Собор Дарвина - Дэвид Слоан Уилсон

Чьювонг делают все что только можно, лишь бы не вызвать пунен. Вся добыча, пойманная в лесу, приносится в племя и незамедлительно выставляется на всеобщее обозрение. Затем ее разделяют в равных долях между всеми семьями. Женщины варят ее и делят на равные порции между всеми членами своей семьи. Как только тушу приносят из леса и перед тем, как ее разделят, кто-то из семьи охотника дотрагивается до нее пальцем, а затем, проходя по кругу, касается им каждого, кто находится в селении, возглашая каждый раз: «Пунен»… Так до всех доводится послание: скоро еда будет вашей – не желайте ее прямо сейчас! Если гости приходят, застав хозяев посреди трапезы, их немедленно приглашают к столу. Если же гости отказываются, сказав, что недавно поели, до них дотрагиваются пальцем, обмакнутым в еду, а тот, кто это делает, произносит: «Пунен» (185).

Еды почти всегда не хватает, но других ресурсов бывает то мало, то много, в зависимости от времени года или иных обстоятельств. Система пунен достаточно гибка – и ее действие распространяется на предметы лишь тогда, когда они редки:

Бамбук для выпечки хлеба из тапиоки непременно делят между всеми семействами поровну, если рубщику бамбука пришлось идти за ним очень далеко. Если же бамбук произрастает близко к селению, каждый может собирать его для себя, но лишь столько, сколько необходимо. Это отражено в языке: есть далекий бамбук («лао тьотен») и близкий бамбук («лао дуа»). Если ближайшая река высыхает и воду приходится приносить издалека, ее, опять же, требуется разделить между всеми – но та вода, которую берут ежедневно из привычного источника, остается достоянием тех, кто ее набирает… И даже если кто-либо не хочет получить свою часть, он должен прилюдно и явным образом показать, что знает о добыче – и обязательно касается ее пальцем, даже если не получает реальную долю (185–186).

Может показаться, что предписание уважать желания других приведет к неправильному дележу и породит возможность поживиться за чужой счет. Однако это не так:

Как только желание оглашено, его тут же должен утолить тот, кто может это сделать. Если он воздержится, отвергнутый будет страдать от последствий пунен. Но очень возможно, что желания, о которых не говорят, приводят к тем же последствиям. На деле люди редко обращаются друг к другу с прямой просьбой о чем-либо, и страх перед пунен мог с легкостью помешать им попросить у меня подарок. Я могу вспомнить лишь один случай, когда меня упрашивали кое-что дать. Старуха по имени Мэг попросила меня отдать ей точильный брусок, что я и выполнил. Остальные члены племени, услышав о том, что сделала Мэг, отозвались о ее поведении неодобрительно. Конечно же, если бы я отказал, то именно из-за этого – из-за того, что я не сумел утолить ее желание – на Мэг напал бы тигр, змея, иная напасть… Желание чего-либо для себя может восприниматься плохим по двум причинам. Во-первых, это неприкрытое проявление чувств, а во-вторых, такое желание ставит частное благо над общим в ущерб последнему (185).

Какая беда ждет того, кто попал в пунен? На него может кинуться тигр. Может быть, его укусит змея или ядовитая сороконожка. Более того, эти живые существа имеют и духовную форму, способную навлечь иные неприятности – скажем, болезнь или травму. Вот так почти любое несчастье может стать «доказательством» предшествующего прегрешения. Совершенную невосприимчивость, или, выражаясь чуть иначе, «абсолютный иммунитет» к опровержениям подобных «доказательств» строгая наука сочла бы недостатком. Но эта невосприимчивость полезна для системы, нацеленной на регулирование человеческого поведения.

Этот пример предваряет некоторые важные темы, которые мы затронем в последующих главах. Чьювонг вовлечены во множество взаимодействий, и если бы эти взаимодействия совершались добровольно и вне какой-либо системы социального контроля, их можно было бы назвать альтруистическими. При этом блага определяются не в соответствии с точным подсчетом генеалогической близости или вероятностью ответной выгоды. Нет, группа объединяется посредством системы верований и действий, моральных по характеру. Можно поступать правильно – и можно поступать неправильно. И за неправильным поведением следует наказание: нападет зверь, а может быть, его дух: но более того – не одобрит племя! [15 - По этнографии Хауэлла (Howell 1984), чьювонг совершенно не приемлют насилия, даже в наказании за проступки. Обычный вид наказания – добровольный уход нарушителя из поселения, причем, как правило, нарушитель просто понимает обращенный к нему намек и уходит, но ясно, что причина изгнания – социальное неодобрение. ] Система моральных норм не позволяет с точностью определить, что считается альтруистичным, но она, если использовать терминологию Хауэлла, явно не одобряет стремления «ставить частное благо над общим». И я не имею в виду, будто эта система лучше всех или в ней невозможно эгоистичное поведение. Но, как оказывается, она отвечает своим целям и, по уверению Хауэлла, справляется с задачей: если мы проведем мысленный эксперимент, устранив ее из жизни чьювонг, весьма вероятно, они станут реже делиться едой. А кроме того, система норм имеет «потусторонний» аспект, на первый взгляд иррациональный и неэффективный. Так и хочется сказать: вот простаки! Верят, будто неутоленные страсти навлекут на них зверей и духов! Но стоит изучить систему норм пристальнее, и нам откроется то, сколь она впечатляюще эффективна в отношении к большинству практических сторон жизни племени. Наивно приписывать некое назначение каждой особенности общества чьювонг, но равно так же наивно отвергать возможность существования таких назначений. Не будем забывать о «золотой середине».

Врожденная психология этических систем

Совершенно очевидно, что наше понимание социальной эволюции человека необходимо поместить в рамки парадигмы главных эволюционных переходов. Мы должны выйти за пределы моделей родственного отбора и взаимного сотрудничества и создать модель комплексной регулятивной системы, объединяющей членов группы в функциональную единицу. Эволюционные биологи приступили к этому совсем недавно, поэтому следует особо учесть умозрительный характер их выводов. Во введении я уже говорил, что эта книга о науке, пребывающей в движении и поиске, о науке, полной противоречий и нерешенных проблем, ждущих своего времени. И все же описывать ход игры – дело более увлекательное, чем сообщать о ее исходе. И мы пойдем именно таким путем, а для начала нам придется примирить два факта, которые на первый взгляд вроде бы противоречат друг другу: первый говорит о том, что моральные системы требуют наличия психологических механизмов, присущих нам от рождения, а второй – о том, что такие системы могут быстро эволюционировать в ходе культурного развития.

Начнем с психологических механизмов. В науках о человеке с давних пор принято объяснять как можно больше через несколько общих принципов – например, таких, как оперантное обусловливание [16 - Особая форма научения. Ее суть в том, что подкрепляется то спонтанное поведение, которое признается желательным. Термин ввел американский психолог Беррес Скиннер. – Прим. пер. ] или рациональный выбор, как будто законы поведения подобны законам физики. Напротив, такие эволюционные психологи, как Космидес и Туби (Cosmides and Tooby 2001; см. также Tooby and Cosmides 1992) утверждают, что разум – не отдельный универсальный орган, а набор органов, адаптирующих организм к тем или иным особенностям окружающей среды. Птенцы перелетных птиц вглядываются в ночное небо и учатся определять, где находится центр его вращения, – когда они повзрослеют, этот навык позволит им совершать перелеты на юг или на север (Emlen 1975). Однако нейронная сеть, отвечающая за это умение, развилась только у перелетных птиц: у других видов ее нет. И более того, в аспекте выживания и оставления потомства она решает лишь одну проблему. Другие задачи – скажем, кормление или поиск брачного партнера – требуют уже иных нейронных сетей. Обитающий в африканской пустыне муравей-бегунок фаэтончик красный (лат. Cataglyphis bicolor) проходит очень извилистый путь в поисках пищи, но после того, как найдет ее, обратно в колонию возвращается уже по прямой. По сути, его крохотный мозг представляет извилистый путь в виде ряда векторов известной длины и направления по отношению к солнцу, что позволяет «вычислить» исходную точку, когда приходит время возвращаться (Wehner and Srinivasan 1981) [17 - См. : Gaulin and McBurney 2001, где приведена замечательная общая дискуссия о проблемно-ориентированных механизмах научения. ]. И это лишь одна специализированная цепочка нейронов в маленьком мозгу муравья; для решения иных проблем, связанных с выживанием и размножением, ему необходимы другие. Умения находить путь благодаря звездному небу или вычислять его по солнцу кажутся нам чудесными, потому что превосходят наши способности (по крайней мере, если мы их усиленно не тренируем). Однако наш мозг тоже заполнен специализированными нейронными цепочками, благодаря которым мы решаем свои биологические проблемы столь же естественно, как перелетные птицы летят по звездам, а муравей исчисляет путь. И лучше бы психологи попытались определить и понять, что это за цепочки, а не притворялись, будто поведение человека можно вывести из горстки законоподобных механистических принципов.