Пойма - Джо Р. Лансдейл

– Это вот – доктор Тейлор, – сказал папа доктору Тинну. – Он интерн, или как это у них там называется. Приехал со Стивенсоном, потому как тот подумывает уходить на покой, вот Тейлор и решил завести со всеми знакомство, чтобы прибрать себе рабочее место. Он немного франтоватый, ну а так парень-то свой, как мне кажется.

– Сомнительно, что он желает заводить знакомство с нашим-то братом, – протянул доктор Тинн.

– А ты, похоже, прав, – проговорил папа. – Давай тогда его куда-нибудь сплавим.

Папа обернулся ко мне, потрепал по макушке:

– Ну всё, Гарри, до встречи.

Удручённый, побрёл я по улице, потом оглянулся на ледохранилище, понаблюдал, как папа и доктор Тинн заходят туда вместе с доктором Стивенсоном.

Я запутался. Я ведь слышал, как папа говорил, будто старый доктор не захочет иметь дело с трупом, потому что женщина была цветная, но вот же он – выбрался из кабинета, снизошёл до поездки в негритянский городок, чтобы поглядеть на тело! А с ним и доктор Тейлор.

Так размышлял я обо всём об этом, но вдруг позади послышался скрип; я обернулся и вижу: в таратайке, крытой ивовым прутом и рубероидом, едет дряхлый безногий чернокожий старик, а везёт таратайку большой и откормленный белый боров, одетый в кожаную упряжь. Старик совсем лысый, и череп у него сморщенный, точно кожаный мешок, который скомкали, а затем попытались разгладить вручную. Складки на лице такие глубокие, хоть карандаш там прячь. Во рту ни единого зуба. В целом выглядел дедок гораздо старше мисс Мэгги. Да что там, она, по сути, ему во внучки годилась.

В руке у старика был зелёный ивовый прут – им он понукал борова по жирному заду. Боров похрюкивал, и таратайка довольно-таки бойко катилась. За тележкой со стариком шли двое мальчишек – мои ровесники, один цветной, а другой белый. Одёжка на них износилась даже сильнее моей. У темнокожего мальчишки штаны разошлись на колене, и не имелось никаких признаков, что кто-то пытался залатать дырку. У белого штаны на колене тоже разошлись, но на дыру нашили заплатку из мешковины, и эта заплатка, по всей видимости, много раз за свою жизнь подвергалась окраске: скорее всего, соком трав и ягод, брызгами дорожной грязи да глиной береговых круч.

Я заметил, что народ, который толокся вокруг, стекается к ледохранилищу и собирается перед ним, словно стая скворцов на ветке. Тогда я понял, что тело в хранилище – не такой уж большой секрет.

Дед осадил свиную упряжку рядом со мной. Посмотрел на меня слезящимися глазами, открыл беззубый рот и заговорил:

– Как делишки, бельчонок?

– Хорошо, сэр.

Сказать по правде, он меня пугал. Никогда я не видал настолько дряхлого старика, и уж точно не в подобном положении – чтоб без ног, да ещё в таратайке на свинячьем ходу.

Белый мальчишка, который шёл наравне с дедом, представился:

– А меня Ричард Дейл зовут. В пойме живу.

Думаю, этот Ричард Дейл был чуть старше меня. Скулы тонкие, губы пухлые и пунцовые, а такие носы, какой был у него, мы в те годы кликали римскими. Иные умники, бывало, острили: «Ну да. Ещё бы, торчит посреди лица, будто римская свеча».

Я сказал, что тоже живу в пойме, объяснил, где именно. Его часть поймы находилась на противоположной от нас стороне. Сама местность называлась Песчаной поймой: в отличие от наших краёв, богатых красной глиной и бурой почвой, там у них попадался всё больше белый песок.

Цветной мальчишка назвался Абрахамом. Выглядел он очень бодрым и деятельным, как будто нахлебался кофе и ждёт, что вот-вот случится что-нибудь значительное – например, налетит торнадо, грянет наводнение или свалится прямо под ноги сундук, набитый деньгами.

Были мы все примерно одногодками, все быстро начинали скучать и немного устали от общества взрослых – стоит ли говорить, что мы тотчас же закорешились?

Абрахам сказал:

– А у нас с Рики карты с голыми тётками есть!

– Только вот они не с собой, – поспешно добавил Ричард, чтобы я, чего доброго, не попросил выложить их для ознакомления.

– Ага, – разочарованно протянул Абрахам. – Они в штабике на дереве, а это отсюдова совсем не близко. А ещё у нас негробойки есть. Я вот в консервную банку с тридцати футов попаду, спорим?

«Негробойкой» называли самодельную рогатку из язычка ботинка и куска шинной резины на палке. Название это было совершенно обычным, и Абрахам произнёс его, не задумываясь, безо всякого стыда.

– Слышали мы, тама тело мёртвое привезли, – добавил Абрахам. – Женщину какую-то убили.

Я не выдержал:

– А ведь это я её нашёл.

– Ага, конечно, – усмехнулся Абрахам. – Фигушки. Так мы и поверили. Кому другому лапшу навешивай!

– А вот и правда! Там мой папа щас внутри. Он в наших краях констебль.

– Ну тут-то у него уже полномочий нету, – вмешался дед в таратайке на свинячьем ходу. Слышал старый, как оказалось, вполне себе прилично. Я подумал: а ведь, поди, слышал он и то, как мы разговаривали про те карты с голыми тётками, и смутился.

Ричард Дейл сказал:

– А это у нас дядюшка Фараон. Ноги ему отрезали – это после того, как разодрал их дикий кабан. А кабана-то звать Хрюндель Джесс. Только это не дикий кабан. Этот – очень даже домашний.

– Очень жаль, – обратился я к старику.

Он воззрился на меня, словно на какой-нибудь доселе не виданный диковинный овощ:

– Чего тебе жаль-то?

– Я про ваши ноги.

– А, это, – бросил он. – Да ну их. Не вчера ведь случилось. Я привычный.

– А тело-то ты где нашёл? – спросил Абрахам, и я выложил всем троим свою историю. Закончил так:

– Я-то думал, раз уж я её отыскал и уж всяко видел, папа позволит мне снова на неё поглядеть да послушать, чего доктор скажет, только вот папа не захотел.

– А у них вечно так, – сказал Ричард. – Взрослые думают, им всё знать надо, а нам ничего нельзя, даже одним глазком взглянуть – и то ни-ни. Эй, а пошли-ка поиграем, не хочешь?