Прощай, Золотой лев! - Сьюзан Хинтон

– Мы ему ничего не сделали.

Это была неправда: Эмэндэмс сидел, прислонившись к стене, щека у него уже опухла и начинала синеть. Он пытался связать концы порванного шнурка, руки у него тряслись.

– Отпустите их, – сказал Эмэндэмс. – Я в порядке.

Я в последний раз крутанул Кудряхе руку – чтобы запомнил – и пнул его так, что он отлетел. Марк выпустил другого парня, но когда тот уже почти встал, хорошенько наподдал ему. Они потащились прочь, костеря нас с Марком, частично на английском, частично на языке жестов.

Марк помог Эмэндэмсу подняться.

– Давай, малыш, – просто сказал он. – Доставим тебя домой.

У Эмэндэмса был синяк на пол-лица, но он посмотрел на нас с одной из своих редких задумчивых улыбок.

– Спасибо вам, ребята.

Марк внезапно рассмеялся.

– Смотри-ка, что у меня есть, – и он помахал перед моим носом тремя долларовыми купюрами.

– Откуда ты их взял? – спросил я, хотя я отлично знал, откуда.

Марк соображал быстро, его не надо было учить, как угнать машину или подчистить чужие карманы.

– Это был добровольный взнос, – серьезно сказал Марк.

Это была старая шутка, но Эмэндэмс попался:

– Что за взнос?

– Чтоб не сломали нос, – сказал Марк, и Эмэндэмс хотел было рассмеяться, но вместо этого скривился от боли. Я чувствовал себя отлично. Теперь можно было не беспокоиться, что Чарли нас отделает.

Вдруг Марк пихнул меня.

– Хочешь еще немного поразвлечься?

– А то, – сказал я.

Марк двинулся к следующему перекрестку. Там стоял темнокожий парень и ждал зеленого света.

– Можем ему навалять – сказал Марк, но тут подал голос Эмэндэмс.

– Тошно мне от вас! Вы только что меня спасли от каких-то чуваков, которые прикопались ко мне, потому что я не такой, как они, а теперь вы сами собираетесь прикопаться к нему, потому что он не такой, как вы. Вы считаете меня странным, но на самом деле это вы странные.

Мы с Марком остановились и уставились на Эмэндэмса. Он плакал. Я бы, наверное, меньше удивился, если б он взял и растворился в воздухе. В нашем районе не увидишь, как парень плачет, если только у него нет причины куда серьезнее, чем была у Эмэндэмса. Он вдруг бросился бежать, не оглядываясь. Я хотел было бежать за ним, но Марк поймал меня за руку:

– Оставь его в покое, – сказал Марк. – Он просто сам не свой после того, как эти парни к нему прицепились.

– Ага, – сказал я. Это было похоже на правду. Такое и со мной бывало раньше, я помнил, как это стремно. И потом, Эмэндэмс был еще ребенок, ему только исполнилось тринадцать.

Марк нагнулся и поднял что-то с земли. Это был пацифик Эмэндэмса – видимо, упал, когда Эмэндэмс кинулся бежать. Не так уж хорошо он связал концы шнурка.

– Напомни мне ему отдать, – сказал Марк, сунув пацифик со шнурком себе в карман. – Давай зайдем к Чарли и отдадим ему три бакса, пока я не накупил на них сигарет?

– О’кей, – сказал я. Мое хорошее настроение куда-то улетучилось. Я размышлял о том, что сказал Эмэндэмс, про тех, кто не похож на других. В этом было много правды. Богатые детки любили приезжать в нашу часть города и высматривать, к кому бы прикопаться. Потом около года назад пару ребят убили в такой драке, и эти потасовки постепенно прекратились. Но у нас всё равно то и дело сходились банды, или народ из разных клубов устраивал месилово, или просто кто-то к кому-то прикапывался, как сегодня Шепарды к Эмэндэмсу – такое вообще происходило каждый день. Я в принципе не возражал, если только прикапывались не ко мне. Я любил драться.

– Пошли, – позвал Марк, – может, облапошим кого-нибудь у Чарли.

Я усмехнулся и рванул вслед за ним. Марк был моим лучшим другом, я любил его как брата.

2

На следующий день после школы мы с Марком отправились в больницу навестить мою мать. Ей только что сделали серьезную операцию, из тех, что стоят кучу денег. Мы продали нашу машину – старый «шевроле», – наш черно-белый телик, и всё остальное, что смогли найти на продажу, но денег всё равно не хватало.

Я уже несколько недель искал работу. Марк пошарился где-то и принес немного денег; я не стал спрашивать, откуда он их взял, а сам он не сказал, так что я решил, что где-то украл. У Марка были с этим делом реальные проблемы. Он крал вещи и перепродавал, или крал и оставлял себе, или крал и раздавал. Меня это не беспокоило. Он был слишком умен, чтобы попасться. Он начал красть в шесть лет. Я мог спереть разве что пачку сигарет в магазине, ну и всё. Я был мастер обыгрывать простаков в бильярд, а Марк был вор. У нас был крутой дуэт. Но вот в чем штука: Марк не видел в этом ничего дурного, а вот я видел. Мне было по барабану, вор Марк или нет, но я чувствовал, что красть плохо, что это по меньшей мере противозаконно. Марк, думаю, об этом лишь смутно догадывался. Для него красть было игрой – он так развлекался и добывал деньги; он старался не попасться, потому что это было одно из правил игры.

Так мы и жили: крали всякие штуки и перепродавали, пытаясь и отложить денег, и прокормиться. Тогда я об этом не думал, но теперь вижу, что это были трудные времена.

Короче, нам с Марком удалось поймать попутку почти что до самой больницы. Нас подвез на своем «фольксвагене» какой-то длинноволосый бородатый хиппи. Хиппи просто фанатеют от этих автобусов, уж не знаю почему. Этот парень сказал, что его зовут Рэнди и что он учится в колледже в нашем городе, изучает английский. Он, видимо, был парень не робкого десятка: мы с Марком оба выглядели как крутые ребята, которые наезжают на хиппи, и однажды мы уже это делали. Мы пошли в городской парк, где тусуются хиппи, просто чтобы кого-нибудь отлупить. Но я бы так больше делать не стал. Я не знал, что эти чуваки не дают сдачи, так что когда мы поймали одного, а он не стал драться, мне стало тошно, да и Марку тоже. С тех пор мы оставили их в покое.