупателя показалось тому подозрительным. Он подошел к нему, тронул за плечо и поинтересовался, все ли у него в порядке, не нужна ли ему помощь.

От помощи Александр, разумеется, отказался, поставил корзину на пол и ушел.

После этого эпизода он перестал следить за профессором, не ездил ни к институту, ни на квартиру. Вообще из дома не выходил. Сидел на кухне, курил и смотрел в окно. Или спал. И все пытался понять, как профессор мог его не узнать. Но ничего у него не выходило.

По логике вещей, лицо Разделкина должно было отпечататься в памяти профессора на всю жизнь. Ведь сам-то Александр накрепко запомнил физиономию Шанина. Но, видимо, мозг у этого светила науки был организован как-то иначе. Когда Разделкин пришел к такому выводу, потребность встретиться с Шаниным и поговорить с ним разгорелась в его душе с новой силой.

Он возобновил поездки в институт и к дому профессора, иногда останавливался на крыльце и слушал разговоры Шанина с коллегами и студентами. Александр несколько раз заходил вместе с профессором в магазин и специально старался попасться ему на глаза. Но чаще всего он просто наблюдал за входом, дожидался, пока Евгений Иванович выйдет, смотрел, как тот шел до машины или до подъезда, и ехал домой.