Утопия-авеню - Дэвид Митчелл

– Вы тоже приедете в Америку, и очень скоро, – заявляет Мекка. – В вас чувствуется что-то такое особенное… притягательное. F? hlbar… Как это сказать? Когда можно потрогать?

– Осязаемое? – подсказывает Эльф.

В паб входит компания пижонов: патлы длиннее, чем у Джаспера, наряды из бутиков Карнаби-стрит. На них никто не обращает внимания. В Сохо фриками выглядят обычные люди.

– Ребята, я тут подумала… – начинает Эльф.

– Ой, – говорит Дин, – сейчас будет что-то серьезное.

– Я честно пыталась привыкнуть к названию «Есть выход». Но у меня просто не получается. И половина моих знакомых сразу же начинают говорить «На выход». В общем, как-то не клеится. Может быть, придумаем что-то другое?

– Вот прямо сейчас? – уточняет Дин.

– Потом будет поздно, – говорит Эльф.

Джаспер закуривает «Кэмел».

– Я стрельну курева? – просит Грифф.

– О, «Стрелки курева», – заявляет Дин.

«Он то ли недопонял, то ли притворяется ради хохмы», – размышляет Джаспер.

– Не, не пойдет, – продолжает Дин. – Американцы не въедут. Давайте еще что-нибудь.

– Тебе пора писать книгу про то, как сочинять анекдоты, – говорит ему Грифф. – Начни с того, как выбирать нужный момент.

– А я вот потихоньку привыкаю к названию «Есть выход», – замечает Дин.

– Зачем нам название, к которому нужно привыкать? – спрашивает Эльф. – Почему бы не придумать что-нибудь классное, такое, чтобы запоминалось сразу и надолго. Мекка, вот скажи, тебе нравится «Есть выход»?

– Она с тобой согласится, – говорит Дин. – Вы, девчонки, всегда заодно.

– Я бы с ней согласилась, даже если бы была парнем, – возражает Мекка. – «Есть выход» – пресное название. Никакое. Даже не плохое.

– Ну, ты все-таки немка… – говорит Дин и, спохватившись, добавляет: – Не в обиду сказано.

– Я не в обиде на то, что я немка.

– Но слух у тебя немецкий. А мы – британская группа.

– А вы не собираетесь продавать альбомы в Западной Германии? Нас шестьдесят миллионов. Огромный рынок для британской музыки.

Дин выдыхает дым к потолку:

– Тоже верно.

– Кстати, очевидно же, что все хорошие названия групп – короткие и простые, – говорит Грифф. – The Beatles. The Stones. The Who. The Hollies…

– А зачем нам делать как все? Мы что, бараны в стаде? – спрашивает Дин.

– О, «Стадо», – задумчиво произносит Грифф. – «Бе-бе-бе, барашек наш». «Черная овца».

Дин делает глоток пива.

– Когда мы придумывали название «Могильщикам», одним из вариантов был «Бараны на бойне».

– Замечательно, – вздыхает Эльф. – Будем выходить на сцену в окровавленных фартуках и со свиной головой на палке, как в «Повелителе мух».

Джаспер подозревает, что это сарказм, но сомневается в верности догадки, когда Дин спрашивает:

– А что они поют?

– Кто? – недоумевает Эльф.

– «Повелитель мух».

– Ты это серьезно?

– А че я сказал? – удивляется Дин.

– «Повелитель мух» – роман Уильяма Голдинга.

– Правда? Приношу искренние извинения… – Дин пародирует аристократический выговор. – Не всем посчастливилось изучать английскую литературу в университете.

Джаспер надеется, что это дружеские подколки, а не словесная дуэль.

Негромко рыгнув, Грифф говорит:

– А вот у новых американских групп как раз такие названия, которые застревают в голове. Big Brother and the Holding Company. Quicksilver Messenger Service. Country Joe and the Fish.

Эльф крутит картонный бирдекель.

– Нет, длинного или слишком вычурного нам не нужно, иначе сразу будет ясно, что мы выпендриваемся.

Дин допивает пиво.

– А каким должно быть правильное название, Эльф? «Хоровод феечек»? «Фольклорное сладкозвучье»? Просвети нас, пожалуйста.

Грифф хрустит шкваркой.

– «Просветители».

– Если б у меня было хорошее название, я б его давно предложила, – вздыхает Эльф. – Неужели нельзя придумать что-нибудь получше того, что сдуру ляпнул управляющий в «Ту-айз»? Нужно название, из которого будет ясно, что мы за группа.

– Ну и что мы? В смысле, кто? Как группа? – спрашивает Дин.

– Мы пока еще не совсем определились, – говорит Эльф, – но если судить по нашим песням, то «Оставьте упованья» и «Плот и поток» парадоксальны. Как оксюморон.

Дин подозрительно сужает глаза:

– Как что?

– Оксюморон – это фигура речи, сочетание противоречащих друг другу понятий. Оглушительная тишина. Фолк-ритм-энд-блюз. Циничные мечтатели.

– И все это на основании нашего обширного списка из двух песен, – подводит итог Дин. – Дело за тобой, Джаспер. Счет пока такой: Мосс – один, Холлоуэй – один, де Зут – ноль. Ты как?

– По команде песни не выкакиваются, – говорит Джаспер.

– Не самая подходящая игра слов, – замечает Мекка.

– Ха-ха-ха! – заливается Грифф. – Дамы и господа, прошу любить и жаловать: «Говнопевцы»!

– Как по-твоему, – спрашивает Эльф Джаспера, – нам нужно придумать новое название?

Поразмыслив, Джаспер отвечает:

– Да.

– У тебя в вышитом рукаве ничего не припрятано? – спрашивает Дин.

Джаспер отвлекается, потому что в прозрачном завитке узора на матовом оконном стекле возникает глаз. В дюйме от окна. Зеленый. Смотрит на Джаспера, моргает. Потом владелец глаза идет дальше.

– Ах, прости, – говорит Дин. – Мы тебе наскучили?

«Здесь я уже был…»

– Погодите…

«Метель грез, дождь лепестков, кружевные бабочки… На стене табличка… с названием улицы…»

Джаспер закрывает глаза. Из шелеста воспоминаний проступают слова.

– «Утопия-авеню».

Дин корчит мину:

– «Утопия-авеню»?

– Утопия – это место, которого нет. Нигде. А авеню – место. Как музыка. Когда мы играем слаженно, то я здесь – и где-то еще. Это парадокс. Утопия недостижима. Авеню есть везде.

Дин, Грифф и Эльф переглядываются.

Мекка чокается стопкой водки с бокалом Джасперова «Гиннесса».

Никто не говорит «да». Никто не говорит «нет».

– Меня зовет фотолаборатория, – объявляет Мекка. – Дело на всю ночь. – Она поворачивается к Джасперу. – Не хочешь мне помочь?

Дин с Гриффом хмыкают и переглядываются.