Сволочь ненаглядная - Дарья Донцова

Пришлось идти вниз и покупать «Гжелку». Вид стеклянной емкости с бело-синей наклейкой привел парнишку в состояние эйфории.

– Вот здорово, – зачмокал он и трясущейся рукой принялся откупоривать пробку. – Давай заходи.

Я влезла в грязную донельзя прихожую и поинтересовалась:

– Рагозин Николай Федорович?

– Кто?

– Ты.

– Не-а, – пробормотал юноша, – я Костя.

– А Николай где?

– Не знаю, – ответил Константин.

– Значит, ты хозяин, – решила я уточнить ситуацию.

– Кто?

– Ты.

– Кто сказал?

– Да никто, – вышла я из себя, – говори быстро, где Николай?

– Не знаю.

– Хозяин кто?

– Где?

– Здесь!

– Тут?

– Нет, – заорала я, – не тут, не там, а в этой квартире. Чья она?

– Черт ее знает, – серьезно ответил парень.

– А ты кто?

– Я?

– Ты!

– Костя.

От злости я чуть не треснула его по голове валявшимся на полу зонтиком. Надо же так вчера напиться!

– Котька, – донесся из комнаты слабый голос, – кто там?

– Не знаю, – ответил юноша и уточнил: – Она бутылку принесла.

– Благодетельница, – прохрипел бас.

Я отодвинула Костю плечом, решительно вошла в комнату и приказала:

– Отвечайте немедленно, кто из вас, уродов, Рагозин?

Несколько тел, лежащих в немыслимых позах, лениво зашевелились. Похоже, вчера тут выпивка лилась рекой. На большом обеденном столе высилась гора посуды. Гостей угощали колбасой и чипсами. Несколько банок из-под рыбных консервов щетинились окурками, и запах в помещении стоял соответственный: немыслимый «букет» из ароматов выпитого спиртного, сигаретных «бычков» и чего-то кислого, тошнотворно противного.

Двое парней, не сумевших снять одежду, ничком лежали на засаленной софе. Еще один, неудобно подвернув ноги и умостив голову на подлокотнике, дрых в широком кресле. В углу, между комодом и тумбочкой, валялось клочкастое ватное одеяло, на котором раскинулось несколько тел, все в одежде и даже в обуви. Между пьянчугами, развалившись на спине и растопырив в разные стороны все четыре лапы, храпел тощий, ободранный кот. Когда-то белый, мех животного сейчас напоминал весенний снег – кое-где желтый, на спине серый, а ближе к голове отчего-то красный. Приглядевшись, я поняла, что шея котяры перемазана кетчупом. Очевидно, кто-то из гостей использовал его вместо салфетки.

– Ребята, – заорал Костя, – бутылевский приехал.

Пейзаж оживился. Парни, спящие на диване, сели. Один из них тонкой маленькой ручкой принялся копаться в коротко стриженной голове. Я заметила темно-синий лак на ногтях и сообразила, что он – девушка. Впрочем, дамы отыскались и на одеяле, целых две сразу. Они попытались встать, но потерпели неудачу, и теперь просто смотрели на меня похожими на пуговицы глазами.

– Так кто из вас Рагозин, господа?

– Здесь нет такого, – с уверенностью произнес юноша, сидевший на диване.

– А вы кто?

Оказалось, студенты МАДИ, отмечающие успешно сданную сессию.

– Странно, – пробормотала я, – куда же Николай подевался?

– А вы у хозяйки спросите, – посоветовала одна из девчонок, – она живет в соседнем доме, я у нее снимаю.

Ситуация прояснилась, и, отдав студентам «Гжелку», я пошла по новому адресу. На этот раз – в странное трехэтажное здание из красного кирпича. Этот дом выглядел внутри намного приличней. Лифта, правда, не было, зато лестничная клетка чисто вымыта, а двери квартир обиты одинаковым зеленым дерматином, очевидно, жильцы обратились разом в одну фирму.

Квартира, куда меня впустили, ничем не напоминала «лежбище» молодых алкоголиков. Аккуратная комната с простой, но явно новой мебелью, чисто вымытый пол и большой телевизор «Панасоник», накрытый для пущей красоты самовязаной кружевной салфеткой. Внушала доверие и хозяйка, маленькая старушка в теплом байковом халатике и хорошеньких тапочках в виде тигрят.

– Вы по поводу квартиры? – спросила она.

– В общем, да, – весьма обтекаемо ответила я.

– Садитесь, дорогая, – обрадовалась бабуся и радушно предложила: – Хотите чайку?

– С удовольствием, – пробормотала я.

Хозяйка взяла с буфета крохотный чайничек и с удовлетворением отметила:

– Совсем свежий, только вчера заваривала.

Затем она капнула пару капель желтоватой водички в огромную кружку с надписью «Маша» и щедро долила доверху кипятком. Получившаяся жидкость нежно-лимонного цвета напоминала напиток «Буратино» времен моего детства.

– В квартире пока живут, – принялась объяснять хозяйка, – но скоро съезжают, первого февраля деньги принесут, и я откажу им.

– Почему?

– Шумят очень, – вздохнула старушка, – соседи недовольны, грозят в налоговую инспекцию пожаловаться.

– Да, неприятно, – согласилась я.

– Меня зовут Марья Сергеевна, – церемонно представилась бабуся.

– Евлампия Андреевна, – улыбнулась я в ответ.

– Очень приятно, – ответила хозяйка и добавила: – Уж не обессудьте, но, когда договариваться начнем, паспорт принесите, а то меня уже один раз обманули.

– Да?

– Вот вам и да, – неожиданно резко ответила старушка, – неужто б сдала квартиру студентам, тьфу!

– Как же так получилось? – изобразила я интерес.

– Говорю же, обманули, – пустилась в объяснения Марья Сергеевна. – Пришла женщина, вроде вас, тоже по объявлению…

Я внимательно слушала путаную речь, пытаясь сообразить, что к чему. Марья Сергеевна всю жизнь прожила вместе с мужем в отличной трехкомнатной квартире, причем не где-нибудь, а на Старом Арбате. Потом супруг скончался, началась перестройка, сбережения пропали, а детей, способных содержать ее, у нее не было. Оставалось одно – продавать у метро сигареты. Спасибо, лучшая подруга надоумила, пришла в гости, посмотрела со вздохом на необъятные хоромы и сказала:

– Зачем тебе, Маша, такая квартира? Продай ее побыстрей да купи две. Одну сдавать станешь и жить припеваючи.

Марья Сергеевна послушалась и до сих пор не нарадуется. Из арбатской квартиры получилось не две, а три новых, правда, на окраине. Но Марья Сергеевна – пенсионерка, на работу ей не ездить… Кстати, жизнь в спальном районе нравится старушке больше, чем в центре. Летом никакой дачи не надо, в двух шагах изумительный лесопарк, а с продуктами теперь везде хорошо!