Зовите меня Джо - Пол Андерсон

– Почему ты спрашиваешь?

– Из-за одной фразы. Ничего дурного, но все равно обидно.

Линдгрен нахмурилась:

– Я тебе уже говорила… несколько раз, когда ты наводил порядок… словом, ты вел себя более жестко, чем нужно, на мой взгляд. На корабле нет дураков, злодеев и саботажников, пойми.

– Что, мне не следовало обрывать Норберта Вильямса, когда он за обедом начал поносить шведов? Знаешь, такие замашки ни к чему хорошему не приведут. Я понимаю, – сказал Реймонт, сцепив одной рукой другую, зажатую в кулак, – военная дисциплина тут ни к чему, она нежелательна… пока. Но я видел столько смертей, Ингрид. Может настать такое время, что мы просто не выживем, если не будем действовать сообща и реагировать на приказы как положено.

– Да, безусловно, на бета-Третьей, – согласилась Линдгрен. – Хотя автоматическая станция не сообщила о каких-либо признаках наличия там разумной жизни. В худшем случае нам там встретятся вооруженные копьями дикари – но вряд ли они будут настроены враждебно по отношению к нам.

– Я не об этом. Я об опасностях типа бурь, землетрясений, болезней. Бог знает, сколько всякого такого может оказаться на планете, совершенно не похожей на Землю. Мало ли что может случиться по пути. Я не уверен, что люди знают о Вселенной абсолютно все.

– Банально.

– Да. Старо, как космические полеты, и еще старее! Однако не менее реально от этого. – Реймонт задумался, подбирая слова. – Я растерян. Ситуация для меня непривычная. Я пытаюсь… каким-то образом… сохранить само понятие власти, дисциплины. Нет, не тупого повиновения уставу и офицерам. Понятие такой власти, которая имеет право послать человека на смерть, если это необходимо, ради спасения остальных.

Она смотрела на него удивленно и испуганно.

– Вижу, ты не понимаешь, – вздохнул Реймонт. – Не можешь понять. Ты жила в слишком благополучном мире.

– Может быть, ты сумел бы мне это объяснить как-то иначе, – нежно проговорила Ингрид. – Может, я бы тоже смогла помочь тебе кое-что понять. Это будет нелегко. Ты ведь никогда не расставался с оружием. Но давай попробуем, ладно? – она улыбнулась и шлепнула его по бедру. – А сейчас, глупыш, мы не на работе. Давай поплаваем?

Ингрид разделась. Реймонт не спускал с нее глаз. Она любила занятия спортом, после которых загорала под ультрафиолетовой лампой. У нее была красивая грудь, широкие бедра, тонкая талия. Чудесный бронзовый загар очень шел к светлым волосам.

– Боже мой, – восхищенно проговорил Реймонт по-русски. – Ты просто красавица!

Она грациозно повернулась на носке.

– К вашим услугам, господин, если поймаете!

Ингрид побежала к трамплину и четко, красиво нырнула. Ее прыжок получился замедленным из-за малой силы тяжести – что-то вроде балета в воздухе. И брызги воды так же замедленно взметнулись и упали.

Реймонт не стал нырять с трамплина – прыгнул прямо с бортика. Плавать было приятно. В воде невесомость не чувствовалась. Казалось, будто купаешься в реке или в море. Ингрид как-то сказала, что из-за таких чудесных мелочей она вряд ли будет мучиться ностальгией. Весь космос принадлежал человеку.

Они плавали наперегонки, ныряли, выныривали, Ингрид то подплывала к Реймонту, то выскальзывала из его объятий и уплывала, и их веселый смех эхом отскакивал от стен. Когда наконец Реймонт догнал и обнял ее, она обвила его шею руками и прошептала:

– Ну все, ты меня поймал…

– М-м-м-м-м… – пробормотал Реймонт и поцеловал ямочку между ключицами. – Давай-ка заберем одежду и пойдем.

Ингрид весила сейчас всего шесть килограммов, и Реймонт легко вынес ее из бассейна на одной руке. Когда он нежно погладил кожу Ингрид, она рассмеялась:

– Сластолюбец!

– Скоро сила тяжести станет обычной, и тогда я вряд ли смогу поднять тебя одной рукой, – напомнил ей Реймонт и со скоростью, при которой на Земле можно было запросто сломать шею, помчался вниз по ступенькам винтовой лестницы к офицерской палубе.

А потом в полутемной каюте Ингрид подперла щеку ладонью, и ее глаза встретились с его глазами. Ее тело казалось янтарно-золотым. Ингрид нежно коснулась щеки Реймонта.

– Ты очаровательный любовник, Карл, – прошептала она. – Лучше тебя у меня никого не было.

– Ты мне тоже очень нравишься, – признался он.

Ингрид нахмурилась, в голосе ее прозвучала нотка боли:

– Но ты только в постели расслабляешься. Да и расслабляешься ли? Забываешь ли обо всем?

– Было бы о чем забывать, – угрюмо пробурчал Реймонт. – Я тебе все про себя рассказал.

– Анекдотики всякие. Обрывки. Все как-то бессвязно… Вот в бассейне впервые за все время ты хоть чуть-чуть раскрылся по-настоящему. Чуть-чуть – и тут же снова спрятался. Почему? Я же не собираюсь обижать тебя, Карл, делать тебе больно.

Он сел, нахмурился.

– Не понимаю, о чем ты. Люди узнают друг друга, когда живут рядом. Ты знаешь, что я люблю художников-классиков, таких как Рембрандт и Бонестель, и терпеть не могу абстракционистов и хромодинамиков. Не очень разбираюсь в музыке. Юмор у меня солдафонский. Что касается политики, то я убежденный консерватор. Больше люблю жареное мясо, чем тефтели, но никогда не прочь культурно развлечься. Я люблю азартные игры, неплохо играю в покер, и здесь бы играл, будь в этом смысл. Люблю и умею работать руками, а потому с удовольствием приму участие в устройстве лабораторных помещений, как только позовут. Не раз пытался прочесть «Войну и мир», но всякий раз засыпаю. Чего же тебе еще? – спросил он, в сердцах хлопнув ладонью по матрасу.

– Я хочу все знать о тебе, – немного грустно сказала Ингрид и красноречиво обвела рукой каюту. Дверца шкафа была открыта, на плечиках висели ее лучшие платья. На полочках были расставлены и разложены любимые безделушки – старая статуэтка Глашатая, лютня, с десяток неразвешенных картин, маленькие фотографии родственников, нарядная шведская кукла. – А ты с собой ничего такого не взял.

– Я всю жизнь кочую со скоростью света.

– И дороги тебе, судя по всему, выпадают нелегкие. Может быть, когда-нибудь ты станешь со мной более откровенен, – сказала Ингрид и обняла Реймонта. – Карл, давай больше не будем об этом. Я не хочу тебя огорчать. Иди ко мне. Понимаешь, все теперь не так просто… Я люблю тебя, Карл…