Тринадцать секунд - Кирилл Берендеев

– Не трави душу, – взмолился я. Стас задумчиво кивнул, почти не слыша моих слов.

– Либо Окунев действительно хочет твоими руками очень сильно досадить столоначальнику. Этого человека я хорошо знаю, Щукин его фамилия, сам на него зуб имею, и тоже за дела давние, да пока все без толку. Но похоже Окунев один додумался до чего-то такого, о чем все прочие и помыслить не смели. Сам посуди, мужик ждал десять лет, чтобы отомстить, значит, у него все ходы противника записаны, заучены и проверены на все сто. А то, что ты под его руку попал, так это просто удачное стечение обстоятельств.

– Для кого удачное?

– И неудачное для тебя, – милостиво согласился Стас.

– Уж кто бы спорил, – кивнул я неохотно. – С Окуневым мне вообще не повезло. Просто как назло… впрочем, я рассказывал.

– Ну, знаешь, – немедленно парировал Стас, – из любой ситуации, как в том анекдоте, есть два выхода, – он улыбнулся старой шутке. Я поневоле последовал его примеру. – Ну вот, так лучше. У нас тоже два выхода. Платить без писка, молча согласившись на все его условия, или так, чтобы самому Окуневу мало не показалось. Такой человек явно имеет множество недоброжелателей – к одному такому, и его и нас сама судьба привела.

– Я не совсем понял, что ты задумал.

– Тогда слушай внимательно. Я думаю, следует столкнуть Окунева и Щукина, двух старых врагов, пускай оба хищника будут в курсе дел. Столоначальник должен узнать, кто придумал набег и отправил незаметного человека в его квартиру – и какая причина им двигала. Насколько я знаю Щукина – а мне приходилось поставлять в РОВД партию серых мобильников, и очень кстати. Едва он вышел за чаем, я успел вытащить из его стола солидное досье на самого себя. Вот хочу предупредить сразу, он все бумажки собирает. Нужные, не нужные – все сгодятся. Думаю, на Окунева у него должно быть такое же досье. Так что дай повод столкнуть наших рыбок – и шум будет на весь аквариум. Надо только успеть уйти в сторону – им будет уже не до тебя, – и Стас что-то решительно перечеркнул на бумажном листе, поставив восклицательный знак.

Я кивнул, обещая постараться. Поднялся, посмотреть, что он там пишет – оказалось, весь лист занимает наспех набросанная схема нашего района, испещренная красными карандашными стрелами направлений основных ударов, отходов, перегруппировок, и снабженная не совсем ясными датами и подписями к ним. Дом Щукина был взят в кольцо блокады, оттуда протянулись две тонкие пунктирные стрелки к дому Окунева, и там уже красный карандаш жирно перечеркивал их. Я смотрел на план как зачарованный.

Стас поднял на меня глаза. Усмехнулся.

– Пока это предварительный набросок. Не удивляйся, я привык мыслить такими категориями, как-никак на военной кафедре из меня готовили тактика. Вот и вошло в привычку. Нам надо еще все обмозговать, и только затем утвердить поминутное расписание движения по целям. Значит, так, – он поднялся, как-то разом обретя командирские черты. – Завтра ты звонишь Окуневу, получаешь инструкции, а я к тому времени подготавливаю основной материал на Щукина. Затем мы сравниваем полученные сведения.

У меня отлегло от сердца. Машина заработала. Увидев это, Стас только усмехнулся.

– Рано еще. Главное впереди. Окунев наверняка заговорит о встрече, скорее всего, в людном месте, не соглашайся. Если припрет – вот тебе, как вариант, безлюдный уголок парка или задворки дома, или что-то в таком духе. Сам посуди, твое слово против его при встрече тет-а-тет, или твое слово против десятка свидетелей – а при свидетелях он много чего может наговорить. И пускай он подробнейшим образом обрисует план – чем точнее, тем лучше. Тогда мы поймем, что же Окунев задумал: отомстить Щукину, затопив тебя заодно, или же использовать тебя как инструмент мести. В разговоре попробуй потрясти его насчет причин нелюбви к столоначальнику, вдруг что-то проскользнет. У тебя диктофон или магнитофон есть? – я кивнул. – Воспользуйся, запиши разговор, пригодится.

Стас помолчал, посмотрел за окно, прислушался к шумам на складе. И произнес, чуть успокоенный:

– Вроде все пока. Как получишь инструкции, звони мне по этому номеру, – он протянул визитку. – Три звонка, перерыв, потом снова три. И подожди, пока я не уйду. Расходиться будем по одному. Ну, до встречи.

Стас вышел из кабинета, быстрым шагом пройдя через склад. Запищала сигнализация чьей-то машины – через минуту, когда она умолкла, я услышал строгий голос своего знакомого.

– Торговая инспекция. Так, молодые люди, я смотрю, у нас здесь проникновение на опечатанный склад, да еще… гм, порча имущества.

Влюбленные занервничали. Молодой человек, вступаясь за себя и даму, возразил:

– Но ведь двери-то открыты.

– Надо смотреть внимательнее, – укорил молодого влюбленного Стас. – Кто-то ошибся второпях и опечатал со стороны петлей. Так что это еще не повод забираться на склад и заниматься бог знает чем…

– Но мы… мы же не раз уже тут… в смысле…

Разговор заметно стих, если я и разбирал слова, то лишь по одному на фразу. Наконец, Стас, величаво возвысив голос, произнес:

– Хорошо, тогда подвезите до Агаянца, – после чего захлопали двери, завелся мотор и машина с влюбленными в сопровождении Стаса, отправилась в путь. После этого я, как и обещал, выбрался со склада и отправился домой.

Вечером я позвонил Окуневу, предварительно подключив диктофон к старенькому кнопочному «Панасонику» и сразу после его приветствия, пожелал разузнать подробности предстоящей операции. Но и мой собеседник взял с места в карьер, похвалив за разумно быстрое согласие на полное ему подчинение, он стал настаивать на встрече.

– Не хочу откладывать отпуск, даже на день, а деталей обговорить надо множество. Подъезжай ко мне, – предложил он точно в издевку. Я отказался, последующие десять минут мы спорили о месте встречи. Наконец, сошлись на луна-парке.

– Забавно, что ты это предложил, – произнес Окунев, взаправду хмыкая, – но твое дело. Захвати ручку, будешь конспектировать, все равно с ходу всего не запомнишь.

– Ничего, постараюсь запомнить как-нибудь, – диктофон я собирался взять с собой. Окунев буркнул что-то неразборчивое, прощаясь. Я стал собираться.

Диктофон у меня был старый, советского еще производства, и двухкилограммовым весом своим оттягивал куртку спереди, придавая моим тщедушным габаритам какую-то странную форму, точно все силы ушли на поддержание в форме пивного живота. Но ничего другого при таких габаритах отечественных микросхем (как известно, самых больших в мире), запрятанных в пластмассовую упаковку, я поделать не мог, как ни старался. Оставалось надеяться на близорукость Окунева.

Посему, сразу по приходе в луна-парк, я сел на первую попавшуюся лавочку и стал ждать. Вечер клонился к закату, народу оставалось немного, и все больше у колеса обозрения, где вертелись неугомонные малыши, не желавшие уходить из парка, не посмотрев с вышины на город, и усердно клянчившие на путешествие к небу у затюканных затянувшимся летним днем родителей. Просто как я сам в молодые годы.

Пока я ностальгировал, разглядывая ребятню, неожиданно заметил Окунева. Он пришел много раньше меня, и сидел, удобно расположившись, на другой лавочке; заметив мой взгляд, несколько обескураженный, усмехнулся и поманил пальцем.

Вставать с диктофоном на пузе было тяжеловато, я засунул руки в карман куртки и пошел к нему. Окунев пристально разглядывал меня по мере приближения, а по достижении его скамейки, заявил:

– Очень хорошо, что ты так пунктуален. Теперь сделай милость, вынь свою шкатулку из-за пазухи или я сделаю это за тебя. А теперь садись и смотри на счастливых детей светлым взором, роль папаши для тебя еще старовата, посему считай себя дядей одного из этих пацанов. Да, в их возрасте я столь же восхищался колесом обозрения, и так же охотно, с папиным биноклем ехал на самую высь, чтобы осмотреть город, правда, не этот. Вытаскивай шарманку и положи на колени, чтобы я видел. И кассету дай мне. А теперь пойдем, покатаемся. Всего пару кругов – сегодня чудный день, грех такой упускать. Да и дядя Валера платит.