Небо Мадагаскар - Оганес Мартиросян

– С кем?

– Со смертью. И с ней.

– А с кем еще?

– С собой, со своими частями тела. Со своими органами.

– А что с ними?

– Они враждуют. А вообще, человек – это МИД и МВД.

– И они враждуют друг с другом?

– Скорее внутри себя. Мозг никак верх не возьмет.

– Думаешь?

– Я уверена.

Сделали по глотку, цокнули языками, размечтались, разнежились, отдохнули, взмыли внутрь своих разгоряченных сердец, там покружили и искупались в крови, покачали ее, проверили узников в камерах, передали им таблетки и тапочки, почитали им Горького и прекратили всякие фантазии, вернулись в кафе и оплатили заказ. Вышли на воздух, облачились в небесное, земляное, червивое, расстались, потекли ручьями, растянулись, охватили несколько кварталов и даже не оглянулись, так как Мага встретил свою однокурсницу.

– Отдыхаешь? – спросил ее он.

– Ну да, – отвечала Нада. – Прилетела сюда.

– Здесь хорошо.

– Сама суть. Дан весь смысл.

– Что будешь делать?

– Чаю хочу попить. Ты с кем-то был?

– С Софьей.

– Кто это?

– Я не знаю.

– Здравствуйте.

– До свидания.

Он повел ее в кафе, где только что был, усадил Наду за столик, дал ей большую ложку и заказал каши и чая.

– Я и так кашу каждый день ем, – сказала Нада.

– Ну и хорошо, не надо будет привыкать.

– Я готова.

Он сел с ней рядом, спросил ее номер и написал ей в смс, что хочет целоваться с ней. Она ничего не ответила, только закрыла глаза и отвернулась. Мага повернул ее лицо в сумерках к себе и коснулся ее губ своими губами. Они слились, стали одним человеком, растворились друг в друге. Целовались кожи, кости, печени, почки, легкие и сердца. Мозги ползали по столу, как ежики, и совокуплялись. «Всё, я люблю ее, решено, потому что не любил раньше. Как она хороша, волшебна, тяжела в бедрах и легка, целебна, и ее невидимая часть, именуемая «эго» и «я», выделана из кожи динозавров, изготовлена из них, обернута в них».

– Так мы целуемся, – сказала Нада, оторвавшись от Маги и положив ладонь ему на бедро.

– А я смотрю из окна, там люди, и каждый сотый имеет в себе больше меня, чем себя.

– А я смотрю часто на закат и вижу в нем себя, будто мое лицо садится и горит тысячами рыжих лучей.

– Конечно, по улицам ездят не машины отныне.

– А что? – вопросила Нада.

– Тепло, холод, рыдание, радость, апатия, шизофрения, астма, диабет, грусть, сострадание, туберкулез.

– Просто ездят?

– Ну, не только, еще везут людей, велосипеды, жареную курицу, термосы, рюкзаки, телефоны и всё.

Закурили, постряхивали пепел, пообнимались, даже поцеловались носами, потерлись ими, повдыхали дымки.

– Любишь меня?

– Люблю, – сказал Мага.

– Любить тяжело, тяжелее всего на свете, но без нее тяжелее еще.

– Тяжелее самого тяжелого?

– Да. А ты кто?

– По национальности? Кавказец.

– Нет, это понятно, азербайджанец, армянин, дагестанец, грузин?

– Кавказец.

– Понятно.

– Ну. Какой самый главный вопрос философии?

– По Камю?

– Нет, по тебе. По нему на вопрос ответил Рыжий.

– Думаю, главный вопрос философии в том, может ли быть она не женского рода.

– А еще?

– Могу сказать о главном вопросе религии.

– Хорошо.

– Он в том, может ли человек в зеркале увидеть себя, а не зеркало.

В кафе вошли азербайджанцы и разлили мужественность вокруг себя, стали источать мужское начало со всех своих пор. Официант принес им баранины и коньяк. Мужчины начали есть и подрагивать усами, ловящими радио. На всех языках заиграла музыка. Кавказцы достали нарды и начали в них играть. После чего встали друг другу на плечи и изобразили Хайдеггера. Тот посмотрел на Магу и сказал:

– Если сильно вытянуть ногу, то из нее может ударить лезвие.

– Я понял, – ответил Мага, – а насчет лезвия или жала скажу: озеро, река или море состоят из капель, и эти капли – пчелы, по-моему, если вода горяча, они жалят, если холодна, просто облепляют тебя, вот так, если идет дождь, это пчелы стекают вниз, и среди них есть матка, которая может ужалить и отдать свою жизнь тебе.

Азербайджанцы выслушали его, распались на произведения Хайдеггера и покурили в виде его работ. Каждый труд выкурил сигарету и выпил коньяк, став не стоящими строчками, а бегущими. «Ну и замечательно, пусть будет так, ведь обратное ныне немыслимо».

– Строки бегут, – сказал он, – убегают, атакуют или и то, и другое.

– Это же круто, – сказал один азербайджанец и добавил: – Децл – не еврей, конечно, так как азербайджанец, именно он, все так, и вообще – рэп явился от нас. Зародился в наших сердцах, животах и ниже. Азербайджанцы еще покажут настоящий рэп.

– Да никто и не спорит, – ответила Нада.

– Просто мы таились под водой, под поверхностью, не хотели показывать головы в слишком уж непростые времена. Головы рубят, если они вырастают не вовремя. Кочаны летят на землю. Нет древних и не древних народов, есть свет и есть тьма, ну, кто-то сидел во тьме, ну, любил темноту, не считал солнце своим, так как есть звезды.

– Звезды? – не понял Мага.

– Именно, так, тоска азербайджанцев по звездам, так как одна – их мать.

– Это не ваша земля?

– Нисколько.

– А почему вы так цепляетесь за нее?

– А армяне не цепляются за нее?

– Тоже чужие?

– Конечно. Просто здесь филиалы. И вот они мечтают стать центром. Хвост виляет собакой.

– Ясно. Вы просветили.

– Просветили? Как звать тебя?

– Мага.

– Ну, хорошо.

Азербайджанец выпил коньяк и начал медленно петь, но не просто песню, а гастрономию и базар, сеть продуктовых магазинов и последние мысли Христа. Мага слушал его и пощипывал бородку себе. «Хорошо ведь поет, потому что азербайджанцы, армяне и евреи сильны в торговле. Родственные? Не знаю. Не через субъект, но объект. А вообще, бывает так, что у человека армянский мозг, азербайджанское сердце, еврейские почки, грузинские руки, русское лицо и так далее и не обязательно, что так, поскольку у всех по-разному».