Порочная страсть - Колин Маккалоу

– А где Майкл?

В груди у нее вдруг шевельнулся страх: неужели чутье ее подвело? Может, она ошиблась, когда решила, будто рассудок сержанта Уилсона не затронула болезнь? Война еще не закончилась, а психиатрическое отделение пока не закрыли. Раньше она никогда не оставила бы новичка надолго без присмотра в его первый день в бараке. Так Майкл из тех, от кого можно ждать беды? Не к добру он появился здесь. Сначала она оставила его медкарту на столе, пока показывала ему палату, а теперь не смогла уследить за ним.

Должно быть, она побледнела, да и голос, похоже, ее выдал: трое мужчин с любопытством уставились на нее, даже слепой Мэт повернул к ней голову.

– Майкл в подсобке заваривает чай, – поспешил успокоить ее Нил, затем вытащил из кармана портсигар, раскрыл и протянул солдатам.

Сестра Лангтри знала: он не стал бы предлагать ей закурить за стенами ее кабинета.

– Кажется, нашему новенькому нравится творить добрые дела, – продолжал между тем Паркинсон, поднося зажигалку всем по очереди. – Собрал грязную посуду после ужина, помог санитару их вымыть, а теперь вот чай готовит.

У Онор пересохло во рту, но она не решилась облизнуть губы, чтобы не дать лишний повод для подозрений, и спросила:

– А Люс где?

Мэт беззвучно рассмеялся.

– Вышел на охоту, словно кот.

– Надеюсь, до утра не вернется, – презрительно скривил губы Бенедикт.

– А я очень надеюсь, что вернется, иначе наживет неприятности, – возразила сестра Лангтри и осмелилась наконец сглотнуть.

Майкл принес чай в большом старом чайнике, знававшем когда-то лучшие времена: эмаль на нем облупилась, бока покрывали многочисленные вмятины и щербины со следами ржавчины. Поставив чайник перед сестрой Лангтри, он отправился в подсобку и принес на дощечке, заменявшей поднос, шесть щербатых эмалированных кружек, одну-единственную погнутую чайную ложку, сахар в старой банке из-под сухого молока и помятый жестяной кувшин с разведенной сгущенкой. Диссонансом этому убожеству была прелестная чайная пара костяного фарфора Эйнсли, расписанная вручную, с тонкой позолотой, на краю блюдца которой лежала изящная ложечка чеканного серебра.

Онор показалось забавным, что Майкл уселся напротив Нила на ее конце стола. Похоже, ему не пришло в голову, что место на скамье могли оставить для Люса. Вот и хорошо! Люсу это пойдет на пользу: пусть не думает, будто новичок станет для него легкой добычей. Впрочем, с чего бы Майклу бояться Люса? Едва ли тот сможет его запугать. У Майкла здоровая психика, он не подвержен ни навязчивым страхам, ни острым приступам тревоги, которыми страдают обычно пациенты отделения «Икс» при поступлении. Наверняка Люс покажется ему не жутким, а смешным. Но если считать Майкла образцом психического здоровья, то и она, наверное, тоже немного со странностями, потому что Люс пугает ее, пугает с тех пор, как очнулась от грез и поняла, что он своего рода нравственный имбецил, психопат. Ему удалось ее одурачить, потому она его и боится. А ведь почти влюбилась в него: уж очень понравилась его кажущаяся «нормальность». И вот теперь Майкл… Что, если и на этот раз ошиблась? Может, с самого начала неверно судила о нем?

– Насколько я понимаю, кружки наши, а чашка с блюдцем для вас, сестра, – обратился к ней Майкл.

Онор улыбнулась:

– Да, вы правы. Мне подарили эту пару на день рождения.

– А когда у вас день рождения? – тут же уточнил Уилсон.

– В ноябре.

– Значит, следующий вы будете праздновать дома. И сколько же лет вам исполнится?

Нил угрожающе замер, насторожился и Мэт. На лице Наггета отразился благоговейный испуг, Бенедикт остался равнодушным. Сестра Лангтри не столько обиделась, сколько растерялась: вопрос Майкла застал ее врасплох, – но прежде, чем она успела ответить, вмешался Нил:

– Это вас не касается!

Майкл удивленно поморгал.

– Ну, это ей решать, приятель, верно? Она не выглядит такой уж старой, чтобы держать свой возраст в секрете.

– Что значит «она»? – вскинулся Мэт и голос его дрожал от гнева. – Это вам не кошкина мать, а сестра Лангтри.

– Так сколько лет вам исполнится в ноябре, сестра Лангтри? – повторил вопрос Майкл без тени вызова.

Похоже, обитатели барака показались ему слишком обидчивыми и вспыльчивыми, вот он и решил показать свою независимость.

– Мне будет тридцать один год, – ответила сестра небрежным тоном.

– Вы не замужем? И не вдова?

– Нет. Я старая дева.

Майкл рассмеялся и, решительно покачав головой, возразил:

– Нет, на старую деву вы не похожи.

Атмосфера накалялась: старожилов возмущала наглость новичка и снисходительность сестры.

– У меня в кабинете стоит коробка с галетами, – неторопливо проговорила сестра Лангтри. – Может, кто-то за ней сходит?

Майкл тотчас вскочил.

– Если вы уточните, где именно, я с удовольствием принесу.

– Посмотрите на полке под книгами. Это жестянка из-под глюкозы, но на крышке вы увидите наклейку с надписью «Галеты». Вам добавить молока в чай?

– Спасибо, я пью черный, с двумя кусками сахара.

Пока Уилсон ходил за галетами, за столом стояла мертвая тишина. Сестра Лангтри безмятежно разливала чай, а мужчины дымили сигаретами, словно стремились дать выход накопившейся ярости.

Майкл вернулся с жестянкой, но вместо того чтобы сесть к столу, обошел всех по кругу, предлагая галеты. Заметив, что каждый из мужчин взял по четыре штуки, он достал четыре галеты и мягко подложил под неподвижную ладонь Мэта, покоившуюся на столе, придвинул к его руке кружку с чаем так близко, чтобы слепой почувствовал тепло, и только после этого опустился на скамью рядом с сестрой Лангтри. Его искренняя улыбка глубоко тронула ее – Майкл ничем не напоминал Люса.

Остальные мужчины по-прежнему настороженно молчали, но сестра Лангтри впервые на это не обратила внимания. Все ее мысли занимал Майкл: она улыбалась ему и думала, как приятно в кои-то веки встретить человека, лишенного привычного набора надуманных страхов, тревожных метаний и переживаний. Она была уверена, что он не стал бы искать у нее утешения и защиты, как другие пациенты.

Внезапно Наггет громко застонал, капризно оттолкнул кружку с чаем и схватился за живот.