Зовите меня Джо - Пол Андерсон

Он вкратце изложил суть случившегося и закончил словами:

– Я обвиняю доктора Глассголд в нарушении медицинских предписаний, а доктора Вильямса – в оскорблении офицера службы порядка.

– Оскорблении действием? – уточнила Линдгрен.

Вильямс заерзал на стуле.

– Нет, мадам. В оскорблении словом, – ответил Реймонт и, обернувшись к химику, добавил: – Считайте, что вам повезло. Из психологических соображений мы не можем устраивать судебного разбирательства, которое в иных обстоятельствах непременно повлекло бы за собой оскорбление действием. Но если вы будете и дальше так себя вести, суда вам не миновать.

– Достаточно, констебль, – оборвала его Линдгрен. – Доктор Глассголд, не будете ли вы так добры и не изложите ли о случившемся со своей точки зрения?

Биолог все еще с трудом сдерживала гнев.

– Я признаю себя виновной в нарушении правил, – решительно тряхнув головой, ответила она, – но требую, чтобы меня освидетельствовали – да и не только меня. Устав это допускает. И требую, чтобы было учтено не только мнение доктора Латвалы, а совета офицеров и моих коллег. Что касается драки, Норберт был попросту спровоцирован и стал жертвой грубой жестокости.

– Вы что скажете, доктор Вильямс?

– Ума не приложу, как это я до сих пор терплю ваши идиотские прика… – выпалил американец, но, взяв себя в руки, продолжил более спокойно: – Прошу прощения, мадам. Тонкостей космического законодательства мне никогда не удавалось упомнить. Я считал, что лучшая наша опора – это доброта и здравый смысл. Может быть, Реймонт и прав, так сказать, с практической точки зрения, но я живой человек, и от его тупых методов меня уже тошнит.

– Что ж, доктор Глассголд и доктор Вильямс, согласны ли вы, чтобы я вынесла свой приговор по этому делу, или желаете, чтобы было проведено судебное разбирательство?

Вильямс криво улыбнулся:

– Дела у нас и так – хуже некуда, мадам. Думаю, может быть, в наши файлы этот случай стоит занести, но чтобы об этом знал весь экипаж – наверное, лучше не надо.

– О да! – с готовностью подхватила Глассголд и горячо сжала руку Вильямса.

Реймонт только успел рот раскрыть, как Линдгрен ледяным голосом произнесла:

– Вы мой подчиненный, констебль. Безусловно, вы вправе обжаловать мое решение у капитана.

– Нет, мадам, я не стану этого делать, – покачал головой Реймонт.

– В таком случае, – сказала Линдгрен, откинувшись на спинку стула, – мое решение таково: сегодняшний случай и все высказанные по его поводу обвинения не будут внесены ни в какую документацию. Давайте поговорим о происшедшем иначе – по-доброму, как люди, которые волей судеб оказались надолго вместе в одной, образно говоря, лодке.

– Его вы тоже имеете в виду? – оскорбленно поинтересовался Вильямс, кивнув в сторону Реймонта.

– Вы должны понимать, что порядок и дисциплина нам необходимы, – мягко урезонила его Линдгрен. – Не будет этого – мы погибнем. Может быть, порой констебль Реймонт чересчур усердствует. Может быть, я ошибаюсь. Но как бы то ни было, он – единственный полицейский и военный специалист на борту. Если вам не по душе его методы… ну что ж, собственно говоря, для таких случаев есть я. Расслабьтесь, успокойтесь. Я сейчас попрошу, чтобы нам принесли кофе.

– Если старший помощник не возражает, – проворчал Реймонт, – я предпочел бы уйти.

– Нет, не уходите, нам есть что вам сказать, – сердито возразила Глассголд.

Реймонт смотрел на Линдгрен. Казалось, еще чуть-чуть – и между ними проскочат искры: так наэлектризовалась атмосфера.

– Как вы верно указали, мадам, – продолжал Реймонт, – в мои обязанности входит обеспечение выполнения корабельного устава – не больше и не меньше. Тут же затевается нечто, к моим обязанностям отношения не имеющее, – теплая дружеская беседа за чашечкой кофе. Кроме того, я уверен, что джентльмену и леди без меня будет легче и спокойнее.

– Пожалуй, вы правы, констебль, – кивнула Линдгрен. – Вы свободны. Можете идти.

Реймонт встал, откозырял и вышел из кабинета. По пути наверх он встретил Фрайвальда, и они по-приятельски поздоровались. С пятью-шестью добровольными помощниками у Реймонта по-прежнему сохранялись добрые отношения.

Реймонт открыл дверь своей каюты. Кровати были сдвинуты и разобраны. Чиюань в легком, полупрозрачном пеньюаре, похожая на маленькую девочку, грустно посмотрела на него.

– Привет, – сказала она, внимательно глядя на Реймонта. – Ты мрачен, как туча. Что случилось?

Реймонт уселся рядом с ней и рассказал все, как было.

– Ну… – нахмурив брови, проговорила Чиюань, дослушав до конца. – Разве стоит их сильно винить?

– Да нет, не стоит, пожалуй, – вздохнул Реймонт. – Хотя… Не знаю. Ведь экипаж так старательно подбирали. Весь цвет науки. Что только не учитывали – образование, особенности характера, здоровье, преданность делу. И ведь все понимали, что скорее всего обратной дороги не будет. Ну, как минимум, нас ждало возвращение совсем на другую Землю, в другие страны, уже не такие, которые мы покинули… – Реймонт рассеянно пригладил жесткие волосы. – И как все переменилось. – Он грустно улыбнулся. – Судьба наша неизвестна, может быть, нам придется погибнуть, и уж наверняка нас ждет полная изоляция. Но разве все это так уж сильно отличается от того, к чему мы себя готовили, покидая Землю? Разве из-за этого надо так убиваться? Разве можно?

– Можно, – коротко отозвалась Чиюань.

– И ты туда же, – воскликнул Реймонт и бросил на китаянку свирепый взгляд. – Я на тебя так надеялся! Что с тобой? Поначалу ты была занята работой, развлекалась, веселилась, продумывала всякие планы на будущее насчет исследований на бете Девы. Да и потом, когда случилась беда, ты вела себя молодцом.

Чиюань вяло усмехнулась и погладила Реймонта по щеке.

– Ты меня вдохновлял, – призналась она.

– А потом… чем дальше, тем больше, – продолжал Реймонт. – Я все чаще вижу, как ты просто сидишь и ничего не делаешь! Ведь у нас с тобой началось что-то большое, настоящее, а теперь… ты все реже со мной разговариваешь. Даже секс тебя, похоже, интересовать перестал. Ты не работаешь, не мечтаешь, даже не плачешь в подушку в темноте… я бы услышал и проснулся. В чем дело, Айлинь? Что с тобой происходит? Что творится со всеми?