Великая актриса - К. У. Гортнер

– Довольно! – рявкнула Жюли, которая никогда не выказывала злости при посторонних, тем более на глазах у такого верного поклонника, как Морни, но тут вышла из себя, взбешенная моим непослушанием. – Ты выйдешь за него, даже если мне придется тащить тебя к алтарю за волосы. И ты никогда не поступишь в монастырь. Никогда, слышишь меня?

Розина проблеяла:

– Сара, пожалуйста. Ты должна выйти замуж, если не будешь работать.

– Кто говорит, что я не буду работать? – накинулась я на свою тетку, так что она, бедняжка, вжалась в стул. – Я никогда этого не говорила. Я не буду работать, как вы, на спине.

Моя мать за пару секунд пересекла комнату – и хлестко ударила меня по щеке, я качнулась на пятках.

– Неблагодарная, – прошипела она. – Неблагодарная. Своенравная эгоистка. Такая же, как он. Думаешь только о себе, не заботясь о последствиях своих действий.

Наступила оторопелая тишина. Я ощущала, как горит у меня щека. Месье Клеман ухмылялся.

Морни, зевая, встал.

– Mon Dieu [7 - Мой Бог (фр. ). ], какая драма! Меня она слегка утомила. Ch? re Жюли, пусть ваша горничная принесет мои пальто и трость. Я не хочу присутствовать при втором акте.

Все еще трясясь от злости, мать потянулась за фарфоровым колокольчиком, который стоял на маленьком столике, как вдруг – невозможно поверить – Морни перевел на меня свои водянистые глаза, и я увидела в них веселое благодушие.

– Боюсь, мы в тупике. Если девушка не желает идти замуж, а монастырь вне обсуждения, вероятно, учитывая ее очевидные таланты, мы должны отправить юницу в Консерваторию. Сара Бернар, tragedienne [8 - Трагедийная актриса (фр. ). ]. В этом что-то есть, вам не кажется?

– В Консерваторию? – Рука Жюли замерла на колокольчике. – Вы, месье, намекаете, что ей следует стать актрисой?

Она произнесла это с ужасом, как будто Морни предлагал сделать из меня поденщицу.

– Почему нет? – Герцог подошел к столику и сам позвонил в колокольчик. – Я помню, она прекрасно играла роль на том маленьком рождественском представлении в монастыре. Начальник отделения изящных искусств – мой хороший друг. Он в совете директоров Консерватории. Это можно организовать. Ей нужно будет пройти прослушивание и отучиться два года. Зато когда она заслужит место в театральной компании, станет получать скромное жалованье и сможет содержать себя. Преимущественно, – добавил он, возвращая ко мне свой мрачновато-игривый взгляд, – стоя на ногах.

– Милорд, я никогда не говорила, что хотела стать актрисой, – прошептала я.

– В самом деле. Тем не менее сейчас вам нужно задаться вопросом: чего вы хотите меньше – быть актрисой или женой? Эту дилемму, мадемуазель, способны разрешить только вы.

Горничная наконец принесла вещи Морни.

Пока герцог надевал пальто и перчатки, а моя мать приводила в порядок свои растрепанные чувства, он добавил:

– Очень кстати, завтра вечером я иду в «Комеди» на «Британик» Расина. Я пришлю своего человека с билетами и экипаж. Надеюсь, вы присоединитесь ко мне.

Жюли пошла его провожать. Я посмотрела на Розину, которая явно испытала облегчение, словно все проблемы были решены, а месье Клеман презрительно фыркнул:

– Актриса? Это пугало в платье? Только если у нее будет одна роль – Смерть с косой.

Я проигнорировала его. Что тут скажешь? Морни прав.

Актриса или жена. Все карты выложены передо мной.

Глава 10

Я никогда не бывала в театре.

Конечно, я о нем знала. «Комеди Франсез», именуемый также Домом Мольера в честь своего основателя, знаменитого драматурга XVII века, был одной из двух финансируемых государством театральных компаний во Франции. Именно там актриса Рашель, наша еврейская икона, дебютировала и обрела легендарную славу как ведущая исполнительница ролей в классических и современных пьесах.

В течение последних тоскливых месяцев, не имея почти никаких занятий, я облазила всю округу и не раз проходила мимо местного театра, где «Комеди» давал утренние спектакли. Я видела актеров, куривших рядом со зданием – этот порок казался мне манящим, – и декорации, которые вносили через задний вход, но на настоящем спектакле никогда не бывала, потому что такие развлечения могли позволить себе далеко не все.

Жюли, будучи женщиной, знакомой с жизнью города, вероятно, имела свое мнение на этот счет. Она наверняка хорошо представляла, что влечет за собой работа в театре. В другой ситуации я могла бы расспросить ее, но теперь я будто вовсе перестала существовать для нее. Да я и сама старательно избегала Жюли весь следующий день – сидела на уроках своих сестер, а после обеда, когда мать легла вздремнуть, прокралась наверх, чтобы сообщить мадам Г. о произошедших событиях.

– О, это прекрасная идея! – воскликнула она, немало удивив меня. – Играть на сцене – идеальная профессия для тебя. Ты обретешь независимость и будешь жить как пожелаешь. И тебе не придется выходить замуж за нелюбимого человека.

Я внимательно вгляделась в нее, пытаясь определить, была ли искренней нотка облегчения, звучавшая в ее голосе. Что-то в мадам Г. напоминало мне выражение лица Розины, будто они с ней сходились в одном: все, что снимало напряжение в семье и могло занять меня, следовало принимать без оглядки, независимо от того, сулит ли это какие-то выгоды.

– Разве это профессия? – с сомнением спросила я. – Разумеется, одеваться в костюм и ходить в нем для развлечения публики – это шаг вперед по сравнению с тем же парадом в салоне.

Ma petite dame вздохнула:

– Вероятно. Но тебе не обязательно выставлять себя напоказ в салоне, если ты этого не хочешь. И мужа развлекать тоже не придется.

После я спустилась к себе и лежала без сна, пока не настало время готовиться к вечеру. Розина принесла мне платье – одно из своих; никуда не годное, на мой взгляд, из мерзкой голубой тафты, быстро переделанное с помощью бантов и рюшей, которые скрывали дополнительные складки и защипы, потому что тетя была значительно объемнее меня в талии и бюсте. Как только она зашнуровала платье, я заныла:

– Словно спица в абажуре. Мне обязательно надевать это?

– Боюсь, Жюли на этом настаивает, – кивнула тетя. – Мы идем на спектакль с Морни. Ты должна выглядеть так, будто принадлежишь к его компании.